Эдуард Тополь - Римский период, или Охота на вампира

При аресте на квартире В. Новодворской были отобраны три рукописные книжки ее стихов в нескольких экземплярах.

В. Новодворской 19 лет. Она окончила школу в 1968 г. с медалью и блестяще поступила в Институт иностранных языков на французское отделение. К моменту ареста она училась на втором курсе.

16 марта 1970 г. в Московском областном суде состоялся суд над В. Новодворской, обвинявшейся по ст. 70 УК РСФСР (антисоветская агитация и пропаганда).

Суд происходил в отсутствие обвиняемой, так как она была признана экспертизой Института им. Сербского невменяемой с диагнозом «Шизофрения. Параноидальное развитие личности».

Защищал В. Новодворскую адвокат Добужский. Он отказался встретиться с Новодворской до суда, так как якобы по закону адвокат не имеет права встречаться с подзащитным, признанным невменяемым.

Судом были допрошены пять свидетелей: милиционер, задержавший В. Новодворскую во Дворце съездов; билетерша Дворца; студентка из Иняза; а также родители Новодворской, которые были свидетелями на суде и не могли выступать как представители обвиняемой.

Прокурор в своей речи сказал, что действия В. Новодворской смыкаются с действиями террористов, стрелявших в космонавтов.

Адвокат просил суд о переквалификации ст. 70 УК на более легкую ст. 1901.

Суд определил для В. Новодворской принудительное лечение в больнице специального типа (в Казани).

После суда при свидании с родными выяснилось, что В. Новодворская даже не была поставлена в известность о том, что был суд.

В середине мая 1970 г. состоялось кассационное разбирательство по делу В. Новодворской. Верховный суд утвердил приговор Мособлсуда. В середине июня В. Новодворская была отправлена в Казанскую специальную психиатрическую лечебницу.

В майском номере журнала «Посев» за 1969 г. было опубликовано следующее воззвание, полученное из России:

«Мы, студенты-евреи г. Риги, обращаемся к студентам Израиля, США, Англии и всего мира с призывом о помощи.

Вчера, 13 апреля 1969 г., наш товарищ Илья Рипс – студент физико-математического факультета Латвийского госуниверси-тета – поджег себя у подножия памятника Свободы в г. Риге. На груди у него был плакат протеста против дискриминации нашего народа и лишения нас возможности выехать в Израиль. Охваченный пламенем, не в силах от боли стоять на месте, Илья побежал по главной улице, крича: «Выпустите нас в Израиль!» Его сбили моряки, проходившие мимо, ногами погасили пламя и зверски избили. Подоспевшие милиционеры бросили избитого и обожженного юношу в машину и увезли. До сегодняшнего дня его местонахождение неизвестно: очевидно, он во внутренней тюрьме Комитета госбезопасности.

Илья Рипс выразил требование сотен тысяч евреев России. Поддержите нас! Молчание преступно! Протестуйте!

«Хроника» № 8 от 30 июня 1969 г. сообщила следующие подробности об этом событии:

«Илье Рипсу – 20 лет, только в декабре 1969 г. исполнится 21. В неполных 15 лет он стал одним из победителей Международной математической олимпиады школьников, в неполных 16 окончил школу и поступил на механико-математический факультет Рижского университета. Все годы учебы он был Ленинским стипендиатом и гордостью университета. Его дипломная работа, по отзывам преподавателей, была готовой основой докторской диссертации. 10 апреля он получил отличное направление на работу – в Институт физики АН Латвийской ССР.

13 апреля он вышел на площадь Свободы с плакатом «Протестую против оккупации Чехословакии» и поджег на себе одежду, предварительно залитую бензином. Случившиеся здесь моряки быстро погасили огонь, но жестоко избили юношу. Ожоги, к счастью, оказались незначительными. В больницу, куда увезли Илью, пришли его товарищи по университету, предлагая себя как доноров кожи. По непроверенным слухам, эти студенты подверглись внутриуниверситетским репрессиям.

Илье Рипсу было предъявлено обвинение по ст. 65 УК Латв. ССР, соответствующей ст. 70 УК РСФСР. Действия Ильи Рипса в высшей степени трудно подтянуть под какую бы то ни было статью Уголовного кодекса, поэтому, вероятно, и была избрана статья об «Антисоветской пропаганде и агитации», во-первых, наиболее расплывчатая по формулировке, во-вторых, обеспечивающая наименьшую степень гласности – начиная с того, что требуется адвокат с допуском[66]. Кроме единственного факта попытки самосожжения, Илья Рипс не обвиняется ни в чем. Наоборот, и само следствие установило, что несогласие Рипса с советской политикой относится к одной только акции правительства – вводу войск в Чехословакию. В этих условиях доказывать вину по ст. 65 УК Латв. ССР, то есть доказывать умысел на подрыв существующего строя, слишком трудно. Гораздо легче изолировать Илью Рипса под маркой «невменяемости», так как, согласно укоренившейся практике, суды рассматривают дела о назначении принудительных мер медицинского характера чисто формально, не вдаваясь ни в суть дела, ни в суть экспертизы».

