Джеймс Роллинс - Чёрный орден
Гюнтер встал, повернулся спиной к Колоколу и пошел прочь.
Никто не решился его остановить.
Взгляд Лизы вернулся ко второму телу, лежащему на свинцовом полу, — Балдрику Вааленбергу. Как и у Анны, его кожа была неестественно белой, почти прозрачной. Радиация лишила его всех волос, даже бровей и ресниц. Плоть словно присохла к костям, Балдрик стал похож на мумифицированный труп.
Что-то в его позе показалось Лизе противоестественным. Она двинулась вперед, но резко остановилась, от страха и омерзения не в силах сделать ни шага.
После того как волосы выпали, а плоть усохла, оголенный череп Вааленберга выглядел бесформенным, словно кости сначала расплавились, а потом вновь затвердели. «Вот она, деволюция», — подумала Лиза.
— Уберите его отсюда, — брезгливо приказал Грей. — Я помогу занести Пейнтера.
Лиза отступила, медленно качая головой.
— Так нельзя…
Девушка не могла оторвать взгляда от того, что было некогда патриархом рода Вааленбергов. Она не допустит, чтобы с Пейнтером случилось то же самое.
Грей подошел ближе.
— О чем вы?
Лиза проглотила слюну, глядя остановившимися глазами, как Монк тянет чудовищные останки за рукав, брезгуя прикоснуться к мертвой плоти.
— Все зашло слишком далеко. Мы надеемся, что Колокол может предотвратить или замедлить разрушение, но он не способен повернуть его вспять. Вы готовы продлить жизнь своего директора? Даже если он останется полным инвалидом?
— Пока он жив, всегда есть надежда, — осторожно произнес Грей.
Эти слова заставили ее забыть о Монке, который пытался перевалить уродливое тело через свинцовый бортик.
Внезапно глаза Балдрика Вааленберга широко раскрылись, белесые и слепые, больше похожие на камешки. Из растянувшихся губ вырвался беззвучный крик: связки распались, язык рассыпался. Не осталось ничего, кроме ужаса и боли.
Лиза вскрикнула и отпрянула назад, наткнувшись на стол. Монк тоже в ужасе отступил, уронив Балдрика на пол.
Тело мутанта замерло, лишенные мышц конечности не шевелились. Только рот раскрывался и закрывался, как у рыбы, вытащенной из воды, да незрячие глаза таращились в пространство.
Грей заслонил собой кошмарное зрелище и взял Лизу за плечи.
— Доктор Каммингс! — Ее глаза, полные страха, встретились с его уверенным взглядом. — Директору Кроу нужна ваша помощь.
— Я… я бессильна.
— Нет. Мы можем применить Колокол.
— Я не сделаю этого с Пейнтером. — Она перешла на крик: — Только не это!
— Этого с Пейнтером не случится. Монк мне рассказал, что Анна научила вас, как установить Колокол на лечебный режим радиации. Балдрик находился в Колоколе при максимальной мощности, предназначенной для уничтожения. И в конце концов получил то, чего заслуживал.
Лиза уткнулась лицом в ладони, стараясь ни о чем не думать.
— Чего мы добиваемся? — простонала она. — Пейнтер на грани смерти. Зачем доставлять ему лишние страдания?
Грей опустил ее руки, ловя страдающий взгляд.
— Я знаю директора Кроу. Думаю, что вы тоже. Он всегда боролся до конца.
Она уже слышала этот аргумент. Прежде Лиза считала, что в безнадежных случаях единственное, что может сделать медик, — обеспечить пациенту покой.
— Если есть хоть один шанс на излечение, — голос Лизы окреп, — даже самый маленький, я сделаю все. Если бы мы знали, что именно Гуго Хиршфельд хотел передать своей дочери, если бы разгадали код совершенства!..
Грей взял Лизу пальцами за подбородок. Она хотела высвободиться, но он держал ее крепко.
— Я знаю, что Гуго скрыл в своих книгах, — объявил Грей.
Она прочла в его взгляде твердую уверенность.
— Я нашел ответ, — повторил он.
16
ЗАГАДКА РУН
15 часов 25 минут
Южная Африка
— Это не шифр, — провозгласил Грей. — Никакого шифра не было и в помине.
Он опустился на колени с фломастером в руке и обвел кружком цепочку рун, которую недавно начертал для Балдрика Вааленберга.
Все столпились вокруг, но Грей говорил словно для одной Лизы Каммингс. Ответ, который он отыскал, не содержал сакрального смысла, однако в нем таился замок тайны, а женщина, знавшая больше всех о Колоколе, держала в руках ключ. Им предстояло работать вместе.
