Татьяна Степанова - Драконы ночи
Симон (Катя все никак не могла привыкнуть к его имени. Чудное имя, более похожее на прозвище, на псевдоним и вроде слышанное совсем недавно – только вот в связи с чем и от кого?) тоже как-то притих. Он свернул направо с шоссе на аллею. Это было похоже на парк в черте города на берегу реки. Возник небольшой песчаный пляж, затем новенький детский городок с качелями, горками и волейбольной площадкой. На лужайке выросли как грибы бревенчатые коттеджи. А потом Катя увидела и сам отель – четырехэтажный, выстроенный из красного кирпича. Здание походило на замок: фасад по бокам украшали круглые башенки, крыша была крыта металлочерепицей. На крыше лепилась спутниковая антенна. К главному зданию были пристроены флигели. Двор был просторный, посыпанный гравием, с круглым цветником посредине. У стен были высажены туи. Какие-то маленькие хвойные деревца росли и в терракотовых кашпо, рядком выставленных вдоль террасы из темного мореного дуба под полосатым тентом, где все еще работало летнее кафе.
– Бар здесь лучший в городе, – сказал Симон, останавливая машину и кивая на высокие стрельчатые окна первого этажа.
Катя вышла из машины. Этот краснокирпичный увесистый новодел, такой нерусский, такой немецкий, в самом сердце среднерусской Валдайской возвышенности с его терракотовыми горшками резко отличался от архитектурного стиля Двуреченска. Если только можно было назвать стилем то разношерстное скопище серых силикатных пятиэтажек, сталинских домов с осыпавшейся лепниной в виде венков из хлебных колосьев, сколотых серпом и молотом, старых купеческих особняков, деревянных бараков, блочных восьмиэтажек и «стекляшек» семидесятых. Замок-новодел был возведен словно в пику всему этому архитектурному хаосу, который мирно уживался в Двуреченске не один десяток лет. Он был построен как бы вопреки, без оглядки на глубоко укоренившиеся традиции.
– Подруга вас не встречает. – Симон вытащил Катины вещи.
– Сейчас разыщу ее. – Катя забрала у него дорожную сумку. – Спасибо, что подбросили.
– А я был прав, когда не дал уехать вам с кем-то из здешних. Там, на дороге, когда мы проезжали, и в лесу… Так бывает, когда ищут кого-то. Того, кто пропал. Ну да если столько народа ищет, найдут, наверное. Ну, а мне пора, катер мой давно уже привезли. Но мы с вами, Екатерина, еще увидимся. Я сюда в бар наезжаю. А в городе меня тоже легко найти – улица Лобачевского, дом пять. Запомните, пожалуйста, буду рад, если зайдете с подругой.
Однако он уехал не сразу, а лишь когда Катя, подхватив вещи, поднялась по ступенькам. Широкие двери из темного оргстекла открылись перед ней автоматически.
И первой, кого она увидела у стойки рецепции, была Анфиса. Нет, не в дорожной одежде, не с чемоданами, а в ее любимом костюмчике для фитнеса – розовом, плюшевом с капюшоном и вышитым на спине ушастым кроликом. Этот самый розовый кролик обтягивал Анфисины телеса и округлости, делая ее похожей на колобок на толстеньких коротких ножках. В руках Анфисы был розовый рюкзачок, из которого торчало полотенце для сауны. Она обернулась – просто так, машинально, взглянуть, какого еще нового постояльца принесли в «Валдайские дали» черти. Обернулась и застыла, узрев Катю.
– Анфис, я… – Кате вспомнился кадр из фильма «Афоня» – тот самый финальный на сельском аэродроме: «Вы мне звонили?»
– Ты приехала? Ко мне?
– Анфис…
– Сюда? В такую даль? – Лицо Анфисы мгновенно осветилось, зарделось, покраснело, побледнело. Она заулыбалась было растерянно, но тут уголки ее рта опустились вниз, на глаза навернулись слезы. Она порывисто сграбастала Катю и, уткнувшись в ее плечо, воскликнула: – Ты с ума сошла! Притащиться сюда в эту дыру из-за меня – ты сошла с ума, господи боже, спасибо тебе большое!
– Анфис, мы сейчас пойдем к тебе, и ты мне все расскажешь. Я боялась, что ты уже уехала. Я звонила тебе все время, но твой телефон…
– Плевать на телефон. Катька, милая, как же хорошо, что ты здесь со мной! – Анфиса цеплялась за Катю. – Ты побудешь здесь со мной, поживешь? Мне столько нужно сказать тебе. Ты не волнуйся, мы сейчас все устроим – тут славно, тебе тут понравится… Но вообще-то тут ужасно. Кошмарно. Чудовищно! Я места себе не нахожу. Катя, он… у нас с ним все, ты понимаешь? Все кончено.
