Андрей Троицкий - Раскрутка
– Могли менты слить. За приличное вознаграждение.
– Димыч, мысли глобально… – Полозов поправил узел галстука. – Гвоздев наверняка живет в страхе, боится, что прокуратура снова вдруг вспомнит о нем. А такое случается сплошь и рядом. И тогда он уже не откупится. Хрен с ним с Гвоздевым. А у тебя сейчас другие задачи. Пойдешь в кадры и напишешь заявление по собственному. В бухгалтерии получишь деньги на расходы. В тратах не стесняйся, плати кому надо и сколько надо. Сегодня же оформляйся на работу к «Братьям Черновым». Ну, ты знаешь, что делать.
– Уж знаю, – кивнул Радченко.
– Суток тебе хватит, чтобы закруглить московские дела, покаяться жене во всем. И на коленях вымолить прощения за измены.
– Мне не в чем каяться, – округлил глаза Радченко, который никак не мог привыкнуть к своеобразному юмору шефа. – Я ей не изменял. Никогда.
– Ну, значит, все еще впереди. Попросишь прощения за будущие измены. Авансом. Послезавтра выезжаешь в Краснодар. Дунаева набросала список мест, где брат мог держать свои записи. Рой носом землю – найди этот дневник. Если удастся доказать, что этот Олег не имел к убийствам никакого отношения, значит, мы не зря едим хлеб. Твой план я утверждаю. Помогать тебе будет Игорь Тихонов. Ты его знаешь. Детектив на вольных хлебах. Сотрудничает с нами, когда мы беремся за дело вроде этого. Человек он квалифицированный, мужик крепкий. На этом все. Желаю успехов. Надеюсь, жена тебя за все простит.
Отложив сигару, Полозов поднялся из-за стола, похлопал подчиненного по плечу и велел кланяться жене.
* * *Город затопили светло-фиолетовые сумерки, когда Девяткин вышел из центральной проходной и неторопливо побрел вверх по бульвару к кинотеатру «Россия». На сегодняшний вечер у него были кое-какие планы: он обещал одной интересной женщине, метрдотелю ресторана «Московские узоры», заглянуть после работы в ее заведение, которое закрывается около часу ночи. Он посидит за кружкой пива, послушает музыку, а потом довезет Галочку на такси до ее двухкомнатной квартиры в районе Беговой. Сегодня слишком жарко и всякая мысль о половой близости внушает отвращение, да и настроение не то, но у Галочки есть кондиционер, а настроение штука переменчивая. Завтра суббота и можно подольше не вставать с постели – в этот раз дежурить не ему. И вообще любой человек, даже мент, следователь с Петровки, имеет право на личную жизнь. Это право пока никто не отменял.
Когда Девяткин остановился, чтобы высморкаться в цветочную клумбу, кто-то тронул его за локоть. Обернувшись, он увидел перед собой Елену Петровну. Она вышла из здания ГУВД часа полтора назад, и все это время она в своем нескладном платье с шифоновыми рукавами торчала тут, на жаре, дожидаясь его, будто других дел нет. Слезы на щеках давно высохли, большие голубые глаза глядели осмысленно.
– Я отниму у вас не больше пяти минут, – скороговоркой выпалила Ефимова, будто боялась, что собеседник выдернет руку и уйдет.
– Отнимите хоть целый час, – нашелся с ответом Девяткин. – Я полностью в вашем распоряжении. Может, присядем?
Он кивнул на пустую скамейку. Вдова отрицательно помотала головой.
– Я знаю, что там произошло, ну, в этом гараже, – не выпуская руки Девяткина, сказала она. – Все знаю. До мельчайших подробностей. И не спрашивайте откуда. Вы ушли разговаривать по телефону. А моего мужа хладнокровно убили. Стреляли с трех метров, почти в упор. И у него не было никаких шансов. Правильно?
– Правильно. – У Девяткина не осталось сил, чтобы соврать. – Вы убеждены: я виноват в том, что остался жив, а вашего мужа… Это правда – мы облажались. Не проверили тот гараж, не заковали Перцева в наручники. Но ведь это сплошь и рядом происходит. Я выезжал на места преступлений вместе с подследственными десятки, если не сотни раз. Случалось, арестанты пытались бежать. Но мы были готовы к таким фокусам. Оперативники знали заранее, чего ждать от арестованного. А этот Перцев оказался большим сюрпризом. Он не был судим, даже не состоял на милицейском учете. Убил одного картежника и его телохранителя под горячую руку, во время ссоры. Преступление из разряда бытовых. И вдруг… Какой-то очень богатый и очень авторитетный человек захотел вытащить этого Перцева из тюрьмы. И вытащил.
– Не оправдывайтесь, я не за этим вас ждала. – Ефимова крепче ухватила Девяткина за локоть и притянула ближе к себе.
– Тогда зачем?
– Я слышала о вас, ну, знаю, что вы за человек.
