Джастин Кронин - Перерождение
В день рождения девочка проснулась на седьмом небе от счастья, но его следовало сдерживать до Тихого часа. Вот уснут Маленькие, и Учительница отведет ее в волшебное место. За завтраком Саре никто ничего не сказал, но, когда дети, как обычно, сели в круг, девочка почувствовала: за нее рады все, кроме Майкла, который даже не пытался скрыть зависть и попросту не желал с ней разговаривать. Сара знала, что характер у братишки не сахар, но решила: если он не способен за нее радоваться, она не позволит испортить свой праздник. Но после обеда, когда Учительница созвала Маленьких прощаться, Сара подумала: вдруг Майклу известно нечто неведомое ей? «В чем дело, Майкл? — удивилась Учительница. — Почему не попрощаешься с сестрой? Разве ты за нее не рад?» Майкл взглянул на Сару. «Там совсем не то, что ты представляешь!» — выпалил он, порывисто обнял и, не дав ей ответить, бросился вон из комнаты.
«Странно!» — подумала девочка в тот момент и еще много лет удивлялась словам брата. Откуда он знал? Повзрослев, Сара улучила момент, напомнила ему ту сцену и задала интересующий вопрос. Майкл лишь головой покачал. «Просто знал, и все. Не детали, а ситуацию в целом… Я прочел это в глазах родителей, когда они нас спать укладывали».
Тогда, в День выпуска, после того как Майкл выбежал из комнаты, Учительница сжала Сарину руку и долго-долго не отпускала, дескать, Майкл есть Майкл, сама понимаешь! Затем начались объятия и поцелуи: все, особенно друзья, чувствовали, что пора прощаться. И Питер, и Маус Патал, и Бен Чоу, и Гейлин Страусс, и Уэнди Рамирес, и многие-многие другие хлопали ее по плечу и шептали: «Не забывай нас!» Сара взяла сумку, где лежали одежда, обувь и тряпичная кукла, которая была практически ровесницей Сары, — каждому Маленькому полагалась всего одна игрушка, — и Учительница за руку повела ее из Большой комнаты во двор, где в кольце высоких стен Инкубатора перед обедом и ужином играли дети. Сара наизусть помнила и качели, и карусели, и горы старых шин для лазания, а вот комнату, в которую вошла следом за Учительницей, видела впервые. Комната очень напоминала класс, но без доски, полок с книгами и картин на стенах. Учительница плотно закрыла дверь. Возникла неожиданная пауза, которая насторожила Сару. Куда ее отправляют? Далеко? Надолго? За ней кто-нибудь придет? Сколько ей ждать в пустом классе? Девочка засыпала Учительницу вопросами, но та их словно не слышала, опустилась на корточки и приблизила к Саре большое доброе лицо.
— Маленькая Сара, как считаешь, что тебя ждет за этими стенами? А что ты думаешь о людях, которые тебя навещают, приходят вечером и проводят с тобой время? — Учительница улыбалась, но почему-то эта улыбка испугала девочку. Отвечать не хотелось, но Учительница смотрела на нее пристально и выжидающе. Саре вспомнились глаза матери, застигнутой врасплох невинным вопросом.
— Наверное, там замок, — девочка выпалила первое, что пришло в голову. — Замок со рвом?
— Замок, — повторила Учительница, — ясно… А что еще, маленькая Сара? — Улыбка неожиданно померкла.
— Не знаю, — шепнула девочка.
— Послушай меня, Сара, — Учительница откашлялась, — там не замок…
И она рассказала девочке правду.
Поначалу Сара ей не поверила. Точнее, вышло иначе: сознание раздвоилось, и половина маленькой девочки, которая играла во дворе, спала в Большой комнате, ждала, когда родители уложат ее в постель, и знать не знала правду, прощалась с половиной, которая правду интуитивно чувствовала. Новая Сара прощалась с Сарой прежней. От раздвоения закружилась голова, и девочка заплакала. Учительница снова взяла ее за руку и вывела из Инкубатора к родителям. Папа и мама пришли забрать ее домой. В этом самом доме они с Майклом жили до сих пор, а тогда, в памятный день рождения, о его существовании Сара даже не подозревала. «Это неправда! — сквозь слезы повторяла она. — Неправда! Неправда! Неправда!» Мама тоже заплакала, взяла ее на руки и прижала к себе. «Прости, доченька! — шепнула она. — Прости меня, прости, но это правда!»
Выпускной день неизменно воскресал в памяти Сары по дороге в Инкубатор, который теперь казался куда меньше, чем в детстве, и куда непригляднее — старая кирпичная школа с именем Ф. Д. Рузвельта, выбитым над главным входом. С дорожки было видно Охранника, стоявшего на парадном крыльце, — Холлиса Уилсона собственной персоной.
— Привет, Сара!
— Добрый вечер, Холлис!
