Томас Харрис - Красный дракон

– Так, а ты исключил всех служащих похоронного бюро? Может быть, это кто-то из них?

– А ты думал? Ломбард и его веселые ребята по уши в чернилах. Я перемазал всех, сколько бы мне не доказывали, что к телу никто не прикасался. Они тут сейчас оттирают руки. Послушай, Джек, мне здесь больше нечего делать. Давай я вернусь домой. Хочу сам поработать над отпечатками пальцев в своей лаборатории. Черт их знает, какая у них в Атланте вода и что за зараза в ней водится. Я бы успел на самолет в Вашингтон через час, а к вечеру передал бы тебе по факсу заключение.

Крофорд помедлил с ответом.

– Ладно, Джимми, только постарайся в темпе. А копии вышлешь в полицию Бирмингема, Атланты и к нам в ФБР.

– Идет, но мы с тобой утрясли еще не все.

Крофорд закатил глаза.

– Сейчас ты мне будешь проедать плешь своими командировочными.

– Как ты догадался?

– Сегодня Джимми, дружище, тебе ни в чем нет отказа.

Грэхем смотрел в окно, слушая рассказы Крофорда.

– Потрясающе! – только и сказал Спрингфилд.

Лицо Грэхема сохраняло непроницаемое выражение. На нем ничего не прочтешь, словно это лицо приговоренного к пожизненному заключению, подумал Спрингфилд.

Он не сводил взгляда с Грэхема, пока тот шел к двери.

Крофорд и Грэхем закрыли за собой дверь кабинета Спрингфилда как раз в тот момент, когда в коридор начали выходить участники пресс-конференции, которую проводил начальник отдела общественной безопасности Льюис. Корреспонденты газет выстроились в очередь у телефона. Тележурналисты уже занялись делом: монтировали кадры, стоя перед телекамерой и повторяя лучшие из вопросов, услышанных ими на пресс-конференции. Они протягивали микрофоны в пустоту перед собой, чтобы позднее вмонтировать в эти пустоты фрагменты с ответами Льюиса.

Крофорд и Грэхем спускались к выходу. У двери их перехватил коротышка, на ходу щелкнувший камерой.

– Уилл Грэхем! – радостно воскликнул он. – Помнишь меня? Я – Фредди Лаундс. Это я освещал дело Лектора для "Отечественного сплетника".

Грэхем на ходу буркнул:

– Помню.

Они с Крофордом шли не останавливаясь, и Лаундс, забежав вперед, засыпал их вопросами:

– На каком этапе они пригласили тебя, Уилл? Что тебе удалось раскопать?

– Я с тобой не буду разговаривать, Лаундс.

– А этот убийца? Его можно сравнить с Лектором? Как он совершает свои…

– Лаундс, – очень громко произнес Грэхем, и Крофорд, быстро шагнув вперед, встал между ним и репортером. – Лаундс, ты пишешь сраную брехню, а твоя газета годится только на то, чтобы подтереть ею задницу. Изыди.

Крофорд сжал руку Грэхема.

– Отстаньте, Лаундс. Пойдем, Уилл. Нужно где-нибудь позавтракать.

Они ускорили шаг и свернули за угол.

– Ты меня прости, Джек, я этого подонка видеть не могу. Когда я валялся в больнице, он пробрался в палату и…

– Знаю, – ответил Крофорд, – я потом устроил ему взбучку. На какое-то время подействовало.

Крофорду не надо было напоминать о пресловутой фотографии, которую поместили в "Отечественном сплетнике", завершая репортаж о деле Лектера. Лаундс прорвался в палату Грэхема, когда тот спал, откинул простыню и снял заштопанный послеоперационными швами живот Грэхема с подведенными к нему трубками. На фотографии, появившейся в газете, черный квадрат прикрывал пах поверженного героя, а сопровождала все это подпись "Фараон с залатанными кишками".

Обеденный зал сиял чистотой и уютом. Руки Грэхема дрожали, и он пролил свой кофе на блюдечко.

Он заметил, что дым от сигареты Крофорда мешает паре, сидящей за соседним столиком. Супруги сосредоточенно поглощали еду, их раздражение висело в воздухе, как и табачный дым.

За крайним столиком две женщины, похоже, мать и дочь, выясняли отношения. Обе старались говорить тихо, не привлекая внимания, но их лица были перекошены от гнева. Грэхем на расстоянии чувствовал зло, исходившее от обеих.

Крофорд посетовал, что предстоящее выступление в суде может на несколько дней задержать его в Вашингтоне. Он закурил новую сигарету, скользнул взглядом по рукам Грэхема, который так и не справился с дрожью.

