Кристиан Мёрк - Дорогой Джим
Вскинув голову, Нед с интересом разглядывал своего гостя — но сквозь любопытство, написанное на его лице, проглядывало невольное уважение. Найалл заметил, что он подобрал брошенный нож… Только теперь держал его в руках с благоговением, в искренности которого трудно было сомневаться.
— Ну-ну, мой мальчик, признаюсь, вам удалось-таки меня удивить, — проговорил он, повернув кресло так, чтобы смотреть Найаллу в лицо. — Выходит, вам все-таки известно волшебное слово.
Кофе оказался вкусным и таким крепким, что у Найалла на мгновение закружилась голова, как после глотка спиртного. Откуда-то, словно из-под земли, возник еще один слуга — бесшумно появившись за спинкой кресла Найалла, он осторожно промокнул теплой влажной салфеткой кровоточащие ссадины на коже Найалла.
Хозяин дома уселся за рояль — старый, но еще в довольно приличном состоянии концертный Bosendorf, огромный, размером с обеденный стол. Снова зазвучала уже слышанная Найаллом композиция Кола Портера — сначала бегло, потом страстно, неистово — казалось, жизнь и силы, навсегда покинув парализованные ноги, безжизненно свешивающиеся с вращающегося стула, ушли в руки, порхавшие по клавишам с такой скоростью, что у Найалла голова шла кругом. Наконец мелодия стихла. Доиграв, чародей какое-то время сидел молча, погрузившись в свои мысли. Потом, встрепенувшись, поднял голову и слегка кивнул слуге — тот, повинуясь молчаливому приказу, выскользнул из комнаты и беззвучно прикрыл за собой стеклянные двери.
— А знаете, оказывается, иногда совсем даже неплохо побыть в чьей-то компании, — проговорил Нед, боком, точно краб, перебравшись в свое инвалидное кресло. Снова зажужжал моторчик, и кресло проворно покатилось вперед. Нед проехал две комнаты, прежде чем ошеломленный Найалл сообразил, что на это ответить.
Спохватившись, он едва ли не бегом кинулся догонять хозяина. В комнате, где поджидал гостя Нед, оказалось много фотографий в изящных серебряных рамках — скорее всего, семейные снимки. На нескольких Найалл заметил двух очень похожих друг на друга мальчишек — скорее всего, это были Нед и Джим — здоровые, веселые, полные жизни, они улыбались в объектив с надменным эгоизмом юности, как улыбаются только те, кому посчастливилось родиться с серебряной ложкой во рту. Над камином красовались клюшки для крикета и ирландского хоккея на траве. Украдкой заглянув в соседнюю комнату, Найалл увидел развешанные по стенам портреты и несколько старинных ваз в стиле эпохи Возрождения.
Он, наверное, еще долго бы озирался по сторонам, если бы не одно фото, заставившее его застыть на месте: старое; пожелтевшее от времени, небрежно задвинутое за один из кубков.
Это был моментальный снимок совсем еще юной светловолосой женщины — сидя между близнецами, она улыбалась, лица всех троих, покрытые легким загаром, разрумянились от солнца. Братья были настолько похожи, что Найалл не мог догадаться, кто из них Джим, а кто Нед, чья именно рука обнимает ее за талию с привычной небрежностью собственника, которая просто бросалась в глаза. Кожа девушки была настолько белой, что по контрасту с ней глаза ее на черно-белом фото казались чернильными пятнами. Какое-то смутное воспоминание забрезжило в мозгу Найалла. В его памяти сохранилось воспоминание только об одной-единственной женщине, такой же белокожей и невероятно сексуальной, как эта неизвестная ему девушка на снимке… Но та, о которой он сейчас невольно вспомнил, была героиней легенды.
Ее звали принцессой Эйслин. Один из двух братьев, тот самый, что превратился в волка, сначала занимался с ней любовью, а потом убил ее.
— Сюда, пожалуйста, — окликнул гостя Нед. Вздрогнув от неожиданности, Найалл послушно двинулся на его зов. Небольшая по размерам комната, в которой он оказался, судя по всему, была местом, где одинокий хозяин дома проводил большую часть времени. Здесь тоже повсюду были фотографии. Под матово поблескивающим стеклом совы, разинув клювы в беззвучном крике, казалось, смотрели в бессильной ярости на того, кто осмелился нарушить их покой. Помимо сов, были снимки огромных воронов, ястребов, каких-то еще хищных птиц — Найалл хорошенько не разобрал, каких именно, поскольку первое, что бросилось ему в глаза, — волки, множество фотографий волков, развалившихся на траве, словно позирующих фотографу. Он словно оказался в волчьем царстве. Помимо фотографий, над дверью красовалась даже настоящая волчья голова — ощерив чудовищных размеров клыки, волк скалился на Найалла сверху, разинув пасть с риском вывихнуть челюсть. Казалось, огромный зверь корчится от нестерпимой боли, воет в последней, отчаянной попытке спастись… в точности как принц Оуэн в старинной легенде. Только этому волку явно повезло куда меньше, чем принцу, поскольку его мучитель оказался сильнее или просто проворнее и успел нанести удар первым. Единственным звуком, нарушавшим повисшую в комнате тишину, было какое-то попискивание — но что это такое, Найалл не смог понять. Оно раздавалось каждые несколько секунд… Казалось, кто-то забыл повесить телефонную трубку.