– Интересно услышать что-то новенькое о себе самом, – улыбнулся Девяткин. – И что вам наплели? Ну, рассказывайте?
– Слышала, что вы, как сейчас говорят, крутой мужик. Вас не раз отстраняли от работы за превышение полномочий, за методы… Ну, которые несовместимы с должностью майора милиции. Когда вы чуть не до смерти избили одного бандита, у которого нашлись влиятельные друзья, вам предложили альтернативу: рапорт на стол или ссылка. Выбрали второй вариант. И отправились в какую-то глухомань ловить местную шпану.
– Иногда там рыбка покрупней попадалась, – поправил Девяткин. – И мокрушники, и гопники, и насильники. Работы хватало, я не жаловался. Кстати, в том городе мне выделили дачный участок, я купил щитовой домик, начал строить веранду и чуть было не женился. Наверное, деревья, что я посадил, уже немного подросли. А в истории с тем бандитом, из-за которого меня чуть из милиции не турнули, я жалею только об одном. Что до смерти его не замордовал. Отменная тварь, редкостная. На его совести трупов больше, чем у вас пальцев. Правда, совесть он в детстве с соплями съел. Кстати, этот гад все равно плохо кончил. То есть совсем плохо. И заметьте: без моего участия.
– А вот мой покойный муж был человеком иного склада. Книги, книги… Телик почти не смотрел. Немного робкий, даже застенчивый. Он был очень честным человеком. Он умел стрелять, но не успел. Тогда, в гараже. Не успел.
– Давайте о деле… – Девяткин забеспокоился, что снова все кончится слезами. А он не носил жилеток, в которые можно поплакаться. – Мы ведь говорили обо мне. Ну, крутой мужик, немного без тормозов. Возможно, так и есть. Но это лишь грубая внешняя оболочка. Здесь, – Девяткин постучал себя кулаком по груди, – бьется чуткое и ранимое сердце. По жизни я нежное создание. Пишу стихи на туалетной бумаге, а потом использую бумагу по ее прямому назначению. Чтобы никто не прочитал мои вирши.
– Я не в том состоянии, чтобы понять и оценить ваши шутки…
Ефимова вытащила из сумочки и сунула под нос собеседника фотографию, где на диване сидел краснощекий ребенок трех лет. Он держал на коленях отцову прокурорскую фуражку с синим верхом. Малыш смотрел в объектив очень серьезно, не улыбаясь. В голубых глазах светилась такая печаль, будто мальчик знал, что скоро потеряет отца.
– Это наш ребенок, Митя. Он даже не запомнит Леню. Потом, когда немного подрастет, узнает об отце из моих рассказов и по фотографиям.
– Меня трудно разжалобить, – сказал Девяткин. – Но вы своего добились. Очень жаль вас и вашего Митю. Расти без отца… Короче, мне это знакомо. Матери было очень трудно поднимать меня и сестру. А я особенно не радовал ее ни оценками в школе, ни поведением на улице. Когда мою мать ушли на пенсию, она устроилась продавщицей в газетный киоск. Не могла без работы. Так и трудилась до недавнего времени. Впрочем, это другая тема. Мы хорошо поговорили в кабинете Богатырева. И я пообещал твердо: убийцу мы вычислим. Не знаю, сколько это займет времени, но результат будет.
Ефимова снова за локоть потянула Девяткина ближе к себе и заговорила шепотом:
– Я хочу от вас только одного. Найдите эту тварь и убейте. Пристрелите, как он пристрелил моего мужа. Пообещайте мне сделать это.
Девяткин дернул рукой и отступил на шаг:
– Какая вы кровожадная. Может быть, вы слышали по радио или в газетах читали, что в этой стране существуют законы. Есть Уголовный кодекс. Есть суд. Даже присяжные заседатели и те по местам сидят. Это они выносят приговоры. А исполняет их не Девяткин. Исполняет ГУИН. Как вам это нравится? Ну, такое государственное устройство? Если не нравится, езжайте куда-нибудь в Латинскую Америку или в Африку. Там с исполнением приговоров нет проблем.
– Бросьте трепаться… – Ефимова прищурила блестящие от волнения пронзительно-голубые глаза. – Прошу вас еще раз: найдите и убейте эту тварь. Поступите так, как он поступил с моим мужем.
Девяткин дернул рукой.
– Фигня, – сказал он. – Все, что вы тут несете, фигня. Полная околесица. Я не убийца. Кроме того, я сделал выводы из тех историй, что со мной случались в жизни. И еще: я не делаю таких странных противозаконных одолжений. Даже женщине. Даже если эта женщина мне очень симпатична.
Он резко повернулся и зашагал вверх по бульвару. Он услышал за спиной, как женщина всхлипнула, и прибавил шагу.
Глава четвертая
Утром после короткой оперативки Девяткин занял рабочее место, вызвал старшего лейтенанта Сашу Лебедева, кивнул на стул и постучал кончиком карандаша по столешнице. То был сигнал собраться и максимально сосредоточиться.
