Андерс Рослунд - Три секунды
Стоп-кадр, замершее мгновение с одной из камер слежения Аспсосской тюрьмы: размытый кусок фасада вокруг размытого окна, забранного решеткой.
— Аспсосская мастерская. Корпус «В». Тому, кто стоит там, — вот он, в профиль, — осталось жить восемь с половиной минут.
Эрик подтянул ноутбук к себе, изменил угол экрана. Надо рассмотреть человека, стоящего в центре окна. Часть плеча, черты лица.
Он вел дела с мужчиной на десять лет моложе. Он сам был тогда на десять лет моложе. Что, если бы это случилось сегодня? Он ли завербовал Хоффманна? Или Хоффманн позволил завербовать себя? Пит сидел в Эстерокерской тюрьме. Несколько миль к северу от Стокгольма, изрядная доля заключенных — мелкие воришки. Пит был одним из них. Его первая отсидка. Он был из тех, кто, получив свои двенадцать месяцев, тут же бежит и получает к уже имеющимся еще двенадцать. Но его происхождение, родной язык и склад личности годились для большего, чем подтверждение статистики по рецидивистам.
— Вот тут ему осталось жить пять минут.
Сундквист поменял картинку. Другая камера слежения, поближе. Не фасад — только окно, лицо видно отчетливее.
Для конфискации оружия, которая придала весу уже вынесенному приговору, они подкинули несколько пистолетов, может, один-другой «Калашников» — как обычно. Это позволило потребовать нового приговора, подразумевавшего более строгое содержание, более жесткие ограничения: ни побывок, ни контактов с внешним миром. Пит был подавлен, он много месяцев ни с кем не говорил, не прикасался к другим людям, и его можно было завербовать для чего угодно.
— Три минуты. Думаю, это и на изображении видно. Он кричит. Камера находится в мастерской.
Лицо заполнило всю картинку.
Это он.
— «Я их убью». Мы разобрали. Вот что он кричит.
Эрик смотрел на нелепую картинку. Перекошенное лицо. Открытый, отчаянный рот.
Он создавал Паулу методично.
С каждой записью в базе мелкий воришка становился все опаснее и наконец стал одним из самых опасных преступников Швеции. База данных по учету преступлений, реестр Управления судопроизводства, базы оперативной разработки. Так возник миф об опасной силе Хоффманна, росший как снежный ком, а полицейские по неведению действовали, исходя из имевшейся в их распоряжении информации. И когда в кабинете правления «Войтека» надо было сделать последний шаг, когда задание потребовало сделать Хоффманна еще более уважаемым — Вильсон создал ему это уважение. Он велел сделать копию заключения Комиссии по диагностике и статистике психических расстройств по результатам теста на психопатию, пройденного одним из самых опасных преступников Швеции.
И приложить эту копию к постановлению Государственной пенитенциарной службы.
У Пита Хоффманна внезапно обнаружилось серьезное расстройство, он стал крайне агрессивным и начал угрожать безопасности других.
— Последняя картинка.
Густой черный дым где-то вдали, кажется на верхнем этаже. Синее небо над дымом.
— Время — четырнадцать двадцать шесть. Время его смерти.
Четырехугольный экран. Вильсон слышал, как Сундквист что-то говорит, но продолжал всматриваться в черное и густое, пытаясь рассмотреть только что стоявшего там человека.
— Вас на встрече было пятеро. Мне нужно знать, достоверна ли запись, которую прислали Гренсу. Действительно ли на встрече говорилось то, что услышали мы с Гренсом? Действительно ли три человека, не нажимавшие на курок, санкционировали узаконенное убийство?
Теперь уже вся шея пылала красным, косая челка растрепалась, волосы торчали во все стороны. Огестам торопливо расхаживал вдоль рабочего стола Гренса.
Молодой прокурор почти шипел:
— Что за сволочная система, Гренс. Уголовники работают по заданию полиции. На преступления этих уголовников закрывают глаза, они уходят в тень. Покрыть одно преступление, чтобы иметь возможность расследовать другое. Одни полицейские врут и скрывают правду от других полицейских. Черт возьми, Гренс, и это в демократическом обществе!
Ночью он распечатал триста два секретных донесения с компьютера начальника уголовной полиции лена. Успел прочитать сто, успел сравнить правду с результатом расследований городской полиции Стокгольма. В двадцати пяти случаях — закрытие дела, в тридцати пяти — освобождение обвиняемого.
— В оставшихся сорока случаях, признаю, обвинение приводило к приговору. Но во всех случаях это были неправильные приговоры. Обвиняемого приговаривали к тюремному сроку, но не за то преступление, которое он совершил. Слышите, Гренс? Во всех случаях!
