Линкольн Чайлд - Утопия
«О, мерзок грех мой, к небу он смердит…»[42]
Он отбросил мысли о Шекспире. Сегодня они все равно его не утешат.
Как вообще могло такое случиться? Все казалось столь просто. Все фрагменты с легкостью собирались воедино, словно кто-то складывал их за него.
Скорее всего, так оно и было, только он этого не замечал. А этот «кто-то» был Джон Доу.
Все началось с того, что он разозлился. Несмотря на то что он являлся идеальным кандидатом, его так и не сделали исполнительным директором. И что еще хуже, власти предержащие наняли на его место кого-то из Карнеги-Меллона. Безупречные характеристики Сары Боутрайт — работа в должности администратора парка Буш-Гарденс и вице-президента компании по производству микросхем в Силиконовой долине — для разъяренного Барксдейла ничего не значили. Главное, что они наняли кого-то не из их парка. Чак Эмори, надменная свинья, никогда его по-настоящему не любил. Барксдейл со злости даже чуть не ушел.
Но потом ему пришла в голову идея куда лучшая, нежели увольнение.
Сначала это была лишь интеллектуальная забава, показавшаяся ему интересной. Но позже, когда он понял, насколько остроумно и просто все складывается и только он, глава системного отдела, способен воплотить это решение в жизнь, — он начал задумываться уже серьезнее.
Ответ заключался в высокой степени автоматизации всех процессов в Утопии — от датчиков движения, отслеживающих распределение посетителей в парке, до компьютеров, управляющих освещением, температурой, влажностью, давлением воды и прочими бесчисленными параметрами окружающей среды, до системы, обеспечивавшей сбор и обработку денег.
Вышеупомянутая система — система финансовой обработки — в самом деле была великолепной. Руководя ее разработкой и наблюдая за реализацией проекта, он использовал модель сети римских дорог, когда-то тянувшихся по всей Европе и Азии. Он помнил, как очаровали его эти дороги еще в школе. Прямые, мощеные, ровные — Домициева дорога, Аврелиева дорога, Аппиева дорога и бессчетные другие, и все они вели к millarium aureum — Золотой отметке, Римскому форуму.
Утопия с ее значками-метками и кредитными карточками для посетителей старалась по возможности обойтись без бумажных денег. Но в парке оставалось немало мест — киоски с едой и сувенирами, голографические фотогалереи, магазины футболок, билетные кассы на входе, — где они принимались. К тому же в отличие от других парков развлечений в Утопии были еще четыре огромных казино с игровыми автоматами, карточными столами и рулетками, ставшими ненасытным магнитом, притягивающим наличные.
Финансовая система Барксдейла собирала деньги из бесчисленных разбросанных по парку мест, отправляла их без человеческого вмешательства на ряд подстанций по подсчету и обработке и в конечном счете складывала в центральном хранилище на уровне «С», собственном финансовом римском форуме Утопии. А оттуда их раз в неделю, точно по часам, забирал бронеавтомобиль с сопровождением. Все это происходило автоматически, под управлением системы. Собственно, никто не мог прервать еженедельный цикл сбора и доставки денег, кроме исполнительного директора. Лишь звонок Сары Боутрайт мог отменить прибытие бронеавтомобиля. И такой звонок она совершила бы лишь в случае явной угрозы безопасности или стабильности парка.
Но что, думал Барксдейл, если бронеавтомобиль при этом все-таки приедет?
Прибытие обычного броневика от выбранного Утопией перевозчика, компании «Американский бронированный транспорт», могла отменить Сара Боутрайт. Но за все дальнейшие действия отвечал Барксдейл. Если сделать все по-умному, персонал системы на уровне «С» никогда не узнал бы, что приезд настоящей машины отменен — Барксдейл не стал бы выполнять распоряжение директора и вообще передавать его дальше. О нем знал бы только он. А когда прибыл бы другой бронеавтомобиль, его точно так же загрузили бы за несколько минут и, как обычно, отправили бы в обратный путь — с содержимым, которое в последние два месяца оценивалось в ошеломляющую сумму — сто миллионов долларов в неделю.
Барксдейл остановился у стены камеры. Сто миллионов долларов. Если быть полностью честным с самим собой, следовало признать, что им руководил не только благородный гнев, но и деньги тоже.
Постоянно изображая как перед сотрудниками, так и перед начальством отпрыска благородного английского семейства, Фред Барксдейл на самом деле лишь притворялся. Он вырос в убогом домишке в Клапаме, читая рассыпающиеся книги и представляя себя в своих фантазиях студентом Итона, Харроу или Сэндхерста. Мысль о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, казалась ему унизительной. Он считал, что его настоящее призвание — играть на сцене в пьесах Шекспира, как Джон Гилгуд или Лоренс Оливье. Конечно, у его родителей не было денег на эти детские капризы, несмотря на явно имевшийся у него актерский талант. В итоге он пошел учиться в технический колледж в Кентербери, где у него вскоре обнаружились новые способности к проектированию компьютерных систем. По окончании он получил должность системного администратора в Штатах, и его звезда быстро взошла. Вскоре он обнаружил у себя еще один талант — умение притворяться англичанином из высших слоев общества. С его актерским даром и врожденной любовью к прекрасному это оказалось не так уж сложно, и постепенно вторая личность вышла на первый план. Никто никогда не задавал ему вопросов. Со временем Барксдейл и сам перестал задавать вопросы себе, получая удовольствие от той жизни, какой, как он знал, он заслуживал с самого начала.
