Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
Успокойся, Ник. У тебя опять слишком разыгралось воображение…
Воображение…
Дженни часто говорила, что у меня слишком буйная фантазия, даже предлагала начинать писать книги. Но, опять же, говорят такие люди быстро и легко сходят с ума. Находясь в мире грёз большую часть времени, они не замечают, как перемещаются туда на постоянное место жительства. А меня такая перспектива совсем не устраивает. Тем более, я этого боюсь.
И все время боялся…
Дежавю…
23 августа. Ночь
Она всё-таки приходила!
Это произошло так неожиданно, что когда раздался стук в дверь, я подпрыгнул, словно меня ошпарили кипятком! И когда я открыл и увидел её, маленькую, худенькую и замёрзшую, у меня чуть не лопнуло сердце. На улице было прохладно, но она опять пришла в своём тоненьком, летнем платьице из голубой в чёрный горошек ткани.
Она бросилась мне на шею, содрогаясь всем телом, а я осыпал её лицо поцелуями. И она отвечала мне тем же.
Я подхватил её на руки, перенёс в комнату и продолжал целовать, целовать, целовать…
— Боже мой, Джина, — повторял я. — Куда ты пропала?
— Не спрашивай, любимый, — горячо шептала она. — Сейчас это совсем не важно. Главное, что я снова рядом с тобой.
О, в тот момент мы не стеснялись великих, красивых слов, они исходили из самых глубин наших душ, беря истоки в наших сердцах.
Когда первый пылкий момент прошёл, и мы, вдоволь нацеловавшись, остановились посреди комнаты, Джина легонько отстранилась, взяла меня за руку и молча подвела к дивану.
— Присядем, Ник, — тихо сказала она. — Нам надо поговорить.
От этих слов у меня сжалось сердце. Неужели я действительно услышу что-нибудь плохое, то, чего я так опасался услышать все эти дни?
Мы опустились на мягкий полустёртый плюш. Джина взяла мои руки и решительно посмотрела мне в глаза.
— Ник, — в её взгляде сквозила тоска. — Произошла одна не слишком приятная вещь.
Хотя я был готов практически ко всему, у меня внутри всё болезненно сжалось. Я судорожно сглотнул и едва заметно кивнул головой.
— Дело в том, — печально продолжала она, — что правительство перестало финансировать проект моего отца. И теперь эксперименты придётся прекратить. От этой новости я совсем потеряла голову, перепутала дни, поэтому и появилась так поздно…
Я почувствовал, что земля уходит из-под ног, а лёгкие падают в вечную мерзлоту поджелудочной железы.
— Это наша последняя встреча? — глухо выдавил я.
— Наверное, да. То есть, нет. То есть, не совсем. Извини, я совершенно запуталась. До того, как я сегодня появилась здесь, отец сказал, что может перебросить меня сюда ещё раза два, не больше. И то он не ручается за успешный исход последнего.
— Так… — голова моя упала, а плечи безвольно опустились. — Он знает, что в этом времени ты встречаешься со мной?
— Нет. Я решила, что пока ему не надо об этом знать. У него сейчас и так хватает проблем, ещё я добавлю.
«Она не лжёт, — подумал я. — Похоже, её отец и в самом деле ничего не знает».
От безысходности и отчаяния у меня дико заныли зубы, и ужасно разболелась голова. Злость, переполняющая меня, вырвалась наружу, и я с силой хватил кулаком по правому колену.
— Но ведь должен быть какой-то выход! — истошный крик прозвучал в тишине сигналом бедствия тонущего корабля.
— Выход есть всегда, — спокойно сказала Джина. — Ты и сам прекрасно знаешь, что я не могу здесь оставаться, ведь у тебя есть жена. Поэтому, может быть и к лучшему, что всё так обернулось. Наши встречи повлекли бы за собой только одну беду.
Я не нашёлся, что сказать, а только обхватил голову руками и стиснул её так, что заныли височные кости.
— Я привыкла верить своему отцу, — продолжала она. — И поэтому считаю, что это — действительно наша последняя встреча. Поверь, Ник, мне было очень хорошо с тобой. Теперь я поняла, что тот мужчина в моем сне, помнишь, у костра, лица которого я не видела — это был именно ты. И я благодарна судьбе за то, что она послала мне настоящую любовь.
— Должен быть выход… — глухо простонал я.
— Есть, — решительно кивнула Джина. — Сделать все по-человечески. Чтобы потом не пришлось ругать себя за то, что ты совершила. Поэтому сейчас я хочу, чтобы эта последняя встреча запомнилась нам обоим надолго.
Она встала и медленно расстегнула молнию, искусно спрятанную в боковом шве её платья.
— Джина!.. — мне показалось, что я теряю дар речи. — Джина, что ты делаешь?
