Эрик Ластбадер - Черный клинок
– Что ты имеешь в виду под словом "странный"?
Одри широко открыла глаза:
– Я имею в виду: "очень странный".
– А с кем контракт-то? Кто партнер?
Одри сняла с плеча ракетку и слегка ткнула ею Хэма в живот.
– Вот это-то и есть самое пикантное в договоре. – Она мягко улыбнулась. – Партнер не кто иной, как твой папаша.
* * *– Я слышу их, – шепнул Вулф. – Они очень близко.
Чика быстро зажала ему рот ладонью.
Где-то поблизости скрипнула половица, чей-то голос, лишь немного приглушенный тонкой перегородкой, произнес:
– Получше проверь всю эту проклятую одежду. От этого негодяя всего можно ожидать.
Вулф с Чикой лежали лицом вниз в крохотной потайной комнатке без окон, которую Вулф в свое время раскопал при осмотре апартаментов Лоуренса Моравиа. Лишь ничтожная стенка отделяла их от полицейских из нью-йоркского управления полиции, которые с ног сбились, разыскивая их по всем комнатам.
Как раз в тот момент, когда Бобби Контор загорелся, Чика втащила Вулфа в служебный вход здания, рядом с которым они скрывались под кронами деревьев. Оказалось, что это был тот самый дом, в котором жил Моравиа, и Чика преднамеренно попросила Бобби ехать на улицу Сентрал-Парк-Саут.
Не говоря ни слова, она повела Вулфа мимо мусорных ящиков, потом налево и вниз, и они очутились перед узкой бетонной лестницей. В воздухе ощущалась сырость, слышно было, как где-то рядом из прохудившегося крана капает вода.
По лестнице они поднялись на бетонный помост, весь покрытый масляными пятнами, а в дальнем конце его они увидели дверь большого грузового лифта. Двадцативаттовая лампочка, ввинченная в дешевенький белый керамический колпачок, еле светила, но все же, подойдя к двери, они смогли различить, что рядом не было никакой кнопки вызова – виднелась лишь сигнальная пожарная чека, что соответствовало предписаниям городских властей.
Чика вынула из кармана какой-то странный ключ и, вставив его в замочную скважину, повернула вправо. Дверь открылась, и они вошли в кабину лифта. Внутри тоже не оказалось никакой кнопки, была видна лишь пожарная сигнальная чека. Чика вновь вытащила тот же самый ключ, вставила его в щель и повернула влево, лифт пополз вверх.
– Так вот каким образом ты попадала в квартиру Моравиа!
Чика согласно кивнула головой:
– Только он да я знали этот путь. Поскольку Лоуренс был проектировщиком, то для него не составляло труда предусмотреть и такую штуку.
"И действительно, почему бы не предусмотреть, – подумал Вулф. – Когда ведешь тайную жизнь, нужно предусматривать все пути и способы самозащиты".
Лифт остановился, дверь автоматически открылась, они вышли и очутились в кромешной тьме. Но рассматривать ничего не пришлось: в тусклом свете лампочки из лифта Вулф смог разглядеть лишь бесцветные стены и почувствовать, что начисто потерял ориентировку.
– Осторожнее здесь, – предупредила Чика и скользнула куда-то вниз.
Вулф последовал за ней. Они пошли направо. Вдруг он понял, что коридор кончился. Он знал, что Чика где-то рядом, слышал скрежет металла о металл и звук открывающейся крышки люка. Вулфа овеяло свежим воздухом, пахнущим почему-то сеном, что уж совсем было непонятно в этой обстановке.
Тут Чика куда-то исчезла. Затем зажегся свет, освещая вверху квадратный люк, в который она полезла первой, а потом помогла влезть и ему. Они очутились в знакомой уже Вулфу потайной комнате Моравиа. В ней по-прежнему стояли трюмо и жаровня-ибачи, лежали замшевые перчатки, висели на стене ковер и несколько эротических фотографий. Чика отодвинула подальше тростниковую циновку толщиной чуть более двух дюймов, лежавшую рядом с люком, через который они проникли в Марион– – комнату, закрыла его крышку и, задвинув щеколду, вновь подтащила циновку на место, замаскировав тем самым люк.
– Камивара мертв, – сказала Чика. – Ты применил свою способность "макура на хирума", чтобы убить его. Как теперь чувствуешь себя?
– Хотел бы я знать, правильно ли я поступил, выпустив джинна из бутылки, – ответил Вулф.
– Это хорошо, что ты так думаешь, – сказала Чика. – "Макура на хирума" определенно имеет и негативную сторону. И тебе потребуется время, чтобы увидеть все в истинном свете. – Глаза Чики при этих словах ярко сверкнули. – Мир изменился для тебя, Вулф, и назад пути нет.
