К. Сэнсом - Камни вместо сердец
– Ступай назад, в детскую!
Младший Хоббей огляделся по сторонам в беспомощном недоумении, странным образом нахмурился, члены его вдруг задергались мелкой неровной дрожью, глаза закатились, и он рухнул на землю. Селяне отступили назад, послышались испуганные женские голоса. Абигайль приложила руки к щекам и задушенным голосом простонала. Дэвид теперь дергался на земле, как какая-то марионетка.
– Что он делает? – ахнул кто-то в толпе.
– Он одержимый… кто-нибудь, позовите священника! – ответил ему кто-то.
А потом раздался еще чей-то голос:
– Да это же падучая…
Мистрис Хоббей снова застонала.
Это и правда была падучая: я видел эту болезнь в Лондоне. Жуткая хворь эта вдруг, словно гром среди ясного неба, могла поразить людей, всю свою жизнь кажущихся нормальными, могла внезапно бросить их дергающимися на землю. Некоторые считали ее разновидностью безумия, другие – одержимостью злыми духами.
Опустившись на колени, Абигайль попыталась успокоить бившие сына судороги.
– Амброуз, помогите мне, ради бога! – воскликнула она. – Он же прикусит язык!
Итак, этот припадок не первый, подумал я.
Отстегнув кинжал от пояса, Фальстоу просунул кожаные ножны между зубами Дэвида, губы которого теперь покрывала белая пена. Дирик глядел на происходящее с удивлением, а Хоббей-старший смотрел то на сына, то на толпу, а потом вдруг выкрикнул голосом, полным ярости и муки:
– Ну что, видели? А теперь, ради бога, ступайте, оставьте нас!
Возле него бесстрастно смотрел на корчившегося Дэвида Хью. Без жалости, без капли сострадания.
Селяне не двигались. Какая-то женщина произнесла:
– А помните того плотника, что явился к нам жить… у него тоже была падучая!
– Так мы же выгнали его и камнями вслед забросали!
Сэр Люк Корембек, наконец, шевельнулся.
– Разойдитесь все, приказываю! – раздался его голос.
Люди начали расходиться, поглядывая на Дэвида со страхом и презрением. Успокоившись, он немного полежал, а затем со стоном сел, посмотрев на мать.
– Голова болит, – проговорил он и зарыдал.
К нему подошел Николас.
– У тебя был приступ, – мягко проговорил он. – Теперь все в порядке, все хорошо.
– И все видели это? – с ужасом в голосе спросил юноша. По лицу его текли слезы, и он возбужденно озирался. Старший Хоббей и Фальстоу помогли ему подняться на ноги. Николас схватил сына за руку.
– Мне очень жаль, Дэвид, – проговорил он прежним тоном. – Я всегда боялся, что однажды это случится. Твой припадок вызвал Эттис вместе со своими людьми.
После этого он повернулся к сэру Люку:
– Благодарю вас, сэр, за то, что вы разогнали толпу. – В этот миг меня невольно восхитило внутреннее достоинство Хоббея. Сглотнув, он продолжил: – Увы, как вы только что видели, мой сын страдает падучей. Припадки случаются редко, и после недолгого отдыха он снова придет в себя.
– Причиной несчастья стал Эттис и его мужланы, – проговорил судья. – Иисусе, вот времечко: йомен возражает джентльмену!
Мы следовали за семейством по сельским дорогам. Фальстоу и Хью поддерживали с двух сторон Дэвида. Я понимал, что семья претерпела серьезный удар: отныне дворяне и сельские жители будут считать младшего Хоббея порченым. Я жестом велел Бараку отстать от остальных.
– Что скажешь? – спросил он, когда наши спутники ушли достаточно далеко вперед.
– Думаю, что они много лет это скрывали, – вздохнул я. – Дирик об этом не знал – он явно был изумлен. Милостивый боже, трудно представить себе ситуацию, более невыгодную для Хоббеев… У всех на виду! При всей своей тупости Дэвид Хоббей не заслуживал этого. Кстати, мне кажется, что в исчезновении Фиверйира кроется много больше, чем поведал мне Дирик, когда я рассказал ему о том, что видел из окна прошлым вечером… Его клерк бежал так, словно за ним гнался сам дьявол. И потом, сам Дирик сегодня явно чем-то очень озабочен.
– Возможно, у Дэвида приступ был и вчера.
– Нет. Он стоял возле валов стрельбища рядом с Хью. Что бы там ни случилось, Фиверйир бежал, чтобы сообщить об этом Дирику. A теперь его нет с нами.
– А когда Абигайль кричала после смерти Ламкина, что ты не видишь того, что перед твоими глазами… она не могла иметь в виду Дэвида?
Я покачал головой:
– Нет. Она явно подразумевала что-то другое. Из всех людей она в последнюю очередь стала бы привлекать внимание к состоянию своего ребенка.