— Я знаю, что я делаю, — твёрдо сказала она, стаскивая узкое платье через голову. — Иди ко мне.
И… пришёл вечер нашей первой любви.
Мы падали в самое нутро обжигающего душу огня и одновременно поднимались с восстающими из глубин моря волнами, превращаясь в лёгкую, податливую пену.
Мы пели низкие тона пришедшей печали и тут же брали самые высокие ноты познания друг друга.
Мы старались, хоть на время, изгнать из души предстоящее тёмное будущее и вкушали реальное блаженство настоящего.
И когда её большие карие глаза распахнулись ещё шире, и в них отразилось изумление, я подумал, что причинил ей боль. Но она, почувствовав, как внезапно застыли все мои мышцы, лишь слабо улыбнулась и прошептала:
— Не останавливайся, Ник. Мне очень хорошо. Прошу тебя, дай мне возможность до конца окунуться в эту короткую сказку.
И мягкая, бархатная тьма поглотила нас обоих…
Когда всё закончилось, я лежал на спине, а Джина прижавшись к моей груди, тихонько водила по ней указательным пальцем.
— Ты — мой первый мужчина, — прошептала она. — И отныне я буду любить только тебя, и принадлежать только тебе.
— Бедная девочка, — я почувствовал, как опять запершило в горле. — Я сломал тебе всю жизнь!
— Нет, — Джина придвинулась ближе и облокотилась мне на грудь. — Не стоит никогда, нигде и ни в чём упрекать себя за то, что произошло. Теперь кроме твоего подарка я унесу в памяти ночь нашей первой любви.
— Я тоже никогда не смогу забыть тебя…
— Не вини и не ругай себя. Я сейчас подумала…
В её бездонных глазах зажегся радостный огонёк.
— Да! — воскликнула она. — Это совсем неплохая мысль! И я уверена, я сделаю это!
— Что ты сделаешь? — не понял я.
— Ни о чём не спрашивай, любимый! Я же тебе говорила, что всегда есть выход! А сейчас у меня появилась слабая надежда! Прошу тебя, не расспрашивай меня об этом, не лишай меня радости хорошенько обдумать её!
— Но хоть намекни… — последние слова застряли у меня в горле.
— Не стоит, — Джина смущённо улыбнулась. — Я просто хочу, чтобы у нас все было по-человечески. Успокойся. Ещё раз повторяю — ты ни в чём не виноват.
Она медленно поднялась и начала надевать платье.
— Пора, — её шёпот пронёсся по комнатам печальным шелестом опавших осенних листьев.
Я тоже встал и накинул халат. У меня было такое ощущение, что меня знобит.
— Не провожай меня, — Джина быстрым движением застегнула молнию и поправила юбку. — Ты же знаешь, мне здесь недалеко.
— Если у твоего отца получится, — с трудом выдавил я, — я имею в виду тот, последний раз… Ты придёшь?
— Я постараюсь, — она повернулась ко мне, поднялась на цыпочки и нежно поцеловала меня в щеку. — Я могу на прощание тебе кое-что сказать?
Видя, что я хочу возразить относительно слов «на прощание», она легонько прикрыла ладошкой мои губы.
— Я не оговорилась, сказав «на прощание». Мы с тобой оба не знаем, получится ли у моего отца провести ещё один удачный переброс. Поэтому сейчас я хочу попрощаться по-настоящему. Запомни, Ник, недаром мой папа говорил, что я — однолюб, после нашей встречи я поняла, что влюбилась в тебя без памяти. Пусть я совсем маленькая, глупая девочка, но это — настоящее чувство, для себя я это твёрдо усвоила. А теперь подтверждением моей уверенности стала та безмолвная клятва, которую мы только что дали друг другу. И сейчас я буду любить тебя всю оставшуюся жизнь. Тебя и только тебя.
Я приоткрыл рот, чтобы сказать ей несколько тёплых и нежных слов, но…
— Не надо ничего говорить, любимый, — мягко прошептала она. — Ты от этого только расстроишь меня и расстроишься сам. Ты же не можешь сказать, что не любишь свою жену?
— Нет, — глухо выдохнул я.
— Вот видишь, — она грустно вздохнула. — Поэтому, лучше ничего не говорить. Не грусти. Я думаю, все ещё будет хорошо.
— Будет… — словно эхо повторил я.
— Будет, — она снова вздохнула. — Я хочу на прощание дать один совет. Если ты захочешь меня когда-нибудь вспомнить…
— Я всегда буду помнить тебя!
— Я знаю… — было видно, что слова давались Джине с трудом. — Прошу тебя, не перебивай! Так вот, если ты захочешь меня вспомнить, прошу тебя, смотри почаще на свою жену.
— На жену? — изумился я.