Он вспомнил, как она стояла среди луж крови на кухне Джонсона и разговаривала с Сумой. Что они тогда замыслили? Какую игру она затеяла против него, сначала придя на помощь, а затем выдавая врагу? Ему захотелось спросить, какие у нее отношения с Сумой, да и вообще хотелось спросить о многом. Было ясно одно: мир для него изменился и выяснять отношения с Чикой в данный момент не имело смысла. Он должен был осознать суть происходящего. А пока что Вулф находился в сером промежуточном пространстве. Кто друг, а кто враг? Это было для него загадкой. Он не сомневался лишь в том, что Чика хочет привезти его в Токио. Если он окажется там, то, вероятно, найдутся ответы на некоторые из вопросов. А сейчас разумнее всего было не ломать попусту голову и выжидать благоприятного момента.
– Да, назад пути нет, – сказал он. – Я понимаю.
Вслед за этим последовало молчание. Что за ним скрывалось, Вулф определить не мог. Неужели он сделал что-то не так?
Он взглянул на Чику и сказал:
– Мы можем и не выбраться отсюда.
Чика ничего не ответила. Тогда он придвинулся поближе и спросил:
– Зачем Камивара приходил к Джонсону? Кто он такой?
– Он был не просто профессиональным убийцей, если ты это имеешь в виду. Он здесь долго околачивался и знал все ходы и выходы.
– Как и твой контрпартнер?
– Не понимаю, что ты хочешь сказать.
– Я говорю о Суме.
– Нет, Сума – другое. – Она на минутку задумалась. – Камивару должны были отозвать отсюда еще некоторое время назад. Думаю, что решение об этом уже было принято. Он стал... бесполезным.
– Ты имеешь в виду, что он слишком долго не был дома?
– Не совсем так. – Чика секунду помолчала. – Полагаю, что чувство реальности настолько покинуло его, что он перестал быть полезным для общества Черного клинка.
– Ты хочешь сказать, что он тронулся умом?
– Вполне возможно.
У Вулфа снова возникло ощущение, что он делает что-то не так. Ему, видимо, не стоит сейчас вступать с Чикой в конфликт, подозревая ее во лжи или, по крайней мере, в том, что она не раскрывает всей правды. Тут и слепому ясно, что ее не испугаешь.
Вулф подумал о Бобби, мгновенно сгоревшем в страшном огне. Вот он что-то кричит, спасая их жизнь, а в следующий миг его не стало. Общество Черного клинка пытается разделаться и с ним, а федеральная военная разведка, едва завербовав его, предпринимает ту же попытку. Так что он уже и не понимает толком, кто же подставил его – Сума или "призраки" и разведка. Все это похоже на войну. Впрочем, как сказала Чика, война уже идет, и его втянули в нее.
"Думай, черт бы тебя побрал, – бранил он себя, – думай. Соображай, в качестве какого оружия тебя используют". Но думать он пока что мог лишь о смерти Бобби и о последней скудной информации, которую тот выдал, – о том, что Бризарду кто-то сообщил о его местонахождении. А сделать это могла только могущественная организация, соткавшая паутину от Токио до Вашингтона, через человека по имени Шипли из министерства обороны. Кто-то в этом министерстве заинтересован в том, чтобы его, Вулфа, убрали.
Он был убежден, что у всех этих разрозненных несостыковывающихся мыслей есть что-то общее, надо только заметить его. Важнее другое. Он вдруг понял, что для кого-то он является чем-то большим, чем он сам мог себе это представить.
И тут он подумал о той картине, которую Чика позволяет ему мысленно рисовать, и о большом жюри присяжных заседателей, которому из офиса окружного прокурора представят улики и доказательства, необходимые для вынесения вердикта, если его отдадут под суд. И он попросил Чику:
– Расскажи мне побольше о клубе Запретных грез.
– Взгляни на фотографии на этой стене.
Вулф посмотрел на них. Он уже немного привык к ее отвлеченным ответам на вопросы и, к своему удивлению, находил, что ему даже нравится ломать голову над ее словами и как бы просеивать их, подобно тому, как его отец просеивал опалы там, в шахте, в далекой-далекой Австралии. Вулф смутно понимал, что Чика таинственным образом воздействует на него, принуждает покончить с прежней жизнью.
– Что ты нашла в этой теме такого, что заставило тебя фотографировать?
– Если я правильно поняла, – ответила она, – ты имеешь в виду фотографии, на которых отражен процесс фиксации женщин.
– Да, именно их.
– Тебя что, заинтересовала эта тема?
– Признаюсь, от этих фотографий трудно отвести взгляд.
– Да, трудно. А знаешь почему?
– Не знаю.
– А по-моему, знаешь.
– Ну хорошо, – согласился он. – Возможно, из-за их оторванности от жизни. Все они – как бы сцены из спектакля.
