Карл Хайасен - Ураган
Схватив чемодан за ручку обеими руками, Кусака с размаху ударил им Бонни, которая, стукнувшись о грубый ствол старого платана, упала прямо на спину. Она отчаянно замахала руками, стараясь ударить в лицо навалившегося на нее Кусаку, однако все удары приходились в красное стальное противоугонное устройство. Кусака схватил ее за запястья, но Бонни прекратила дергаться только тогда, когда колено Кусаки с силой уперлось ей в лобок.
Под жуткой тяжестью торса Кусаки из вида Бонни исчезли птицы и облака, их сменил вид блестящей, розовой, выстланной фистулами полости. Это был рот Кусаки, растянутый как бы в вечном крике. Кусака тяжело дышал от напряжения, обдавая Бонни горячим, несвежим дыханием. Бонни затошнило, и тут что-то теплое и подвижное прикоснулось к ее подбородку.
Губа.
Она зажала ее между зубов и с силой укусила. Кусака завопил и отскочил, а через секунду Бонни получила сильный удар в висок. «Клуб». Этот подонок пытался бить ее противоугонным устройством, лихорадочно мотая головой из стороны в сторону. Защищаться Бонни не могла, Кусака продолжал держать ее за запястья, поскольку мог избивать без помощи рук. Новая вспышка боли охватила Бонни, она закрыла глаза, чтобы не видеть разинутую, слюнявую пасть Кусаки. Бонни расслабилась, считая, что лучше всего в ее положении было бы потерять сознание.
А Кусака вообразил себя разгневанным быком на арене, который бодает кого захочет. Эта беспомощная сучка, лежавшая под ним, почти не дергалась. Он остановился, чтобы перевести дыхание, сплюнул кровь и поздравил себя с тем, как ловко превратил противоугонное устройство в грозное оружие. Реклама «Клуба» не соврала, устройство было необычайно прочным! Несмотря на жгучую боль в губе, ноющую боль в колене и острую пульсирующую боль в челюстях, Кусака чувствовал себя совсем неплохо. Он гордился тем, что сумел превозмочь боль. Да, он явно заслужил право на чемодан с деньгами.
И в этот момент ему в промежность скользнула рука, скользнула легко, как порхает воробей с ветки на ветку.
— Нннгггххх!!
Эта сучка схватила его за яйца. Кусака взревел и замотал головой, стараясь ударить Бонни тяжелым концом противоугонного устройства. Но тут до него дошло, что девка не может держать его за яйца, потому что он продолжает прижимать ее руки к земле. Она вообще не шевелится. Значит, это кто-то другой.
— Нет! Не делай этого! — донесся до Кусаки чей-то крик.
Он замер, попытался успокоить дыхание и медленно повернуть голову, чтобы посмотреть, кто же это, черт побери, ухватил его за яйца.
И снова Кусака услышал крик, на этот раз гораздо ближе:
— Не делай этого! Не надо!
Это кричал одноглазый псих.
«А кому он кричит? — подумал Кусака. — Чего не надо делать?»
В эту же секунду над головой Кусаки прогремел выстрел, и он понял, чего упрашивал не делать одноглазый.
* * *Макс Лам удивился, обнаружив на переднем сиденье своего автомобиля, взятого напрокат, спящую женщину. Он узнал в ней ту самую незнакомку, которую патрульный высадил на стоянке раньше, когда приезжал за ним.
Женщина села, откидывая с лица длинные темные волосы.
— Шел дождь, а мне негде было укрыться, — объяснила женщина без тени смущения.
— Ничего, все в порядке, — успокоил ее Макс. Он снял накидку и швырнул ее на заднее сиденье.
— Меня зовут Иди, — представилась незнакомка, протягивая руку.
Рукопожатие женщины было крепким.
— А я Макс, — представился в свою очередь Макс и сам же удивился своим следующим словам: — Вас подвезти до Майами?
Иди благодарно кивнула. Именно на это она и рассчитывала, ведь взятые напрокат машины так или иначе всегда возвращаются в Майами.
— Я пыталась голосовать, но испугалась грома и молнии.
— Да, я слышал гром.
Непонятно, каким образом Макс проскочил поворот на Тернпайк, не заметить его было невозможно, но он все же умудрился. Иди никак не отреагировала на это, в конце концов, все дороги здесь шли в одном направлении.
— Откуда вы, Макс? — спросила Иди. Спутник ее выглядел вполне безобидным, и все же Иди захотелось разговорить его. Затянувшееся молчание действовало ей на нервы.
— Из Нью-Йорка. Я занимаюсь рекламой.
— Серьезно?
И тут Макса понесло. В течение следующего часа Иди узнала массу подробностей о Мэдисон-авеню. А Макс с радостью услышал, что она просто обожает хлопья «Плам Кранчиз». Иди даже процитировала рекламу, слово в слово!
— А что вы еще рекламировали? — поинтересовалась Иди.