Гренс смотрел на прокурора. Костюм, галстук, в одной руке папки, в другой — очки.
Сволочная система.
И это пока не конец, Огестам.
Скоро мы поговорим о донесении, которого ты еще не видел. Оно такое свеженькое, что лежит в отдельной папке.
Вестманнагатан, семьдесят девять.
Мы закрыли это расследование. А рядом с нами, в этом же коридоре, сидели люди, которые знали ответ, нам неизвестный. Этим людям предстояло спалить человека и найти полезного идиота, на которого можно возложить вину.
— Спасибо. Вы хорошо поработали. — Он протянул руку прокурору, которому так и не научился симпатизировать.
Огестам принял его руку, тряс ее и никак не мог выпустить. Какое прекрасное чувство — доверие! В первый раз они с Гренсом на одной стороне; еще не кончилась ночь, два стакана с виски, и Гренс случайно назвал его Ларсом.
Он улыбался.
Сознательное презрение и попытки уязвить — обойдемся без этого.
Огестам расслабился и пошел было к двери, неся в груди удивительное радостное чувство, как вдруг обернулся:
— Гренс!
— Да?
— В прошлый раз вы показывали мне карту.
— И?
— И спрашивали про Хагу. Северное кладбище. Красиво ли там.
Карта лежала на рабочем столе. Он увидел ее, как только зашел. Место упокоения, одно из самых красивых в стране, где людей хоронят вот уже двести лет.
Гренс держал ее под рукой. Он собирался туда.
— Вы нашли, что искали?
Комиссар засопел, большое тело покачивалось.
— Нашли?
Гренс демонстративно отвернулся, ничего не сказал — только тяжелые вдохи и выдохи, лицо обратилось к стопке папок на столе.
— Слушайте, Огестам.
— Что?
Он не смотрел на своего гостя, который сейчас уйдет, голос изменился, стал громче. Молодой прокурор давно усвоил: это означает неудовольствие.
— Вы все неправильно поняли.
— В смысле?
— Понимаете, Огестам, это работа, и ничего больше. Я вам никакой к черту не приятель.
Им принесли жирную рыбу, не лосося, рекомендация официанта. Мне нужно знать, достоверна ли запись, которую прислали Гренсу. Ели молча, не глядя друг на друга. Действительно ли на встрече говорилось то, что услышали мы с Гренсом? Вопросы лежали на столе, возле подсвечника и перцемолки, и дожидались. Действительно ли три человека, не нажимавшие на курок, санкционировали узаконенное убийство?
— Сундквист! — Эрик положил вилку на пустую тарелку, выпил третий стакан минералки, взял с колен салфетку.
— Да?
— Зря вы летели в такую даль.
Он решился.
— Понимаете, в каком-то смысле… мы все работаем в одной и той же области.
— Вы приходили к Гренсу на следующий день после убийства. Вы всё знали, Эрик, но ничего не сказали.
— В одной и той же паскудной области. Уголовники. И те, кто их ловит. А агенты под прикрытием — просто серая зона.
Он ничего не скажет.
— И, Сундквист, за этим будущее. Больше информаторов. Больше агентов, внедренных в банды и группировки. Их число растет. Вот почему я здесь.
— Если бы вы тогда поговорили с нами… Мы бы сегодня не сидели друг напротив друга. Каждый по свою сторону от убитого человека.
— И вот почему здесь мои европейские коллеги. Потому что мы хотим учиться. Потому что эта область будет развиваться.
Они так долго работали в одном и том же коридоре.
Вильсон еще никогда не видел, чтобы Свен Сундквист терял самообладание.
— А теперь, Эрик, я хочу, чтобы вы послушали меня внимательно!
Свен с силой дернул ноутбук к себе, тарелка полетела на белый мраморный пол, стакан — на белую скатерть.
— Могу отмотать, куда прикажете. Сюда? Видите? Тут как раз пуля пробивает бронестекло.
Рот кричит в мониторе.
— Или сюда? Тут взрывается мастерская.
Лицо в окне повернуто в профиль.
— Или, может, сюда? Этого я еще не показывал. Фрагмент. Флажки на стене. Всё, что осталось.
Человек перестал дышать.
— Вы действуете, как должны действовать, как всегда, вы защищаете своих агентов. Но, Эрик, черт вас возьми, он погиб! Некого больше покрывать! Вы и ваши коллеги провалились. Вот почему он стоит в окне. Вот почему он умер именно… там.
