Стивен Кинг - Дорожные работы
Щелк, выключатель сработал.
Он спустился на первый этаж и передал Рону Стоуну папку с рекламными предложениями. Рон тут же громовым голосом позвал Дейва, чтобы тот посмотрел, нет ли там чего-нибудь такого. Дейв закатил глаза. Он прекрасно знал, что там есть что-нибудь такое. Оно называется работа.
Он снова вернулся в свой кабинет и позвонил Орднеру, надеясь, что тот уже ушел обедать. Увы, сегодня был не его день. Секретарша мигом соединила его с Орднером.
— Привет, Барт! — раздался уверенный голос Стива Орднера. — Рад вас слышать, старина.
— Я тоже, — соврал он. — Я тут беседовал с Винни Мейсоном. У него создалось впечатление, что вы обеспокоены по поводу уотерфордской фабрики.
— Да ну, с какой стати? — запротестовал Орднер. — Однако мне бы хотелось в эту пятницу…
— Вот я как раз и звоню, чтобы сказать — Мэри не сможет прийти.
— Да?
— Какой-то вирус, похоже, подцепила. От туалета на пару шагов отойти боится.
— Ах какая жалость!
Да пошел ты в задницу со своей жалостью!
— Врач дал ей какие-то таблетки — вроде бы помогают. Но рисковать не стоит — вдруг она вас заразит.
— А вы когда сможете прийти? В восемь удобно?
— Да, вполне.
Черт бы тебя побрал, скотина! Придется из-за тебя вечерний фильм пропустить.
— А как продвигаются наши дела с Уотерфордом, Барт?
— Об этом нам лучше поговорить с глазу на глаз, Стив.
— Что ж, пусть так. — Он ненадолго приумолк. — Карла передает вам привет. И скажите Мэри, что мы с Карлой желаем ей…
Непременно. Разбежался. Держи карман шире.
22 ноября 1973 года
Проснувшись в испуге, что кричал во сне, он так дернулся, что подушка слетела на пол. Однако Мэри преспокойно спала на соседней кровати, неподвижный комочек под одеялом. Кварцевые часы на бюро высвечивали
4:23.
Щелчок, и пошла следующая минута. Подарок на прошлое Рождество от Беа, чудаковатой сестрицы Мэри из Балтимора, которая лечилась с помощью гидротерапии. Против самих часов он ничего не имел, но вот щелчки, с которыми сменялись цифры, его нервировали. 4:23, щелк, 4:24, щелк. Свихнуться можно.
Он спустился в ванную, включил свет и помочился. При этом сердце заколотилось как ненормальное. В последнее время он стал замечать, что всякий акт мочеиспускания сопровождается у него усиленным сердцебиением. Господи, неужели ты пытаешься мне что-то сказать таким необычным образом?
Он вернулся в спальню, лег в постель, но долго не мог уснуть. Перед этим он так метался во сне, что постель была разворочена, словно поле боя после бомбежки. Он так и не сумел привести ее в порядок. Да и конечности его никак не могли принять удобное для сна положение.
Истолковать сон было несложно. Никаких проблем, Фред. В состоянии бодрствования любой мог запросто исполнить фокус с выключателем; он мог раскрашивать какую-нибудь картинку по кусочкам, притворяясь, что не видит всего изображения. Всю картину целиком можно запрятать в недрах подсознания. Однако там оставалась потайная дверца. Во сне она порой с грохотом распахивалась, и тогда из мрака выползало нечто. Щелк!
4:42
Во сне он ездил на Пирс-Бич с Чарли. (Забавно, что, пересказывая Винни Мейсону свою биографию, он забыл упомянуть Чарли. Забавно, да, Фред? Нет, Джордж, лично я не вижу тут ничего забавного. Я тоже, Фред. Но сейчас слишком поздно. Или слишком рано. Или еще как-то.)
Во сне они с Чарли бродили по бесконечному пляжу с белым песком. Денек стоял замечательный — ярко-синее небо, а солнце радостно сияло, как веселая физиономия на одном из идиотских значков, что призывают вас всегда улыбаться. На ярких одеялах или под разноцветными зонтиками нежились люди, а детишки возились в песочке у воды; они строили песчаные замки или лепили куличи. Загорелый дочерна спасатель сидел на белоснежной вышке; плавки его столь горделиво топорщились спереди, словно внушительные размеры причиндалов считались непременным атрибутом профессии, и спасатель как бы заверял пляжников — у меня все в порядке, я вас не подведу. У кого-то во всю мощь надрывался транзисторный приемник, из которого неслась разухабистая танцевальная музыка. Он даже слова запомнил:
Я влюблен в эту грязную воду,О-оо, Бостон, ты мой дом!
