Алан Джекобсон - Седьмая жертва
Они устроились за видавшим виды столиком для пикника в двадцати ярдах от «Деревенской лавки Боба», в которой купили гамбургеры, хот-доги с соусом чили и пиво. Спор о том, можно ли пить в рабочее время, благополучно угас вместе с аппетитом, после того как они обнаружили, что единственное кафе на расстоянии пятнадцати минут ходьбы от тюрьмы оказалось, в сущности, очень дешевой и грязной забегаловкой.
Кроме того, как вскоре выяснилось, пребывание в «Библейском поясе»[51] подразумевало, что пить горячительные напитки им предстояло вне общественных заведений, на свежем воздухе.
– Итак, – начал Бледсоу, с подозрением рассматривая редкую шапку пены на своем пиве, – похоже, что во время знакомства Андервуд произвел на Синглетери неизгладимое впечатление.
Дель Монако посмотрел сквозь пластиковым стаканчик на свет и озабоченно нахмурился, созерцая цвет своего напитка.
– У Синглетери установилось нечто вроде дружеских отношений с Андервудом. Он ему доверяет. То же самое случилось и с Джоном Уэйном Гейси,[52] и с Дамером.
Бледсоу отпил глоток пива и скривился.
– Надеюсь, Андервуд сполна продемонстрирует нам свою магию. У меня такое чувство, что сейчас он больше внимания уделяет написанию книг, чем составлению психологических портретов.
– На пенсию, которую платит Бюро, особенно не развернешься, – вступился за Андервуда Дель Монако. – Не вижу ничего плохого в свободном предпринимательстве.
– Пожалуй, ты прав. Только мне кажется, что лавры Джона Дугласа не дают ему покоя.
Карен откашлялась и посмотрела на Дель Монако.
– Франк, – неуверенно сказала она, – тебе когда-нибудь снятся кошмары? Связанные с работой?
Тот не спеша отпил пиво, обдумывая ответ.
– Ты имеешь в виду, что иногда мне должны сниться кошмары, в которых я работаю в паре с тобой?
– Кончай шутить. Я серьезно.
Дель Монако поставил стакан на стол и внимательно посмотрел на нее.
– Тебя по ночам мучают кошмары? Об Окулисте?
Карен с преувеличенным интересом рассматривала исцарапанную поверхность ветхого стола.
– Ты не ответил на мой вопрос.
Дель Монако пожал плечами.
– Когда я впервые побывал на месте убийства, мне и вправду приснился кошмар. Но это было давно. С тех пор ничего подобного не происходило. Мой мозг вроде как адаптировался к тому, что я вижу каждый день. Прихожу на работу, разгребаю кровь и грязь, а затем возвращаюсь домой, оставляя все проблемы в офисе.
Карен плотнее запахнула куртку, внезапный порыв ветра заставил ее вздрогнуть от холода.
– Хорошо, что у тебя это получается, – обронила она, не вдаваясь в дальнейшие объяснения.
– Мне тоже снились кошмары, – внезапно признался Бледсоу. – Последний раз это было довольно давно, но я хорошо запомнил один из них. Я участвую в перестрелке, и вдруг у меня заклинивает пистолет. Радио тоже не работает. И говорить я не могу. Как будто горло перехватило. Проснулся весь мокрый от пота, как мышь. – Он покачал головой. – Сон вышел чертовски реальным, совсем как наяву. С тех пор прошло много лет, но я до сих пор помню его во всех подробностях, словно это было вчера.
Карен уже пожалела, что вообще подняла эту тему. Потому что Дель Монако неизбежно должен был повторить свой вопрос о том, не снятся ли ей кошмары об Окулисте.
Но он изрядно удивил ее, когда, шутливо толкнув в бок локтем, предложил:
– Давай-ка еще разок взглянем на это письмо. Если кого-нибудь и учили анализировать подобные послания, так только нас.
Карен достала из кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги, расправила его на столе и прочла вслух:
– «…Я сделал больше, чем намеревался и надеялся когда-либо. Но если стремиться к чему-то, то можно добиться чего угодно».
Она подняла глаза на Дель Монако, который в ответ пожал плечами.
– Не знаю, что и сказать, – признался он. – Ничего конкретно здесь нет.
Карен продолжала:
– «…я вдруг понял, что ошеломлен происходящим. Тем, что я могу делать то, что хочу. И нет никого, кто мог бы запретить мне это».
Дель Монако развел руками.
– Налицо все симптомы ощущения силы. И власти. Пока что ничто не позволяет утверждать, что это обман или подделка. Но пои этом нет и таких подробностей, знать о которых мог лишь один убийца.