2 октября 1969 г. в Риге Верховный суд Латвийской ССР рассмотрел дело по назначению принудительных мер медицинского характера к И. Рипсу. Было вынесено определение о назначении И. Рипсу принудительного лечения в психиатрической больнице общего типа. Интересы И. Рипса на суде защищал адвокат С.Л. Ария.

Как стало известно, И. Рипса дополнительно лишили права жительства в Риге, под предлогом, что он якобы выбыл из города на неопределенный срок.

Илью Рипса держали в больнице два года и, по еще не проверенным сведениям, выпустили в мае 1971 г. Ему разрешили подать прошение о выезде в Израиль.

В полдень 25 августа 1968 г. несколько человек – Лариса Богораз, Павел Литвинов, Константин Бабицкий, Владимир Дремлюга, Наталья Горбаневская, Виктор Файнберг и Вадим Делоне – вышли на Красную площадь с целью провести мирную демонстрацию протеста против оккупации Чехословакии.

Через несколько секунд после того, как демонстранты развернули свои транспаранты, на них набросились «люди в штатском», вырвали из рук плакаты, осыпали ругательствами. Одному из них – Виктору Файнбергу – выбили зубы. Происшествие продолжалось всего лишь несколько минут. Когда раненого заталкивали в подкатившую голубую «Волгу», он успел выкрикнуть: «Да здравствует Чехословакия!»

Анализируя год спустя это событие, поэтесса Наталья Горбаневская писала в своей книге «Полдень»[67]:

«Виктор Файнберг, 1931 г. рождения, до окончания университета работал слесарем на заводе. В 1968 г. он окончил английское отделение филологического факультета Ленинградского университета, на «отлично» защитил дипломную работу о писателе Сэлинджере, летом 1968 г. работал экскурсоводом во дворце-музее в Павловске.

Из-за травмы головы Виктор когда-то 6 лет был на инвалидности, но на психиатрическом учете не состоял и в психбольницах не бывал. В 1957 г. он попал под следствие: подрался с милиционером, который обозвал его «жидом». Экспертиза признала его вменяемым, и он получил тогда год тюрьмы условно.

У В. Файнберга классическая внешность несчастного еврея, кинуться на него с криком «Бей жидов!» – почти безусловный рефлекс черносотенца. Я почти не видела, как его били, увлеченная своим сражением за флажок, и только в «полтиннике» увидела его, с распухшими, в кровь разбитыми губами, в ладони он держал окровавленные зубы. Потом Татка рассказывала, как его били: по лицу и по голове, и ногами, не меньше шести ударов.

Ему выбили четыре зуба – все резцы верхней челюсти, и, конечно, в этом виде он не годился для суда, на котором следовало доказать, что демонстранты нарушили общественный порядок, а те, кто бил нас, отнимали лозунги, кто пытался провоцировать толпу, – они-то и действовали в согласии с законом и в интересах закона. Все равно подсудимые и некоторые свидетели говорили о том, как били Файнберга, как выбили ему зубы, но слова бледны по сравнению с живым свидетельством, с видом искалеченного человека.

Самый простой путь не выпустить человека на суд – это признать его невменяемым. Я вообще удивляюсь, как они не решились признать невменяемыми всех семерых, объявить демонстрантов «кучкой сумасшедших», – кто же, кроме безумцев, среди кликов всенародного одобрения открыто скажет «нет»? Но видно, установка была такова, чтобы соблюсти некоторую видимость и законности, и гласности. Поэтому и ограничились тем, что невменяемыми признали меня и Виктора. Насколько я знаю, в диагнозе у Виктора значатся «остаточные явления шизофрении», «остаточные явления сотрясения мозга», «базедова болезнь». Это последнее, отнюдь не психиатрическое заболевание – то, чем Виктор действительно болен. В условиях Лефортовской тюрьмы болезнь его обострилась. Одним из оснований диагноза шизофрении в экспертизе указали «бред реформ». Итак, всякое частное несогласие с существующей системой, всякое высказывание о необходимости изменить ее и улучшить – если вас захотят объявить невменяемым, будет истолковано как «бред».