Саския Норт - Побег из Амстердама

— Письма пришли не по почте. Он сам опускал их мне в ящик.

— Ну давайте попробуем разобраться вместе. Может быть, вы недавно расстались с мужчиной?

— Это к делу не относится. Мой бывший любовник сделать этого не мог.

— Почти во всех подобных случаях замешаны бывшие любовники, которые и угрожают своим партнерам. Иногда анонимно. Некоторые даже остаются со своими половинами в дружеских отношениях, а за их спиной посылают им самые отъявленные угрозы.

Я подумала о Геерте. Не может же он быть так извращенно мстителен?

— Я думаю… Видите ли, я пою в одной группе. Этот может быть какой-нибудь свихнувшийся фанат. Или кто-то, кто видел, как я выходила из клиники после аборта и потом следил за мной… Какой-нибудь активист движения против абортов.

Опять эта улыбка.

— Ну, у нас тут не Америка. Терроризма против абортов у нас нет. Мне все-таки кажется, что вам надо подумать о людях в вашем ближайшем окружении. Бывшие партнеры, кто-то, с кем вы поссорились, кого пригласили домой после стаканчика вина и пробудили ложные ожидания…

— Я ни с кем не ссорилась. В том числе и со своим бывшим. Я никого не приглашала домой.

— Может быть, другой бывший любовник, кто-нибудь из прошлого?

— Он живет в Америке.

— Но вы же с ним общаетесь?

— Нет.

Какое-то опустошающее уныние овладело мной. Пока я говорила, я поняла, как глупо все звучит. Конечно, полиция ничем не может мне помочь. Я встала.

— Я понимаю, менеер Виттеброод, что обратилась не по адресу. Я должна ждать, пока меня действительно не изнасилуют или не разрубят на куски.

Я взяла сумку и запихнула в нее письма.

— Очень жаль, госпожа Фос, что мы ничем не можем вам помочь. Держите нас в курсе насчет писем и по всем вопросам, которые могут возникнуть.

Я засмеялась.

— Желаю вам приятного дня и спасибо за помощь.

— Подождите! Я запишу ваши данные. Если вы придете еще раз, вам не нужно будет опять все рассказывать.

Я вылетела из комнаты. Толстяк ушел, но его запах еще висел в воздухе. На улице опять шел дождь. Мне было уже все равно. Я села на велосипед и почувствовала, как холод пронизывает мою тонкую куртку. Я сжала кулаки. «Не плакать, не плакать», — шептала я себе. Я не хотела быть жертвой. Дождь хлестал в лицо, спина и ноги промокли, но мне становилось все теплее. Теперь я знала точно, что должна бороться сама.

Глава 9

Я проехала Суринамскую площадь, поднялась вверх по улице Овертом, изо всех сил давя на педали и проклиная город. Транспортный хаос, машины, заблокировавшие велосипедную дорожку, каменные лица пешеходов, которые, рискуя жизнью, бросались под колеса, — все они оказывались препятствиями, которые мне мешали. Я хотела ехать дальше, чтобы ноги загудели от напряжения.

Лучше всего думать у меня получалось на велосипеде. Именно так я могла погрузиться в те сложные вопросы, которые мне надо было решить. На велосипеде мне пришло решение прервать свою беременность. И прекратить отношения с Геертом. Только на велосипеде я осмеливалась думать о своих умерших родителях. Только так я могла держаться на правильном расстоянии от дурных воспоминаний и тяжелых чувств.

Я въехала в парк Фондела, там тоже было полно народу, несмотря на мерзкую погоду. Я поняла, что боюсь возвращаться домой. И какой абсурд, что этот тип остается совершенно безнаказанным. Что полиция ничего не может сделать с такими ненормальными, пока они не сотворят чего-нибудь страшное. Как правило, дальше угроз дело не идет, так, кажется, выразился полицейский. Как правило, понятно. А если предположить, что я исключение из правил?

Погруженная в мысли, я не заметила, как налетела на скейтера. Я бросилась неловко и испуганно извиняться, а он обругал меня грязной шлюхой и тварью поганой. Он пнул мой велосипед и ударил бы меня, если бы я не умчалась без оглядки. Что это на них на всех нашло?

Взвинченная, я продолжала ехать дальше, не обращая внимания на боль в боку. Может быть, придется уехать из Амстердама. Продать дом и поселиться в деревне, где не ругаются так зло и грязно даже по делу, где какой-нибудь психопат не может исчезнуть незамеченным. Но ведь именно из такой деревни я и сбежала двенадцать лет назад.