Холлис прижимал к правому колену арбалет. Сара арбалеты не жаловала: мощные, но слишком тяжелые и заряжать долго. В Колонии говорили, мол, братья неразличимы, ладно хоть Холлис бороду сбрил! Только Сара не соглашалась. Она без труда различала их еще в Инкубаторе — братья были на три года старше — по мелким, незаметным беглому взгляду деталям. Холлис всегда казался чуть серьезнее, да и ростом чуть-чуть превосходил брата — для кого-то в самом деле мелочи, а для Сары — очевиднейшие факты.
Когда девушка поднялась по ступенькам, Холлис с любопытством глянул на обернутый тканью горшок и ухмыльнулся.
— Что ты мне несешь?
— Рагу из кролика, только, увы, не тебе.
На гладко выбритом лице отразилось искреннее изумление.
— Ушам своим не верю! Где ты раздобыла кролика?
— На Верхнем поле.
Холлис присвистнул и покачал головой. В темных глазах читалось неприкрытое желание полакомиться крольчатиной.
— Я так стосковался по рагу из крольчатины! Хоть понюхать дай!
Девушка развернула горшок и приподняла крышку. Холлис наклонился и с наслаждением вдохнул мясной аромат.
— Не оставишь мне горшок на хранение? Пока ты в Инкубаторе, с удовольствием постерегу.
— Даже не думай, Холлис! Рагу для Элтона!
Холлис только плечами пожал: предложение было несерьезным.
— Ну, я попробовал! — проговорил он. — Ладно, давай сюда нож!
Сара вытащила нож и вручила Холлису. На территории Инкубатора оружие разрешалось носить лишь Охранникам, да и то так, чтобы дети не видели.
— Не знаю, в курсе ли ты, но у нас новенькая! — сообщил Холлис, засунув за пояс Сарин нож.
— Нет, не в курсе, овец же целый день пасла! А кто это?
— Маус Патал. Как и следовало ожидать. — Холлис показал арбалетом на дорожку. — Гейлин только что ушел. Как же ты его не видела?
«Не видела, потому что вспоминала Выпускной день, — думала Сара. — Гейлин мог пройти совсем рядом, и я бы не заметила. Маус беременна… Почему меня это так удивляет?»
— Что ж… — Пытаясь разобраться в собственных чувствах, Сара вымучила улыбку. Неужели она завидует? — Новость прекрасная!
— Сделай одолжение, объясни это ей! Слышала бы ты, как они ругались! Наверное, половину Маленьких разбудили!
— Маус не рада?
— По-моему, она злится на Гейлина. Сара, ты же девушка, тебе лучше знать!
— Лесть тебе не поможет, Холлис, даже не мечтай!
Охранник хохотнул, и Сара в очередной раз подивилась его веселому нраву и добродушию.
— Ну, я же так, дурачусь, — сказал он и кивнул на дверь. — Если Дора не спит, передай ей привет от дяди Холлиса.
— Как дела у Ли? За Арло беспокоится?
— Ну, Ли не первый день замужем! Я объяснил ей: причин, по которым отряд сегодня не вернулся, превеликое множество.
Сара скользнула за дверь и оставила рагу в классе, примыкающем к Большой комнате, где спали Маленькие, — бывшем спортзале. Большинство кроваток пустовало: детей в Инкубаторе давным-давно стало меньше, чем свободных мест. Красноватые лучи заката едва просачивались сквозь жалюзи и падали на фигурки спящих. Пахло молоком, потом и нагретыми солнцем волосами — детьми, отдыхающими после долгого летнего дня. Сара, стараясь не шуметь, пробиралась между кроватями и колыбелями. Вот Кэт Кертис, Барт Фишер и Эйб Филлипс, вот Фанни Чоу с сестрами Вандой и Сьюзен, вот Тимоти Молино и Бо Гринберг, которого все звали Бо-Бо, вот три «Д» — Джулиет Страусс, Джун Левин и Джейн Рамирес, младшая дочка Рея. Крайнюю колыбель в последнем ряду занимала Дора Уилсон, дочь Ли и Арло. После родов женщинам целый год разрешалось жить в Инкубаторе, и Ли сидела на стульчике рядом с девочкой. Она еще не оправилась от родов: живот не спал, широкое лицо в полумраке Большой комнаты казалось прозрачным, а кожа — мертвенно-бледной, вероятно, от слабости и долгого сидения в четырех стенах. На коленях Ли лежал большой моток пряжи и спицы, но, увидев Сару, она оторвалась от вязания.
— Привет! — шепнула Ли.
Сара молча кивнула и склонилась над колыбелью. Дора спала в одном подгузнике — лежала на спине, сложив приоткрытые губы аккуратным кружком, и тихонько посапывала. Легкий влажный ветерок ее дыхания поцелуем скользнул по Сариной щеке. «Рядом с мирно спящим ребенком можно забыть обо всем», — подумала Сара.
— Не бойся, не разбудишь! — заверила Ли, подавила зевок и снова взялась за спицы. — Моя красавица спит как убитая.