— Опять эти руны, — недовольно проговорила Лиза.
Грей вопросительно нахмурился, ожидая дальнейшего объяснения.
Лиза кивнула на символы.
— Я видела другую последовательность рун. Рисунок, написанный кровью. Руны означали слова «Schwarze Sonne».
— «Черное солнце», — перевел Грей.
— Так назывался непальский проект Анны.
Грей задумался: он помнил символ Черного солнца, который видел на экране компьютера. Тайный секретный проект Гиммлера после войны распался: группа Анны Спорренберг ушла на север, Вааленберг — на юг. Изолированные научные группы все больше расходились в своих исследованиях и взглядах, пока наконец союзники не стали врагами.
Лиза постучала по рисунку на полу, привлекая внимание Грея.
— Письмена, которые я расшифровала, были простой заменой букв на рунические символы. Эта надпись такая же?
Грей отрицательно покачал головой.
— Балдрик сделал то же предположение, что и вы. Вот почему он потратил так много сил и времени на расшифровку. А Гуго спрятал свой секрет на поверхности.
— Если это не шифр, — спросил Монк, — то что же?
— Паззл, — огорошил его Грей.
— Что?
— Вспомните наш разговор с отцом Райана.
Монк кивнул: он тоже помнил встречу с инвалидом, фамильное поместье, навсегда накрытое зловещей тенью Вевельсбурга, и маленькую грязную тайну семейства Хиршфельдов.
— Его прадед Гуго был чрезвычайно любознательным. Любил сидеть над головоломными задачками, вечно копался в исторических загадках…
— Они и привели его к нацистам, — добавила Фиона.
— А в свободное время постоянно оттачивал остроту ума.
Грей мысленно услышал слова Иоганна Хиршфельда:
«Мнемонические опыты, головоломки вроде составных картинок-загадок, поиск смысла среди хаоса».
Грей ткнул в одну из рун.
— Это всего лишь очередная головоломка. Не шифр, а паззл. Руны служили фрагментами, которые нужно собрать так, чтобы из хаоса возник порядок.
Весь предыдущий день Грей мысленно складывал фрагменты, пока не получил целостный символ. Он знал точно, что нашел ответ. Нужно было просто вспомнить о той тревоге, в которой Хиршфельд прожил последние дни жизни, и растущем чувстве вины за сотрудничество с нацистами.
Грей начертил шесть символов вновь, один за другим, располагая в правильном порядке. Нарисовав на полу последний, он закончил рисунок-головоломку.
Порядок из хаоса.
Абсолют из компромисса.
Святое из нечестивого.
Языческими рунами Гуго изобразил свое истинное происхождение.
— Звезда, — протянул Монк.
— Не просто звезда, — возразила Лиза. — Звезда Давида.
Грей кивнул.
Фиона скептически смотрела на рисунок.
— И что она означает?
Грей вздохнул.
— Не представляю, как она связана с Колоколом, как доводит его до совершенства. Возможно, это всего лишь заключительное слово о том, кто Гуго есть на самом деле, его тайное послание семье.
Грей вспомнил предсмертные слова Анны: «Я не нацистка».
Может быть, рунический шифр Гуго — не более чем несколько иной способ сказать то же самое?
— Нет, — резко возразила Лиза. — Если мы хотим раскрыть смысл символа, нужно действовать так, словно он и есть ответ.
Грей увидел, что к Лизе вернулось то, чего не было всего минуту назад: надежда.
— По словам Анны, — продолжила она, — Гуго вошел в камеру Колокола с одним младенцем, без каких-то особенных инструментов. Только он и маленький мальчик. А когда эксперимент закончился, тесты показали, что Гуго достиг успеха, создав первого истинного и чистокровного рыцаря Короля-солнца.
— А что он там делал? — уточнила Фиона.
Лиза указала на звезду Давида.
— Что-то, связанное с этим знаком. Значения символа я не знаю.
Зато знал Грей. В юности он изучал историю и смысл множества религиозных и духовных воззрений, а отточил свои знания во время подготовки в «Сигме».
— Значений у звезды немало. Она является символом молитвы и веры. А может быть, чего-то большего. Смотрите, шестилучевая звезда состоит из двух наложенных друг на друга треугольников: один вверх вершиной, второй — вниз. В иудейской каббале два треугольника являются эквивалентами парных символов инь и ян, света и тьмы, души и тела. Один треугольник обозначает вещество и тело, второй — нашу духовную сущность и мыслящий разум.
— А составленные воедино, они означают и то и другое, — добавила Лиза. — Не частицу или волну, а их единство.