— Давно ваш брат устроил здесь эту выставку? — осведомился Найалл, на всякий случай выбрав себе стул подальше от хозяина дома. Этот непонятный калека внушал ему настоящий ужас. Интересно, хватит ли у него духу дать ему отпор, если любезному хозяину внезапно вздумается отдать его на растерзание своим «волкодавам» еще до того, как он успеет высказаться, с невольной дрожью в душе подумал Найалл.
— Эту, как вы выразились, выставку устроил я, — невозмутимо поправил Нед. Откинувшись на спинку кресла, он уставился на висевшую над дверью серую голову с таким неподдельным интересом, словно видел ее впервые. — Всему, что Джим знал о животных, тоже научил его я. Я рассказывал ему об оленях и ястребах, о кроликах и лошадях. Как скакать верхом и как убивать их — все это он узнал от меня. И… Ах да, и о волках тоже, конечно. В свое время, чтобы добыть голову вот этого зверюги, что висит над дверью, нам с ним пришлось добраться чуть ли не до самого Кыргызстана. Мы окрестили его Фредди. — Нед небрежно махнул рукой в сторону огромного зверя. — Поздоровайся с этим милым молодым человеком, Фредди!
Найалла едва не вырвало при этих словах. Стиснув зубы, он боролся к подступающей к горлу тошнотой. Между тем непонятное попискивание, которое он уже слышал раньше, стало заметно громче.
— Наши с Джимом родители никогда не жили в этом доме — во всяком случае, пока был жив отец, — невозмутимо продолжал Нед, кивком указав на висевший в соседней комнате портрет в тяжелой золоченой раме. На портрете был изображен средних лет мужчина, у ног его лежал великолепный, с раскидистыми рогами олень, которого он, по-видимому, только что подстрелил. — Но после смерти отца мать решила, что в Дублине слишком душно, и мы переехали сюда… — Похоже, погрузившись в воспоминания, несчастный калека на мгновение забыл, что он не один, и перестал контролировать себя, потому что в голосе его прозвучала щемящая тоска. — Конечно, она изо всех сил старалась, чтобы это место стало для нас с ним настоящим домом — уроки верховой езды, совместные молитвы перед обедом и все такое… Ну и конечно, скажу вам честно, очень скоро все это надоело нам обоим до чертиков. Скучно, знаете ли. Потому что ничто так не манит к себе и не располагает к неумеренности, как полученное вами наследство — особенно когда оно немалое.
— У вас прекрасный дом, — уклончиво пробормотал Найалл, внезапно почувствовав, как в душу вновь закрадывается страх. Он не мог оторвать глаз от портрета отца Неда — убитый олень лежал, повернув окровавленную морду к художнику, огромные ветвистые рога уставились в темное небо — словно антенны, вдруг неожиданно пришло Найаллу в голову.
— Кажется, вы говорили, что у вас есть нечто такое, что вы были бы не прочь мне показать, — внезапно перебил его хозяин. В голосе его слышалось нетерпение человека, с детства привыкшего давать своим жертвам имена, куда больше подходившие детям, чем убитым животным.
— Да, конечно. Вот смотрите, — пробормотал Найалл, торопливо вытаскивая из рюкзака нарисованную Джимом карту. Он держал ее так осторожно, словно боялся, что она рассыплется в пыль до того, как он продемонстрирует ее Неду. — Это рисовал ваш брат. Думаю, ему хотелось иметь перед глазами карту той воображаемой местности, по которой он мысленно путешествовал, когда рассказывал одну легенду. Взгляните сюда… Видите? Думаю, это вы. Тут еще какие-то лучи, исходящие из…
— Из моих пальцев, — нетерпеливо перебил его «колдун». Найалл, увлекшись объяснениями, даже не заметил, как Нед подкатился к нему — теперь он сидел так близко, что их колени соприкасались. Оба склонились над пожелтевшим листком бумаги, жадно вглядываясь в полустертые карандашные линии — точь-в-точь двое мальчишек, любующихся редкой маркой, которую им ненадолго дали посмотреть. Из груди Неда вырвался вздох. Осторожно сложив карту, он нажал кнопку на кожаной ручке инвалидного кресла. В коридоре послышались торопливые шаги, дверь приоткрылась, и в комнату осторожно заглянул еще один слуга, которого Найалл прежде не видел.
