Теренс Стронг - Смерч над Багдадом
— Мы бежали на лодке, — сказал Мойлан. — Софию подстрелили. Думаю, она мертва.
Последовала короткая напряженная пауза. Потом Михалис сказал:
— Ей повезло. Она все надеялась, что говорить ее не заставят. Афинская полиция разыскивала ее за убийство полицейского. Вряд ли они знают о вашем существовании.
— Теперь знают, только, конечно, не догадываются, зачем мы здесь.
— Что собираетесь делать?
— Продолжать, разумеется. «Коринфский купец» будет сегодня в доках, завтра можно довести дело до конца, как мы и планировали. Только мне понадобится ваша помощь.
— «Семнадцатое ноября» не бросает в беде своих товарищей по революционной борьбе.
— Рад слышать. Будьте в амбаре как можно быстрее. И обязательно сбрейте бороду.
Условившись обо всем, Мойлан повесил трубку, вернулся к машине, и они выехали из города. Может быть, у него разыгралось воображение, но ему показалось, что на улицах слишком часто мелькали полицейские в форме.
Несколько миль они двигались по шоссе, потом свернули в проложенную фермерами колею, которая петляла среди оливковых и апельсиновых садов и убегала к высоким перевалам, ведущим глубоко в горы.
Остановились недалеко от амбара, тщательно осмотрелись, нет ли засады, но ничего подозрительного не обнаружили.
Едва перевалило за полночь, как на дороге сверкнули фары машины Михалиса.
Мойлан, не теряя времени, принялся излагать новый план.
— Теперь, когда мы потеряли Софию, нам нужен еще один человек, владеющий греческим. Вы, Михалис, под видом врача поможете нам на борту корабля, а Мегги вместо Софии будет медсестрой.
— Что? — воскликнула Мегги.
Он даже не оглянулся.
— Иракцы все устроили: в Ираклионе нас будет ждать зарегистрированная в Валетте яхта, которая принадлежит ливийскому дипломату. После завершения операции отправимся туда, а потом каждого доставят в любой средиземноморский порт, по его выбору. — Он посмотрел на О’Хейра и Салливена. — Всего через несколько часов американцы проиграют войну с Ираком. Берите грузовик с гранатометом, занимайте позицию, пока не рассвело.
Чехол с машины скинули за несколько минут. С виду она ничем не отличалась от крытых грузовиков для перевозки фруктов, которые в сезон сбора урожая заполоняли критские дороги. Высокие борта скрывали шесть круглых отверстий в брезентовой крыше, проделанных для шести самодельных восьмидюймовых орудий, которые нацелятся на ничего не подозревающую американскую базу.
Мойлан наблюдал за погрузкой ящика из-под чая, в котором лежали бомбы.
— Помните, радио постоянно держать включенным на прием. Если все пойдет по плану, вы услышите сигнал к атаке — «шершень» — между полночью и часом ночи. Отмена по сигналу «белая моль», но я надеюсь, посылать его не придется. В любом случае возвращайтесь в Ханью, снимите там комнату на двое суток. Потом двигайте в Ираклион и присоединяйтесь к нам на борту яхты.
Все смотрели, как О’Хейр запускает мотор. Покашляв несколько раз в сыром воздухе, он наконец заурчал, и этот рокот постепенно затих в темноте.
Воцарилась тревожная тишина.
— Там в амбаре постельное белье, — сказал Мойлан Михалису, — можете поспать в своей машине. Только я заберу ключи.
Грек швырнул их ему.
— Не доверяете?
Мойлан улыбнулся.
— Я никому не доверяю.
— Значит, вы очень несчастный человек, — мрачно заметил Михалис. — И вам суждено вечное одиночество.
Мегги пошла за Мойланом в амбар и молча ждала, пока он застилал простынями охапки чистой соломы.
— Зачем нам задерживаться на двое суток? Этого слишком мало, чтобы полиция прекратила поиски, тем более после обстрела и взрывов.
— Ага! Снова рассуждаешь, как настоящая террористка? — взглянув на нее, саркастически заметил он. — А я уже было потерял всякую надежду.
Она покачала головой.
— Просто хочу поскорей выбраться отсюда и вернуться назад к малышу.
— И к Максу?
— Не знаю. — Хриплый голос звучал неуверенно. Она много передумала, узнав о нем правду. И мысли все время шли по кругу. Ей все еще трудно было поверить, что их совместная жизнь и любовь Макса — обман.
— Не будем мы ждать двое суток. Это я говорил для О’Хейра и Салливена.
Она опустилась на простыни, слишком измученная, чтобы осознать слова Мойлана.
— Что ты хочешь сказать?
— Они никуда не уедут.
В глазах ее вспыхнула тревога.
— Но ты ведь не собираешься…
Он присел рядом с ней.
— Нет, мышка-норушка, они сами найдут свой конец, когда будут стрелять.
