Китти Сьюэлл - След крови
Рэчел дрожала, когда шла назад к машине. Слава богу, такси не уехало! Когда она села, водитель ухмыльнулся.
— Повздорили с любовником, а? — Он взглянул на нее в зеркало заднего вида. — Он обязательно вернется… Будет просто дураком, если не вернется!
— Я хочу покурить. И даже не пытайся меня остановить! — ответила она.
— Ладно, дорогуша, вижу, тебе и вправду необходимо покурить. Но только одну.
— И я не настроена болтать!
Машина тронулась. Рэчел порылась в сумочке в поисках пачки сигарет. Жаль, что нет ничего покрепче, чтобы успокоить нервы! Бросив последний взгляд на дом, она увидала, что он безмолвен и враждебен.
Но это еще не конец. Совсем скоро Юрий приедет к ней. Она была к этому готова. Впереди отчетливо маячила смерть, но умрет она не сразу — сперва ее заставят развязать язык. О последствиях этого она даже боялась подумать.
Но скоро ее малыш уедет на другой конец света. Она глубоко затянулась сигаретой, глаза наполнились слезами. Водитель включил радио.
Саша, перегнувшись через перила, вглядывался в маскировочную пластмассовую сетку. Женщина по имени Мадлен одной рукой держала его за руку, а второй указывала на дыру в земле.
— Видишь этот круг из камня? Это верхушка стены. Тут римляне держали коз и овец.
— Откуда ты знаешь? — осторожно поинтересовался Саша. — Римляне были богачами, они купались в горячих ваннах. Я точно знаю. Сам видел.
— Но есть-то им надо было, верно? Кроме того, не все римляне были богатыми. Знаешь, под Батом находится целый город.
— Я знаю.
Он посмотрел на нее. У Мадлен были черные вьющиеся волосы и озорные глаза… и она носила джинсы.
— А ты и вправду моя бабушка? — подозрительно спросил он. — Что-то не похоже.
— А как, по-твоему, должны выглядеть бабушки? — засмеялась она.
— Они старые, — ответил он. — Седые. В платьях в цветочек.
— Да?
— Ты смешно разговариваешь.
— Я американка.
— А почему я раньше тебя не видел?
— Твоя мама и я… Мы совсем недавно нашли друг друга.
— Вы поссорились?
Мадлен сжала руку мальчика.
— Что-то вроде того. — Она огляделась. — Пойдем домой? Только не снимай шляпу и очки. В них ты смотришься очень круто.
Дом Мадлен был совсем не похож на его собственный. У него были по-настоящему толстые стены, и здесь Саша чувствовал себя в безопасности. Мужа у Мадлен не было. Никто не приходил, никто не звонил в дверь. В ящике посреди гостиной целыми днями суетились муравьи: строили туннели и гнезда, сновали по трубам в гости к соседям. Мадлен пообещала, что они скоро построят новый муравьиный город, намного больше. Для Саши.
Повсюду были картины, и почти на всех нарисованы муравьи, миллиарды муравьев. Мадлен сняла картины со стен и поставила на пол, чтобы Саша мог получше их рассмотреть. Только одну картину она смотреть не разрешала. Полотно было большим и стояло повернутым к стене. Он попробовал тайком взглянуть, что же там нарисовано, но Мадлен запретила ему даже подходить к ней. Сказала, что картина может упасть и ударить его по голове.
Саша понимал: они чего-то ждут, что-то очень важное, а пока наблюдал за муравьями, живыми и нарисованными, сидел на диване и рисовал. Мадлен сидела рядом и тоже рисовала.
— Мы чего-то ждем? — в тысячный раз спросил он.
Мадлен глубоко вздохнула и повернулась к мальчику.
— Ладно, Саша, давай договоримся. Послезавтра мы с тобой возьмем билеты и отправимся на остров. Полетим на самолете. Тебе там понравится. У нас будет большой старый дом. Там в саду на огромном дереве построен домик. Когда я была девочкой, этот домик принадлежал мне. А теперь, если захочешь, он будет твоим особым местом. Как тебе?
— А мама? Она об этом знает?
— Конечно, знает.
— Она поедет с нами?
Мадлен помолчала.
— Конечно, только она приедет позже. Ей необходимо здесь кое-что уладить, а это займет какое-то время. Если тебе не понравится, мы всегда сможем вернуться.
— Значит, на мой день рождения она не приедет?
— А когда у тебя день рождения?
Саша стер одного из своих муравьев ластиком. Уродливый муравей, совершенно не похожий на тех, что рисовала Мадлен. Ее муравьи были безупречными.
— Через три недели, в воскресенье.
Мадлен прекратила рисовать.
— Через три недели? В воскресенье?
— Угу.
Мадлен засмеялась.
— Боже мой, я должна была сама догадаться! Ты родился от Ангелины.
Саша нахмурился.
— Нет, — запротестовал он. — Мою маму зовут Рэчел.
У Мадлен, хотя она и продолжала смеяться, по щекам потекли слезы. Она повернулась к Саше и взяла его за руку.
— Ангелина — это ураган. Я это имела в виду. Мы родились в день, когда свирепствовал ураган.
