Ностальгия по крови - Дарио Корренти
24 января
На следующее утро Джулия с помощью двух грузчиков распаковывала комод в стиле ампир. Увидев краем глаза входящих Безану и Пьятти, она, склонившись над упаковкой, приветственно помахала им ножницами.
– Сейчас иду, только закончу здесь, а то мне надо отпустить машину.
– Конечно, не торопитесь, – ответил Безана, с любопытством разглядывая развешанные по стенам гравюры.
Иларию заинтересовал старинный, похожий на алебарду садовый нож с источенной жуками рукояткой и до блеска начищенным лезвием.
Джулия расписалась в получении, попрощалась с грузчиками и выдохнула, откинув волосы со лба.
– Я готова. Кофе хотите?
Безана и Пьятти кивнули и уселись все в те же маленькие кресла в стиле ар-деко. Джулия позвонила в соседний бар и заказала три эспрессо.
– Вчера мы были в муниципальном архиве в Боттануко и узнали, что вы интересовались историей Верцени.
Джулия на миг застыла, а потом резко откинулась на спинку кресла, упершись ногами в пол.
– Интересовалась, несколько месяцев назад, еще до всех этих ужасов. Мне хотели продать подборку фотографий и гравюр XIX века, утверждая, будто они принадлежали семье Верцени. Тогда я попыталась уточнить их подлинность.
– И вы их купили?
– К сожалению, купила. Когда же я показала их одному знакомому коллекционеру, он поднял меня на смех. Сказал, меня надули.
– Почему?
– Я купила весь архив, чтобы заполучить портрет Верцени. Кстати говоря, очень неплохую гравюру. Там еще была его детская фотография, где он в шляпе и при галстучке. Но, как потом оказалось, это был не он.
– Можно взглянуть на гравюру и фотографию?
– Я их продала ровно через неделю. Естественно, сказала, что это Верцени.
– Кому?
– Одному коллекционеру.
– Имя не припомните?
– Формизано.
– Адвокат Брешани?
– Он самый.
24 января
Хозяйка аптеки докторесса Мотта на этот раз стояла за прилавком одна: помощницы все уже разошлись.
– О, мои друзья журналисты пожаловали. Но у меня нет для вас сенсаций. Не я нашла эту ДНК, ее обнаружили с помощью этилометра.
– Мы знаем, – сказал Безана, пожимая ей руку.
– Вам снова нужен ксанакс? – спросила женщина, подмигнув Иларии.
– Нет, мы приехали к вам, чтобы расспросить об одном давнем случае. Вы помните отпуск в Фопполо и исчезновение Росселлы?
– Конечно, как можно забыть такую трагедию? Проклятый оползень. Неужели нашли Росселлу?
– Нет, к сожалению нет.
– Тогда почему газета интересуется девушкой, которую сель утащил двадцать лет назад?
– Потому что ее двоюродный брат умер на прошлой неделе.
Мотта покачала головой.
– Да, я знаю о смерти Бруно. Бедный парень. До сих пор поверить не могу. Я знала его еще ребенком. Он был такой живой, такой впечатлительный мальчик. Так и не смог принять гибель кузины. Тогда-то у него и началась депрессия. Эта трагедия разрушила и его жизнь тоже. Вы хорошо поступите, если об этом напишете.
– Нам сказали, вы организовали поиски девушки. Верно?
– Да, несколько дней мы все искали там, где сошел сель. Даже ночью выходили ее искать с фонарями и факелами. Я составляла маленькие группы по пять-шесть человек, и мы расходились по лесу в разные стороны. Но нашли только одну увязшую в грязи туфлю. Больше ничего. Мой сын был в первых рядах.
– Ваш сын был другом Росселлы?
– Да, они очень дружили, все время проводили вместе с группой ребят из нашего прихода. Там было много их ровесников. Но после случившегося он перестал ходить в церковь. Ему тоже очень не хватало Росселлы, ее отсутствие давило на него.
– Нам бы очень хотелось задать ему несколько вопросов. Где мы можем его найти?
– Сейчас его нет в городе. Он работает бортпроводником и все время в разъездах. Я дам вам его номер, можете ему позвонить.
– Спасибо. А как его зовут?
– Габриэле. Габриэле Баскенис. Он с радостью поможет вам, я уверена. Он очень любил Росселлу.
24 января
– Бортпроводник, – сказала Илария, садясь в машину.
– Успокойся. Это может быть простым совпадением. Сначала мы должны выяснить, является ли он приемным сыном, – ответил Безана.
– Это объяснило бы, почему никто его не искал, даже если мать отнесла его тест ДНК в полицию.
– Не торопи события, Пьятти.
– У нас есть номер убийцы. Что будем делать? Поздороваемся?
– Пока что не будем никому звонить. И потом, кто тебе сказал, что убийца – именно он?
– Да черт возьми! В тот вечер в пиццерии он стоял к нам спиной, и теперь я не могу вспомнить его лица. Но если Габриэле близнец Брешани, он должен хоть немного походить на брата.
– Конечно. Я его встретил в аптеке, но он помогал матери и был в шапочке, очках и маске. Честно говоря, я бы его тоже не узнал.
– Попробую поискать его фотографию. – Илария быстро забарабанила по клавиатуре. – Вот, нашла его на «Фейсбуке». Габриэле Баскенис.
Не включая поворотника, Безана резко свернул направо и остановился на маленькой площади. Они принялись изучать профиль Баскениса.
– Какое странное лицо, – произнесла Илария.
– Наверняка сделал несколько пластических операций.
– Нос явно перекроен, это видно за милю. Подбородок и скулы тоже подправлены.
– Может, у него дисморфофобия? [119] – предположил Безана.
– Что?
– Ты никогда не слышала об этом заболевании?
– Нет.
– Я писал статью на эту тему, как раз в год смерти Майкла Джексона. В 1984 году с ним случилась беда: во время съемок рекламы у певца вспыхнули волосы. Врачи реконструировали волосяную часть его черепа, но с того дня у Джексона появилась зависимость от обезболивающих и от эстетической хирургии, которая превратилась в одержимость. Врачи заговорили даже о дисморфофобии. При этом заболевании тебе все время кажется, что с тобой что-то не так и ты плохо выглядишь, поэтому надо постоянно править внешность.
– Тогда у меня тоже дисморфофобия. Мне ничего не нравится в моей внешности.
– Кнопочка, я тебе даже отвечать не стану, – покачал головой Безана. – Помнится, до этой минуты мы с тобой занимались серьезным делом.