– Надо, чтобы и в Атланте, и в Бирмингеме поискали этот отпечаток большого пальца, особенно в картотеках убийств и изнасилований. Мы, со своей стороны, сделаем то же самое по линии ФБР. У Прайса уже были случаи, когда он добивался полной идентификации по одному-единственному отпечатку. В конце концов заложит его в программу "Следопыта". С тех пор, как ты ушел, у нас знаешь какая техника появилась…

"Следопытом" в ФБР называли систему автоматического поиска и обработки дактилоскопической информации, помогающую установить связь между любым, отдельно взятым отпечатком, и личностью преступника, когда-либо проходившего по картотекам полиции.

– Нам бы только выйти на него, – продолжал Крофорд. – Этот отпечаток и слепок зубов – доказательства серьезные. Сейчас нужно решить, кого, собственно, мы ищем, и раскинуть сеть пошире. Как только попадется тип похожий на нашего клиента, ты встретишься с ним сам. Скажи, в этом человеке может оказаться нечто такое, что ты мог бы предугадать?

– Не знаю, Джек. Черт побери, я его себе никак не представляю. Так можно нафантазировать неизвестно что, а потом искать то, чего нет. Ты с Блумом поговорил?

– Мы созванивались вчера вечером. Блум исключает у него суицидальные наклонности, Хаймлих того же мнения.

Блум пробыл на месте преступления всего несколько часов в первый же день, но и он, и Хаймлих располагают полным отчетом. На этой неделе Блум завязан с кандидатскими экзаменами. Шлет тебе привет. У тебя есть его чикагский телефон?

– Есть.

Грэхем тепло относился к доктору Алану Блуму.

Ему нравился этот низенький толстяк с печальными глазами, один из лучших судебных психиатров, а может быть, и самый лучший. Особенно Грэхем был благодарен Блуму за то, что тот никогда не проявлял к нему чисто профессионального интереса, хотя психиатры нередко принимают за своих пациентов все остальное человечество.

– Блум считает вполне вероятным, что Зубастый пария может подать нам какой-нибудь сигнал, – сказал Крофорд, – например, написать записку.

– На стене спальни.

– И еще Блум сказал, что скорее всего у него есть физический недостаток, либо он убедил себя в том, что страдает физическим недостатком, поэтому Блум не советует возлагать на эту примету больших надежд. "Незачем представлять себе какое-то пугало, чтобы потом тратить время на поиски химеры, Джек" – вот что он сказал дословно.

– Правильный подход.

– И все-таки ты уже что-то о нем знаешь, иначе как бы ты догадался, где нужно искать отпечаток, – настаивал Крофорд.

– Брось, Джек. Существует же явное доказательство: полоса пятен крови на стене. Не приписывай мне сверхъестественных возможностей.

– Но ему от нас не уйти. Ты согласен?

– Уверен. Так или иначе.

– Как это понимать?

– Обнаружим улики, которые существуют, но пока ускользнули от нашего внимания.

– А иначе?

– Он не остановится. Убийства будут продолжаться, пока осторожность его не притупится, и хозяин дома, разбуженный шумом, не пристрелит его первый.

– Ты не оставляешь нам других возможностей?

– А ты думаешь, я опознаю его в толпе, что ли? Этот Зубастый пария будет убивать до тех пор, пока мы не поумнеем, либо пока нам не улыбнется фортуна. А так это может продолжаться вечно.

– Но почему ты так уверен?

– Он вошел во вкус.

– Я же говорил, ты о нем что-то знаешь.

Грэхем молчал, пока они не вышли на улицу. На прощанье он сказал Крофорду:

– Подождем до следующего полнолуния. Тогда и увидим, что я о нем знаю.

Грэхем вернулся в гостиницу, где проспал два с половиной часа. Проснулся он к полудню, принял душ, заказал в номер кофе и сэндвич. Настало время заняться делом Джекоби из Бирмингема. Он протер свои очки для чтения и устроился с объемистой папкой у окна. Первые несколько минут, пока он только входил в материал, все вокруг отвлекало его, он поднимал голову от страницы при каждом звуке из коридора. Но прошло немного времени, и окружающий мир перестал для него существовать. Он с головой ушел в чтение.

Официант постучал в дверь, подождал немного и постучал еще. Не получив ответа, оставил поднос возле двери и сам подписал счет.

Хойт Льюис, контролер компании "Электросети Джорджии", остановил свой фургон под развесистым деревом в глубине переулка и пристроился позавтракать в кабине. Тоскливо открывать пакет с едой, который сам же себе и собрал. Все известно заранее – ни тебе записки, ни приятного сюрприза.

Он уже доедал сэндвич, когда над ухом раздался громовой голос:

– В этом месяце у меня, наверно, нагорело долларов на тысячу, не меньше, так, по-вашему?

Льюис повернул голову. В окно кабины на него смотрела красная, свирепая физиономия Эйч Джи Парсонса. Парсонс был облачен в бермуды и держал наперевес садовую метлу.