Макс собрался было рассказать об «Интимном тумане», но передумал. Не всем нравятся разговоры о гигиенических средствах.
— Сигареты «Бронко».
— Правда?
— Кстати, о сигаретах, вы не будете возражать, если я закурю.
— Вовсе нет, — любезно позволила Иди.
Макс закурил и предложил сигарету Иди, но она вежливо отказалась. Когда табачный дым заполнил салон машины. Иди, чтобы не закашляться, опустила стекло.
— А когда вы возвращаетесь в Нью-Йорк?
— Завтра. — Красноречие снова покинуло Макса.
— Если вы мне расскажете кое-что, то и я вам расскажу, — предложила Иди.
Макс бросил на нее недоуменный взгляд.
— Понимаете… я о том полицейском, меня он привез, а вас увез.
— Ах, вы об этом. — Макс помолчал несколько секунд. — У меня нет никаких неприятностей с полицией, если вы это имеете в виду.
— Я и не сомневаюсь, что вы не бандит, — сухо бросила Иди.
«Какие глаза! — подумал Макс. — Какая интересная женщина! И наверняка понимает, что она привлекательна».
— Так зачем нам эти игры: вы расскажете мне, а я расскажу вам. Все уже в прошлом.
— Мне нравится такая постановка вопроса, — согласилась Иди.
— Давайте просто считать, что у нас сегодня был не лучший день.
— Да еще какой.
В Саут-Дэйд они попали в большую пробку, здесь вырвавшийся на берег шторм посносил буквально все. Иди видела разрушения в первый день после урагана, но нынешняя картина была значительно хуже. Иди очень удивилась, обнаружив, что готова расплакаться.
— Эй, могу поспорить, что угадаю, на какой машине вы ездите, — вдруг ни с того ни с сего выпалил Макс. Он явно старался отвлечь их мысли от ужасной картины.
На углу улицы двое небритых мужчин дрались из-за десятилитрового бака с пресной водой. Их жены и дети, стоявшие на тротуаре, с тревогой наблюдали за ними.
— Я серьезно, — продолжил Макс. — Есть у меня такая способность угадывать, каким людям подходят какие машины.
— И эта способность основана…
— На интуиции.
— Ладно, давайте попробуем, — согласилась Иди.
Макс внимательно осмотрел ее с головы до ног, как будто прикидывая вес.
— «Ниссан 300»?
— Нет.
— «A280Z»?
— Уже ближе.
Макс оживился.
— Думаю, вы предпочитаете импортные спортивные автомобили.
— Ох, вы мне льстите.
В этой глупой игре Макса определенно был смысл. Желанные молодые Кеннеди и даже сыновья бывших президентов, как правило, не клюют на женщин в «плимутах» 1987 года выпуска.
Позже, когда Макс свернул на Тернпайк и направился к центру города, он спросил:
— Где вас высадить?
— Позвольте мне подумать над этим, — попросила Иди.
* * *— Капитан, у вас есть зеркало? — спросила Бонни.
— Нет.
— Ну и ладно.
Бонни чувствовала, что на лице у нее вздуваются шишки: одна на лбу, другая на скуле. Августин заверил ее, что выглядит она не так уж плохо, как думает.
— Но лед бы тебе не помешал, — заметил он.
— Ладно, потом. — Бонни посмотрела на Сцинка. — Но я знаю кое-кого, кому необходимо в больницу.
— Нет, — возразил губернатор.
— Августин говорит, что у вас сломана ключица.
— Пожалуй, он прав.
— И несколько ребер.
— Я буду называть тебя сестра Найтингейл.
— Почему вы такой упрямый?
— Я знаю доктора в Таверни.
— Но как вы рассчитываете туда добраться?
— Пешочком. Это одна из немногих похвальных человеческих способностей.
Бонни попросила губернатора быть хоть чуточку посерьезнее.
— Вы же наверняка испытываете жуткую боль.
— Весь мир страдает от боли, девочка.
Бонни взглянула на Августина, ища у него поддержки.
— Поговори с ним, прошу тебя.
— Он взрослый человек, Бонни. А теперь стой смирно.
Августин протер лицо Бонни рубашкой, которую намочил в ручье. Сцинк уселся на бревно, крепко сцепив руки. А перед этим он достал десяток таблеток аспирина из пластиковой бутылочки, хранившейся под брезентом. Бонни смело проглотила три из них.
А вот Кусаке, который был привязан к платану ржавым буксирным тросом, аспирин никто не предложил. Он был облеплен мокрыми листьями, перепачкан грязью и засохшей кровью, дешевый костюм в полоску висел клочьями. Во время драки Августин заставил Кусаку пропахать нижней челюстью небольшую канавку, поэтому рот бандита был полон мелких камешков и земли. И кроме того, Кусака лишился мочки уха, которую Августин отстрелил ему, выстрелив практически в упор. В голове у Кусаки никак не укладывалось, что такой сопляк мог оказаться настоящим садистом.