Из размышлений меня вывел звук приближающегося велосипеда, метров за сто позади меня. Цепь била по корпусу велосипеда, и по этому стуку я поняла, что человек едет быстрее, чем я. Я стала сильнее давить на педали, как всегда автоматически это делала, когда мной овладевало параноидальное чувство, что меня преследуют. Я терпеть не могу, когда за мной гонятся. Человек сзади меня тоже прибавил скорость, и я вдруг поняла, что он действительно меня преследует. Страх сковал мои мышцы и горло сжалось так, что я едва могла дышать. Меня преследуют. Это точно. Я крутила все быстрее и быстрее, задыхаясь и хрипя, как астматик, сердце как бешеное гнало кровь по телу, глаза искали людей, к которым я могла бы обратиться за помощью, за спасением, но парк, казалось, вдруг стал пустым и заброшенным.

Я упала, когда кто-то положил большую, сильную руку мне на затылок. У меня защипало в носу от крепкого аромата его одеколона, смешанного со знакомым запахом кокосового масла, так что я даже чихнула.

Я плюхнулась на мокрый асфальт. Мне захотелось убежать куда-нибудь в лес, и я отшатнулась, когда он попытался мне помочь. Брюки были разорваны, коленка гудела от боли. Я подняла глаза и увидела Стива.

— О Боже! Как я испугалась… — Я поднялась на ноги и стала стряхивать грязь с одежды.

Стив просто умирал от смеха.

— Ну прости, я не хотел тебя пугать, беби. — Он хохотал до икоты.

Так я и стояла в парке, промокшая насквозь, волосы приклеены к лицу, тушь размазалась где-то на подбородке, — напротив хохочущего, бритого наголо негра. Его гладкий череп покрыт дождевыми капельками, очки запотели. Стив выглядел все так же молодо, хотя уже приближался к сорока. На нем был оливковый плащ, серый костюм и изящные, до блеска начищенные итальянские туфли. Это был все тот же Стив, которого я знала. Тщеславный и самодовольный, помешанный на хороших костюмах, шелковых шарфах и белых накрахмаленных рубашках. Это было у него навязчивой идеей — уход за собой, со всеми этими кремами, лосьонами и приятными ароматами. «Тело — это храм духа».

Он прямо задыхался от смеха:

— Вот черт, мне пришлось крепко поднажать на педали! Представляешь, прямо выдохся! Я увидел тебя издалека и подумал: это же она, Стив, давай-ка за ней.

Он все продолжал говорить, склонившись над рулем и качая головой от смеха. Я тоже робко засмеялась и посмотрела на людей, которые проходили и проезжали на велосипедах мимо и тоже улыбались.

— Слушай, а ты все такая же сладкая девчонка! Подумать только, как давно это было. Пойдем-ка выпьем чего-нибудь! — Он положил свою большую ладонь на мою руку, и я покраснела.

В кафе «Вертиго» было тепло, накурено и полно людей, которые прятались от дождя. Их мокрые куртки сохли на стульях, все встряхивали зонтики, жаловались на непогоду, которая мучила нас уже несколько недель. Я отлучилась в женский туалет, чтобы привести себя в порядок после такой неожиданной встречи. Посмотрела в зеркало, подправила тушь, подкрасила губы красной помадой и выругала свое уставшее лицо. В резком, холодном свете ламп я вдруг стала похожа на свою мать, которая неодобрительно взглянула на меня из зеркала. Я поднесла холодные ладони к вискам и разгладила лицо. Складка, идущая от левого крыла носа к подбородку, исчезла. У моей матери этих складок было две, слева и справа. Это просто от недосыпания.

Я высушила волосы под сушилкой для рук, опять заколола их, набрала в легкие побольше воздуха и вошла в зал. Стив сидел за столиком и рассматривал публику, самодовольно откинувшись на спинку стула. Когда он меня увидел, его опять начал разбирать смех. Он встал и отодвинул для меня стул. Я скованно присела. Болезненная тяжесть давила мне на глаза оттого, что я мало спала и много выпила накануне.

Стив, посмеиваясь, пододвинул мне чашку эспрессо, развел руки в стороны и простонал:

— Ох, как же здорово опять оказаться в Амстердаме! Как я скучал по всему этому. И по тебе! И как мы встретились! А знаешь, ты прекрасно выглядишь! А как там моя Мейрел? Ну-ка, рассказывай мне про нее все!

Я попробовала отхлебнуть своего эспрессо и не дрожать.

— Она похожа на меня?

— Нет. Она твоя полная противоположность. Внимательная и серьезная. Очень самостоятельная. Хорошо учится.

— Она вспоминает обо мне?

— Боже мой, Стив, ну о чем ты? Ты исчез из ее жизни, когда ей был год… Нет, она никогда о тебе не спрашивает.

Я закурила. Он тут же бросился с преувеличенным усердием отгонять от меня дым своими большими ладонями.

— Прекрати сейчас же! Ты должна заботиться о себе! Моя дочь ведь на твоем попечении!