Он не мог заснуть. Кровать была необычной — мягче, чем его, и просто огромной. У него будет своя кровать, когда они доберутся до нового места, на остров, где почти каждый день светит солнце. Ему хотелось туда, подальше от приглушенных голосов и ночных скандалов. Но он скучал по маме.
Саша оторвал голову от подушки и прислушался. Ни звука. Должно быть, Мадлен спит в своей комнате. Интересно, а муравьи спят по ночам? Ложатся на бок и дремлют по одиночке? Или им уютнее клубочком? Или они все время трудятся?
Он встал и на цыпочках подошел к двери. Ночник, который Мадлен оставила специально для него, заливал коридор мягким желтым светом. Внизу тоже горел свет. Саша подошел к лестнице и, бесшумно ступая, начал осторожно спускаться. Он заглянул в гостиную. Там перед муравейником, спиной к двери, стояла Мадлен. На ней был халат, и она не спеша, размеренно окунала что-то в банку, а потом бросала в муравейник.
— Что ты делаешь?
Мадлен вздрогнула и обернулась. Саша подошел поближе.
— Болтаю со своими маленькими друзьями, — улыбнулась она.
— Ты их кормишь, да?
— Что-то вроде того.
Он постоял, наблюдая за Мадлен. Еду она поднимала щипчиками, ими же окунала ее в банку. Вот она бросила что-то в муравейник, и десяток насекомых понесли брошенное в свои туннели. Мальчик нагнулся к черной чаше, которую Мадлен держала в руке, чтобы посмотреть на еду для муравьев. И ничего не увидел. Еда-невидимка.
— Там же нет ничего, — заметил он, озадаченно глядя на Мадлен. — Ты просто делаешь вид, что кормишь их.
— Да, в некотором роде ты прав, — ответила она, продолжая брать щипчиками невидимую еду.
Он нагнулся еще ниже и уставился в чашу. Там все-таки что-то лежало, на самом донышке. Крошечная кучка чего-то, напоминающего волосы.
— Ты кормишь их волосами? — изумился Саша.
— Да. Им, похоже, нравится. Тебе так не кажется? Они, наверное, используют их для строительства гнезд.
— А это что? Куда ты их окунаешь?
— Что-то вроде меда… сок дерева. Эти малыши просто сходят с ума от него.
Она окунула следующий волосок. Какая утомительная работа — брать по одному волоску!
— А почему ты берешь по одному волоску?
Мадлен улыбнулась. В неярком свете она казалась настоящей красавицей.
— Экспериментирую, — ответила она. — Не знаю, сработает ли. Я не уверена в том, что делаю правильно, поэтому проявляю изобретательность.
— Ты любишь муравьев?
— Да, очень, — призналась она.
— У меня раньше была собака. Я очень ее любил, но она умерла.
Мадлен замерла и посмотрела на мальчика. Потом бросила остатки волос в муравейник и поставила чашу на стол.
— Иди сюда. Расскажи мне о своей собаке.
Он подошел, и она крепко прижала к себе внука. Обычно он не любил, чтобы его тискали, но почему-то в ее объятиях Саше было тепло и хорошо.
Глава двадцать третья
Стоял погожий июньский день. Суббота. Над Батом вовсю светило солнце, а благодаря дождю, лившему целых два дня, воздух был чистым и свежим — ни намека на городской смог. И туристы, и местные жители разгуливали по городу полураздетыми, ели мороженое или сидели в кафе, потягивая прохладительные напитки. Столики выставили прямо на тротуар, пиво лилось рекой — пей не хочу. Прохожие улыбались друг другу и щедро подавали бродягам.
Рэчел не замечала этой летней эйфории. Оглянувшись через плечо, она прошмыгнула в интернет-кафе, откуда каждую неделю старательно посылала письма Мадлен и где принимала ответные послания. Она читала коротенькие письма от Саши («Отдыхаю отлично, мама. Люблю тебя и целую») и представляла, как сын скачет по песчаному пляжу, играет с другими детьми, сидит под пальмой, ест бутерброды с арахисовым маслом и дыни, пьет молоко прямо из кокоса. Его тело покрылось бронзовым загаром, волосы взъерошены, а личико так и сияет от удовольствия. Мадлен постоянно заверяет, что с мальчиком все хорошо, но он очень скучает по маме.
Она вернулась в город, по пути купив бутылку виски и блок сигарет, пакет сушеного инжира, пол-литра молока и растворимый кофе. В гору тащить покупки было нелегко, поэтому она взяла лишь самое необходимое, но выдохлась, еще даже не дойдя до Фэрфилд-парка. Сколько ей еще взбираться по этому треклятому холму? При одной мысли о том, что нужно идти вверх, ноги становились ватными. Она выбросила окурок в сточную канаву и пошла дальше, точно зная, что, как только поднимется, тут же закурит следующую. Она пыталась курить поменьше, потому что курение обходилось дорого — и с точки зрения финансов, и с точки зрения здоровья. Последнее не заметить было невозможно: Рэчел останавливалась отдышаться уже после пары шагов.