ЭТО БЫЛ САМЫЙ НЕПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ И САМЫЙ ГОРЯЧЕЧНЫЙ МОНОЛОГ, КАКИЕ ТОЛЬКО КАТЯ КОГДА-ЛИБО СЛЫШАЛА. Словесный сумбур, какофония чувств, слезы. А потом закружилась, завертелась суета – круговерть. И Катя уже не могла понять, кого слушать, кому отвечать, на что смотреть. Вышитый розовый кролик, рюкзачок с полотенцем, дорожная сумка, оттягивающая плечо. Какой-то парень-симпатяга, точно из воздуха материализовавшийся на рецепции – менеджер или портье, черт его разберет: «Вы к нам?», «Очень рады, что вы выбрали наш отель. Вам знакомы наши расценки? Номер какой предпочитаете – с видом на реку или на лес? А может быть, вы хотите устроиться вместе, вдвоем? В 2017-м, который занимает ваша подруга Анфиса Марковна, – двуспальная кровать, он у нас специально для молодоженов, и теперь это вряд ли подойдет. Вы можете переехать с ней в 2015-й. Он у нас семейный, вот заполните, пожалуйста, бланк и паспорт ваш, будьте добры…»
Катя как во сне вручила ему паспорт. И увидела девочку. Она в отличие от симпатяги-менеджера не материализовалась из воздуха как дух, как фантом. Она влетела в холл – разрумянившаяся, запыхавшаяся, в полосатом красном свитере, красных брючках и кроссовках.
– Анфиса, я уже позавтракала! – объявила она звонко. – Ты обещала, что пойдем сегодня гулять, если мне врач разрешит. Он разрешил, можно. А бабушка с нами не пойдет, у нее ногу ломит!
Следом за девочкой в холл, опираясь на палку, вошла «бабушка» – нет-нет, ни в коем случае не старуха, язык бы не повернулся назвать ее таковой, и это Катя отметила даже в этой вселенской суматохе, а пожилая представительная дама – тоже в красных брюках и в черном вязаном кардигане. Брюнетка с идеальной укладкой (Катя только потом догадалась, что это у нее парик), прямая как палка, тщательно накрашенная и напудренная и хромая, как лорд Байрон. Единственным «киксом» в ее туалете были старые, донельзя разношенные черные туфли на распухших от подагры ногах.
Такой Катя увидела Марусю Петровну Карасеву – троюродную тетку хозяйки «Валдайских далей» Ольги Борщаковой и бабушку ее восьмилетней дочери Даши.
– Дашунчик, прогулку вашу придется отложить. К Анфисе приехали, ты же видишь сама. Добрый день, – она приветливо кивнула Кате. – Устраивайтесь, как вам удобно. С погодой вам повезло, вон сегодня какое солнышко жарит, а то все дожди да туман. Сырость портит настроение, умножает печаль, а ее и так предостаточно. Это очень хорошо, что вы приехали…
– Катя. Меня Катя зовут.
– А меня Мария… Маруся Петровна, – пожилая дама обворожительно улыбнулась Кате. – Это прекрасно, что вы приехали к нашей милой Анфисе Марковне, а то она в последние два дня что-то хандрит… Ну, ну, ну, не будем вспоминать. Вот, Анфисочка, я же сказала вам, что все в конце концов будет хорошо. Все устроится.
И все действительно «устроилось». В 2015-м «семейном» номере отеля с телевизором, двумя отдельными кроватями и отличной ванной, с панорамным окном и видом на реку и заливные луга, над которыми всего час назад переливалась радуга.
Но радугу стер с неба яркий солнечный свет. Солнце заливало номер золотом, мягко согревая, как компресс, всех, кто нуждался в тепле, всех, кто продрог в пустом и гулком «номере для молодоженов» на широкой и такой никчемной теперь двуспальной кровати.
– Катя, я не знаю, что мне делать, как дальше жить. – Анфиса сжимала пухлые кулачки. – Я вот с утра в сауну пошла. Проснулась – и в сауну. Но это ничего не значит, понимаешь? Его нет со мной, а я без него словно и не существую. Я вот там, в сауне, паром обожглась, и мне даже как-то легче стало сразу. Больно, но я себя почувствовала – на миг, через боль, но почувствовала. А так я вся как отшибленная. Знаешь, когда ногу отсидишь? Ну, вот как будто я сама себя отсидела всю, или меня отсидели… Мне даже если иголкой уколоться… – Анфиса выхватила откуда-то (Катя и глазом не успела моргнуть) брошку в виде подковки и с размаху всадила иглу застежки себе в большой палец.
Что-то подобное Катя предвидела. Похожие случаи приключались с Анфисой и прежде. «Боль – лучшее лекарство», – повторяла Анфиса. Когда-то давно с помощью боли она пыталась избавиться от лишнего веса, утверждая, что боль притупляет аппетит. Это было нечто похожее на «пунктик», на некую занозу, засевшую в ее голове. Кате казалось, что Анфиса полностью изжила этот проклятый «пунктик», но, оказывается, все было не так-то просто. Она отняла у нее брошку.
– Есть йод или пластырь бактерицидный? – спросила как можно спокойнее.
– Зачем? У меня даже крови нет. Не идет, вот смотри. Я же говорю, я себя не ощущаю. Нет меня, нет, нет! – Анфиса повысила голос. – Я есть только с ним, в нем. Он увез меня с собой и выбросил по дороге в помойную яму!