— Взорвутся? Это ловушка?
— Нет, особого взрыва не будет. Только в бомбах сибирская язва и еще кое-что. Через два дня они умрут.
Она пристально смотрела на него, и его позабавило выражение всепоглощающего страха в ее взгляде.
— Не верю. На это никто не способен. Даже ты! — Она вдруг припомнила, что в выпусках «Всемирных новостей» в последнее время звучат постоянные рассуждения о том, что в руках Саддама Хусейна химическое и бактериологическое оружие и что он не остановится перед его применением. — О Господи, Кон, нет!
— «О Господи, Кон, нет»! — передразнил он. — О Господи, мышка, да! С иракскими деньгами я снова начну борьбу с англичанами у нас дома. Выкину всех идиотов из Совета ИРА и сделаю то, что давно следовало сделать.
Она поняла — он говорит именно то, что думает. Его речи вернули ее на много лет назад в маленькое уличное кафе в Дерри, где он сидел, похлопывая ее по руке, а она неотрывно смотрела в гипнотические глаза. Его окутывал ореол славы борца за свободу. Он рассказывал ей о том, что сделал бы, если бы возглавил организацию. Он не переменился, только сейчас ему хватит на это денег и сил.
Она поняла, вспоминая прошлое, — она повзрослела, а он нет. Он остался таким же, каким был при их первой встрече, тридцатилетним волком-одиночкой.
Мегги открыла рот, чтобы заговорить, но остановилась. Если Мойлан не будет ей доверять целиком и полностью, он пойдет на все. И она никогда не увидит Джоша, не говоря уже о Максе.
Без малейшего оттенка неодобрения в голосе она сказала:
— Почему же ты хочешь избавиться от О’Хейра и Салливена?
Он недоверчиво поглядел на нее.
— Потому что мне не нужны свидетели, ясно? Британское правительство должно знать, что это сделал я — я провел операции здесь, в Лондоне и Вашингтоне, — но наши сторонники этого знать не должны. Они не поймут. Люди страшно боятся химического и бактериологического оружия. Оно невидимо. Никаких взрывов и вспышек. Бомбы и пули нравятся молодежи. Есть о чем распевать в барах.
— Ты думаешь, — тихо сказала она, — что никто не пойдет за вождем, который использовал такое оружие?
Он внимательно взглянул на нее. И впервые со дня их новой встречи она заметила в его глазах проблеск искреннего чувства.
— Ты поняла, мышка-норушка. Я знал, что поймешь. Власть — вот что главное. И всегда было главным. После этого я возглавлю борьбу. На нашем фронте. И мы добьемся успеха, которого заслуживаем.
Она кивнула на дверь амбара.
— А Михалис? Что будет с ним?
— Когда он сделает свое дело, я сам с ним все улажу. По-своему. Тебе не о чем беспокоиться.
Он пододвинулся поближе.
— Остаюсь только я, — сказала она дрогнувшим голосом.
— Не бойся, мышка. — Он задул керосиновую лампу. — Знаешь, ты единственная женщина, которая меня понимает. Которая себя понимает, умеет подчиняться. В сущности, у меня никого не было, кроме тебя. Подружки то там, то тут, но никогда не было так, как с тобой. В последнее время мне кажется, ты сама начинаешь этому верить. Тебе некуда возвращаться.
— У меня есть Джош.
— Ребенок Макса. — Он почти выплюнул эти слова.
— Но ведь он совсем маленький. Он ни в чем не виноват. Я не могу его бросить.
— Конечно нет. — Мойлан выдавил улыбку. — Невинный малыш. Он не выбирал себе отца. Нет, я позабочусь о вас обоих. — Он смотрел ей прямо в глаза. — Знаешь, когда я впервые увидел тебя с Максом, я почувствовал ревность. Представляешь? Чтоб я ревновал к этому британскому ублюдку! Я даже обрадовался, когда узнал, что он подсадной.
— Ты говорил, это он предложил, чтобы ИРА помогла иракцам? Я все еще не могу понять.
— Я и сам не могу. Подонок-американец расскажет в Багдаде. Георгос решил, что они рассчитывали под прикрытием ИРА добраться до иракцев и разведать о планах террористических акций.
— Каким образом?
— Предложили помочь, а в последнюю минуту Макс с Лу перекрыли бы кислород. Только я вмешался в их расчеты.
«Новая жизнь», — вдруг колоколом ударили в памяти слова Макса. Она чуть не забыла. Все эти разговоры о продаже предприятия и переезде в Австралию. Уклончивые объяснения, что ему надо еще несколько месяцев поработать. Теперь понятно. Он должен был выполнить свое дело. Покончить с Мойланом и его расчетами. Разве иначе он стал бы ей лгать? Если бы он ее просто использовал, к чему беспокоиться, что-то выдумывать? И вот все пошло прахом. Она просто проснулась однажды утром в пустой постели.