Я посмотрел на группу, шедшую впереди нас: Абигайль держалась позади своего сына.
– Каморка Фиверйира находилась возле твоей. Ты слышал, как он ушел? – спросил я.
– Слышал, как на самом рассвете за ним захлопнулась дверь, а затем его частые мелкие шаги. Я подумал, что он пошел на раннюю службу.
– Так что же заставило его бежать подобным образом, хотелось бы знать? – Я понимал, что исчезновение Сэма играет существенную роль в происходящем… но вот какую именно?
Глава 30
Лес ранним утром пребывал в восхитительном покое. Птицы сладко распевали в ветвях, белка следила за мной с ветви бука, и ее пушистый рыжий хвост подчеркивал зелень листвы. Я сидел на поваленном стволе посреди небольшой лужайки возле дуба, радуясь просторному жилету и рубашке, которые надел для охоты. Из-за спины до меня доносились голоса завтракавших за деревьями гостей, в то время как ровный шелест ветвей в недрах парка указывал на то, что мастер Эйвери вместе со своими людьми выслеживает оленя. Однако мне следовало отстраниться от них, уйти как можно дальше, хотя бы на минуту-другую. Скоро по охотничьему парку прокатится конная буря…
Я же пока размышлял о событиях предыдущего дня.
Когда мы возвратились из церкви, Дэвида отвели наверх и заставили лечь, хотя он все время протестовал, уверяя, что уже совсем пришел в себя. Его отец попросил Дирика пройти в его кабинет. Я как раз поднимался наверх, когда мой коллега появился на лестнице и спросил, не угодно ли мне посетить мастера Хоббея.
Хозяин Хойлендского приорства сидел за своим столом с серьезным выражением на лице. Он негромко попросил меня сесть, взял песочные часы и перевернул их, с печалью наблюдая за течением песчинок.
– Итак, мастер Шардлейк, – промолвил он ровным тоном, – вы видели, что у моего сына… что сын мой болен. Этот факт мы всегда старались держать при себе. Он всегда чрезвычайно угнетал мою жену: зрелище его припадков поражает ее в самое сердце. За исключением членов семьи, о его болезни знал только Фальстоу. По милости божьей, у Дэвида никогда еще не было припадка в присутствии слуг. Мы скрывали его болезнь даже от мастера Дирика. – Николас грустно улыбнулся своему адвокату. – Простите меня за это, Винсент. Но теперь о ней знают все. Эттис и его компания сегодня будут весь вечер осмеивать Дэвида в деревенской таверне…
Опустив часы на стол, он сжал пальцы в кулак.
– Насколько я понимаю, Хью уже какое-то время известно о болезни Дэвида, – заметил я.
– Первый приступ случился у моего сына сразу же после того, как к нам переехали Хью и Эмма… когда мы еще жили в Лондоне.
– Однако вы, тем не менее, хотели выдать Эмму за вашего сына. А заключать брак подопечного с лицом, подверженным такой болезни, как падучая, не разрешается.
– Девушка умерла, – резким тоном напомнил Дирик.
И он беспокойно поглядел на Николаса, словно бы опасаясь того, что тот может наговорить больше, чем следует. Но что еще он мог бы сказать?
Я повернулся к Хоббею:
– Так, значит, Хью все время держал это в секрете?
Хозяин дома кивнул, но теперь глаза его смотрели на меня с настороженностью:
– Он согласился молчать и никому не рассказывать. И сдержал свое обещание.
– Сложно возлагать подобную обязанность на мальчика, – покачал я головой.
– Сам факт его молчания, бесспорно, свидетельствует о его верности семье, – вставил Винсент.
– Но ваше явление сюда и все это дело, – в голосе Николаса прозвучала гневная нотка, однако он немедленно овладел собой… – все это подвергло мою жену и сына огромному напряжению. И я полагаю, что именно это послужило причиной приступа Дэвида.
Однако потом он взял себя в руки и продолжил:
– Я бы попросил вас в порядке милосердия не сообщать об этом в Опекунский суд и не раскрывать наш секрет в Лондоне.
Я внимательно посмотрел на него. На лице Хоббея читалось тихое отчаяние. Губы его на мгновение дрогнули.
– Мне надо подумать, – ответил я.
Николас и Дирик переглянулись, и мастер Хоббей вздохнул:
– Мне пора идти, необходимо отдать еще несколько распоряжений в отношении охоты.
– Вы по-прежнему уверены в том, что эти приготовления разумны? – спросил мой оппонент.
– Да. Я не склоню головы, – отозвался хозяин с долей прежней твердости. – Я встречу моих гостей. И вы, Винсент, должны присутствовать, как подобает моему адвокату. Мастер Шардлейк, – повернулся он ко мне, – а вы примете участие в охоте?