Вызывающе покачивая почти полностью оголенными ягодицами, мимо прошествовали босиком две девушки в бикини; жаль, что такие роскошные тела пропадают; точнее — достанутся их неведомым любовникам.
И все-таки странно, Фред, — начинался прилив, а прилива быть не могло, поскольку до ближайшего океана отсюда было девятьсот миль.
Они с Чарли возводили замок из песка. Но только строить его начали слишком близко от воды, которая подступала теперь все ближе и ближе.
Папа, нужно перенести замок подальше, сказал Чарли. Но он заупрямился и продолжал строительство на прежнем месте. Когда волна начала подмывать первую крепостную стену, он выкопал ров, раздвигая мокрый песок, словно женское влагалище. Но вода прибывала.
Чтоб тебя! — обругал он воду.
Он отстроил стену заново. Набежавшая волна тут же разрушила ее до основания. Вдруг послышались крики. Забегали люди. Пронзительный свист спасателя рассек воздух подобно серебристой стреле. Но он не поднимал голову. Он должен был во что бы то ни стало спасти замок. А вода все прибывала, заливая щиколотки, смывая башенки и бастионы, обрушивая стены. Когда откатилась очередная волна, на месте замка остался лишь ровный песок, мелкий и сверкающий.
Крики усилились. Кто-то заплакал. Подняв голову, он увидел, что спасатель, склонившись над Чарли, делает ему искусственное дыхание. Чарли был мокрый и бледный, только губы и веки совсем посинели. Он не шевелился. Спасатель встал и огляделся по сторонам. Почему-то на губах его играла улыбка.
Он захлебнулся в волнах, ухмыляясь, пояснил спасатель. А вам не пора искупаться?
— Чарли! — завопил он.
И… проснулся в испуге, что и в самом деле громко закричал во сне.
Он еще долго лежал в темноте, прислушиваясь к щелчкам электронных часов и стараясь не вызывать в памяти страшный сон. В конце концов не выдержал и спустился в кухню, чтобы выпить молока. Лишь увидев на столе замороженную индейку, которая оттаивала на блюде, он вспомнил, что сегодня День благодарения, а прачечная по этому случаю закрыта. Он выпил молоко стоя, задумчиво поглядывая на ощипанную тушку. Цвет ее был почти такой же, как кожа его сына в этом ужасном сне. Хотя Чарли, разумеется, вовсе не утонул.
Когда он вернулся в спальню, Мэри что-то сонно пробормотала, но он не разобрал, что она хотела.
— Все нормально, — сказал он. — Спи.
Но она снова забормотала.
— Ладно, — наугад ответил он в темноту.
И она уснула.
Щелк!
Пять утра. Когда он наконец забылся сном, в спальню уже неслышно закрадывался рассвет. Напоследок в его мозгу промелькнуло видение индейки, которая сидела на кухонном столе в матовом мерцании; мертвое мясо, тупо дожидавшееся, когда его запекут.
23 ноября 1973 года
Без пяти восемь он вкатил на своем двухлетнем «ЛТД» на подъездную аллею Стивена Орднера и остановился позади орднеровской бутылочно-зеленой «Дельты-88». Роскошный особняк частично скрывался за высокими зарослями бирючины, которые теперь, в преддверии зимы, напоминали костлявые старушечьи пальцы, скрюченные подагрой. Ему уже приходилось бывать здесь прежде, и дом он знал неплохо. Внизу располагался грандиозный камин, облицованный мрамором. В каждой из спален наверху также имелся свой камин, но уже не столь внушительных размеров. Все помещения отапливались. В цоколе стоял бильярдный стол «Брансуик»; кроме того, там были настоящий экран, на котором Орднер показывал фильмы, и потрясающая стереосистема «KLH», которую Орднер год назад преобразовал в квадро. Стены украшали фотоснимки баскетбольной команды колледжа, в которой выступал Орднер — роста в нем было шесть футов пять дюймов, и он до сих пор пребывал в прекрасной форме. Входя в любую дверь, он неизменно нагибался, чем, похоже, втайне даже гордился. Он подозревал, что Орднер специально сделал косяки пониже, чтобы пригибаться.