– Оно вполне согласуется с тем посланием, что я получила по электронной почте, – заметила Карен. – Та же самая неутолимая потребность во власти и контроле.
– Опять же, ничего конкретного, – возразил Дель Монако. – Это общие рассуждения, типичные для любого серийного убийцы.
Карен снова опустила взгляд на письмо.
– «…Я не могу остановиться. Я уверен, тебе известно это чувство, эта жажда, это стремление получить больше, еще больше. Они могут думать, конечно, что остановят меня, но у них ничего не выйдет. Мне известно то, что знают они. Они никогда не найдут меня».
Карен обменялась понимающими взглядами с Бледсоу. Она получила доказательства, которые были ей нужны, – намек на украденный психологический портрет. Разумеется, улика была косвенной, но ее оказалось достаточно, чтобы она поверила в подлинность письма на уровне если уж не холодной логики или юридических доказательств, то хотя бы эмоций. Пресловутого внутреннего голоса.
Откашлявшись, Карен продолжала:
– Что ж, вот эти последние несколько предложений представляются мне наиболее важными, потому как многое говорят о нем. Они подтверждают и составленный нами психологический портрет. И еще они говорят о том, что с течением времени он обретает уверенность, что также характерно для серийных убийц. Они начинают проявлять небрежность, а это уже верная дорога к внутреннему саморазрушению и самоуничтожению. Они даже могут стать еще более жестокими и бесчеловечными.
А я думал, что убийство Линвуд было совершено им с дьявольской жестокостью как раз из-за наличия личных мотивов, – сказал Бледсоу.
– Так оно и было. – По крайней мере, я так думаю. – Но здесь есть и еще кое-что. Большинство серийных убийц, если не все, по мере увеличения числа своих жертв становятся более агрессивными и жестокими. Жажда убийства становится для них невыносимой, они не могут с ней справиться. Даже те, кто гордился своим самоконтролем, теряют способность управлять собственной жизнью, особенно если не понимают, что с ними происходит. И, когда стремление убивать выходит из-под контроля, они больше не могут справиться с перегрузкой. Они начинают делать ошибки, теряют уверенность в своих силах. И это дает нам преимущество. Единственная проблема в том, что мы не знаем, когда он достигнет критической массы, – на жертве номер восемь или двадцать восемь.
Дель Монако поставил свой стаканчик на стол и поерзал, поудобнее устраиваясь на жестком сиденье.
– Первые убийства преступника обычно демонстрируют его жажду испытать восторг охоты. Он живет ради того, чтобы подчинить себе жертву. Но, как только он растворяется в заблуждении о собственной неуязвимости, его нападения свидетельствуют о том, что он начинает испытывать голод, потребность убивать ради самого убийства. – Он посмотрел на письмо и покачал головой. – Что-то не дает мне покоя, но я пока не могу понять, что именно. – Он взял листок с копией письма и принялся его пересматривать.
Карен подождала несколько минут, но, видя, что он погрузился в размышления, сказала:
– Франк?
– «Мне известно то, что знают они», – повторил Дель Монако. – Что он имеет в виду? Кто такие «они»?
– Он говорит о нас, – сказал Бледсоу.
Карен закрыла глаза. Она знала, что сейчас произойдет, и внутренне сжалась, готовясь к неизбежному.
– Он думает, что знает, что у нас есть на него, – продолжал Бледсоу.
Карен открыла глаза, внезапно сообразив, что Бледсоу не намерен выдавать их тайну. Они одновременно поднесли стаканчики с пивом к губам и снова погрузились в размышления о содержании письма. Наконец Бледсоу вздрогнул от холода и взглянул на часы.
– Пора. Андервуд уже подъезжает, а нам еще предстоит сдавать свои пушки и прорываться сквозь систему безопасности.
– Наступает час «Ч», – пробормотала Карен.
Томас Андервуд оказался крепким и жизнерадостным живчиком пятидесяти девяти лет, с копной иссиня-черных волос и мальчишеской улыбкой, которая сделала его популярным в самом начале карьеры в ФБР. У него был вид опытного следователя из голливудских кинолент, играючи раскрывающего самые запутанные преступления, и Карен про себя подивилась тому, что ему так и не предложили вести собственное шоу на телевидении. Но она вынуждена была признать, что одно его присутствие оказывало магнетическое действие на окружающих, и испытала внутренний трепет и радостное возбуждение, хотя, может быть, всему виной было дешевое пиво, бродившее у нее в животе. Завидев Дель Монако, Андервуд улыбнулся.
