Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут
– Вот засранец! Таскал-таки! А я же вижу, в пачке всё время меньше…
– Я в одиннадцать бросил курить. Правда, в семнадцать опять начал. Но я брошу. Честно. Когда-нибудь.
– Чумной.
– А помнишь, я у тебя спросил, ради чего мы живём?
– Такого не помню. И что я тебе ответил? – внимательно посмотрел на меня дед.
– Ты сказал, что жить надо красиво. Чтобы мечта была. Чтобы постоянно было предчувствие чего-то большего. Я запомнил. И ещё… иногда я слышал, как ты запирался в сарае и плакал.
Дед отвернулся, а я подумал, что это не стоило рассказывать. Есть вещи, которые лучше навсегда похоронить в чертогах сознания. Иначе будет так болеть, что не обрадуешься. А деда надо беречь. Наверное, роднее него у меня на свете человека не было и не будет.
– Рано или поздно, Ванька, всё закончится. Что разрывало на части, будет только иногда вспоминаться, – сказал дед, а я подумал, что он это говорит не о себе, а обо мне.
И увидел приближающуюся Лену.
Вечная весна
Кажется, она ещё больше похудела: джинсы болтались, на лице торчали одни скулы, но от этого она казалась ещё красивее.
Дед, кашлянув, начал вставать:
– Вы поговорите, а мне надо позвонить Ваське с Димкой. Узнать, как продвигается… Да и с сыном покойного товарища, что помог Новикова взять, надо посидеть, выпить по рюмочке чая. Человек поверил, рисковал.
– Много не пейте, – напутствовал я своего старика.
Лена благодарно чмокнула деда в щёку и заняла его место. Не удержавшись, я крепко-крепко прижал её к себе. Мне показалось, что Лену трясёт. Я снял рубашку и накинул ей на плечи.
– Как ты смогла сбежать, девочка-воительница? Уверен, им пришлось с тобой повозиться.
– Это долгий разговор. Даже вспоминать страшно. Хорошо ещё, что я готовилась к похищению. У меня в подошве была спрятана отмычка. Трюк, подсмотренный в кино. Хотя, конечно, был риск: меня могли убить сразу.
– Как всё произошло?
– Их кто-то предупредил, что к ним едут «гости», и там такое началось… Я сидела в кладовой, но всё слышала. К тому времени в поселении почти никого не осталось. Всех верующих и больных распустили ещё днём. А сам Бледных и его приближённые стали быстро вывозить вещи, оборудование. Я воспользовалась общей суматохой. Замок расшатала, а уже когда началась перестрелка, выбежала и рванула через лес.
– Страшно было?
– Ещё бы. Хорошо, что до этого мы неплохо обследовали территорию, я смогла быстро добежать до дач. И там уже пересидела пару часов в чьём-то сарае. Машину боялась ловить, шла пешком.
– У меня в голове каша. И всё началось с этого медальона…
– Ты не поверишь…
– Не факт, что поверю. После всего-то. Но уже точно ничему не удивлюсь.
– Этот медальон… он моей матери. Она никогда его не снимала. А Волков – родной брат моего отца, просто фамилию сменил на бабушкину. Оказывается, он был влюблён в мою мать, это мне перед смертью сама бабушка рассказала. Якобы из-за этого они с отцом почти не общались, ведь мама выбрала папу. И Волков отомстил.
– Обалдеть…
– Думаю, он не смог отдать приказ меня убить, потому что я очень похожа на мать. Но тут просто повезло, что Бледных умер раньше. Он бы меня точно не пожалел…
Я молчал, переваривая это признание. Зато в мозгах всё наконец распуталось, всё разрешилось, рассыпалось и вновь соединилось. Только уже в правильной последовательности. И загадка, так долго блуждавшая по этой истории, так долго не дававшая мне покоя, стала просто ещё одним фактом.
– Когда ты узнала? Ну, про Волкова… Неужели что-то помнила?
– Мне было шесть тогда, что я могла помнить. Но чем старше становилась, тем чаще пыталась что-то вспоминать. Читала старые газеты. У одной пары – я почему-то хорошо их помнила – была дочка, Нютка. В газетах писали, что она выжила, потому что не сидела тогда со взрослыми.
– Её что, не допрашивали?
– Она была ребёнком, напуганным пятилетним ребёнком. Думаю, первые пару лет она вообще об этом не могла говорить. Я нашла её в соцсетях, мы стали общаться. Постепенно начали вспоминать детство, и однажды я вывела её на нужную тему.
– Что она сказала?
– Она просто что-то вспоминала, а я уже сама восстановила цепь событий. В тот день к папе приезжал брат! Думаю, отец обрадовался, хотел наладить отношения. Он пробыл недолго и уехал, об этом никто не знал. И в документах это почему-то не всплыло. Вот тогда я стала узнавать про дядю, почему он не общается с нами. Бабушка не очень хотела об этом говорить, она всегда начинала плакать, когда речь заходила о нём. И винила мою маму. Тогда я просто знала, что они из-за чего-то разругались. И что папин брат, Анатолий, уехал за границу после того случая с моими родителями.
Но внезапно оказалось, что он уже давно не за границей, а в моём городе детства. А дальше… Я действительно встретила сестру журналиста, она когда-то работала с бабушкой, узнала телефон и наняла Саенко. Думаю, очень быстро журналист понял, чем занимается Волков. Точнее, начав копать, напал на ужасный след секты. И понял, что может сорвать большой куш. Он тоже был болен, наверное, надеялся вылечиться где-то за границей.
Когда Саенко перестал выходить на связь, я поехала сюда сама. В день убийства меня засекли у его квартиры, проводили до моей. А разузнать, кто я, для них было совсем просто. Мне повезло, в первый же день я поехала к Сафронову, потому что он был единственный живой товарищ папы, которого я знала. Но его не застала, зато познакомилась с сыном мэра. Тот лечил его и наблюдал. Этот олух сразу же в меня втрескался.
– Ещё бы, – хмыкнул я, про себя подумав, что меня она считает таким же олухом. Так тот хотя бы сын одного из столпов общества. А с меня вообще нечего взять, кроме придури и баек из морга.
– Слушай, я не заставляла его за мной таскаться. Просто попросила помочь с квартирой. Он подсуетился, зато потом стал меня преследовать. Это было очень неудобно, потому что его лицо тут всем примелькалось, а я не хотела к себе повышенного внимания.
– Потому ты велела ему проваливать, а он решил наложить на себя руки.
– Он таблеток наглотался, потому что торчать стал с пятнадцати лет. Правда, клялся, что завязал, но с мозгами там большие проблемы. Плюс непомерное эго из-за важного папочки. Он не привык, чтобы ему отказывали, вот и решил, что меня можно купить, как игрушку. Я уже собиралась проваливать