Но это стоило немалых денег. Долги росли с пугающей скоростью. Впрочем, то, чего ему больше всего хотелось — цивилизованная жизнь в заслуженной роскоши, — оставалось недосягаемым.
Сто миллионов долларов.
Конечно, на самом деле в одиночку у него ничего не вышло бы. Требовалась опытная команда, члены которой знали бы, где раздобыть форму, броневик и прочее, — о чем сам Барксдейл не имел ни малейшего понятия.
Несмотря на всю предприимчивость, отчаянное желание раздобыть денег и праведное возмущение, он не отличался особой смелостью. Загадочные объявления, которые он размещал в лондонской «Таймс», «Панче» и некоторых других изданиях, которые могли читать бывшие сотрудники МИ-5, скорее походили на анекдоты, чем на что-либо еще. «Необычная возможность для вложения капитала. Успешному кандидату предстоит выполнять работу в одной из специфических областей. Небольшие начальные вложения, возможен крупный доход. Малодушных и высокоморальных просим не беспокоить». Заметка Барксдейла удовлетворяла его чувство злости — мол, смотрите, что я мог бы сделать, если бы захотел.
Но потом на его объявление ответили. И все закрутилось одно за другим. А теперь он оказался здесь, в этой камере.
В камере…
За дверью, похоже, что-то происходило. Барксдейл остановился, прислушиваясь. Судя по всему, на место катастрофы в Каллисто вызывали новых охранников. Того, что стоял за маленьким зарешеченным окошком, больше не было видно. При мысли о Каллисто и об охраннике по имени Крис Грин Барксдейл ощутил очередной болезненный укол. Никто не пострадает — так ему обещали.
Взломщика Джека тоже заинтриговал шум. Поднявшись с койки, он подошел к окну, огляделся кругом и постучал в дверь.
— Эй! — крикнул он.
Никто не ответил.
— Эй! — снова крикнул он, на этот раз громче.
В окошке появилось молодое, со шрамами от угрей, лицо охранника Линдберга.
— Где здесь туалет? — спросил Взломщик Джек.
— Потом.
— Что значит — потом, черт побери? Мне нужно сейчас. Хочешь, чтобы я в штаны наложил?
Стоящий за дверью Линдберг посмотрел налево, потом направо. Лязгнул ключ в замке, и дверь медленно открылась.
— Руки перед собой, — сказал Линдберг, держа дубинку наготове. — И без глупостей. Бить тебя мне не хочется, но если придется — буду.
Дверь снова закрылась, заскрежетал замок. Барксдейл вздохнул и отвернулся. В отличие от Взломщика Джека он не догадывался, что Линдберг остался единственным охранником в комплексе службы безопасности.
Барксдейл снова начал расхаживать по камере. Теперь он понимал, что вся та легкость, с которой возник их план, была на самом деле иллюзорной. Ему казалось, будто он видит жуткий сон, в котором одно внешне невинное событие естественным образом влечет за собой другое, а потом еще одно, и ты бездумно следуешь за ними, пока внезапно не оказываешься среди кошмара, из которого нет иного выхода, кроме пробуждения. Кошмара, тщательно и тайно продуманного Джоном Доу.
Внезапно Барксдейл снова остановился. Повернувшись к стене, он прижался к ней головой — раз, другой. Если бы он только мог проснуться сейчас…
И все-таки их план должен был сработать. Со всеми возникшими проблемами, всеми потенциальными ловушками удалось справиться очень быстро. Человек, ответивший на его объявление и назвавшийся Джоном Доу, несмотря на всю свою таинственность и уклончивость, оказался крайне умен и проницателен. Он выглядел хорошо воспитанным и культурным, был знаком с творчеством Баха, Рафаэля и Шекспира — словом, оказался из тех людей, с кем Барксдейл вполне мог найти взаимопонимание. Казалось, Джон Доу искренне ему симпатизирует. По мере того как продвигался план, новый знакомый все в большей степени брал руководство на себя, точно указывая Барксдейлу, какие системы требуют дальнейших объяснений или копии каких схем ему нужны. Он позаботился о том, чтобы завлечь в их команду Тома Тибболда для выполнения более простых задач. И именно Джон Доу увидел истинный потенциал их замысла, о котором Барксдейл не мог даже и мечтать. Сначала дело заключалось только в деньгах, но вскоре речь зашла уже о гораздо большем. Джон Доу показал ему, как с помощью той же хитрости, которая убедила бы Сару Боутрайт прибегнуть к чрезвычайным мерам — в том числе позвонить в АБТ и отменить рейс бронеавтомобиля, — можно завладеть Горнилом, технологией, стоившей намного больше тех денег. Все можно было сделать быстро, почти без усилий. И самое главное — без жертв.
