Евгений Сивков - Классика российского налогового консалтинга: Аудитор. Консультант. Советник. Аудитор (возвращение)
– Некто господин Герасимов. Вам он, скорее всего, знаком под кличкой Гоша Паровоз. Я тут прикинул, можно ли его провалить на выборах. И, знаете, какая штука, оказывается, голосов делегатов от наших предприятий для этого не хватает! Мелкие и средние предприятия в сумме имеют большинство. А эти голоса уже контролирует Тестоедов. Кредитная политика по поддержке малого бизнеса, понимаешь, приносит свои плоды.
– Да, не к добру это… – почесал потный загривок Веселков.
Глава 19. Приключения корейской собаки
Ветеринарная наука пока не может раскрыть механизм такого странного явления, как синдром кота. Всем известно, что делает кот, когда делать ему нечего. Но вот почему он столь усердно посвящает себя этому увлекательному занятию?
Состоятельный бизнесмен Геннадий Герасимов, он же криминальный авторитет Гоша Паровоз, вел жизнь обеспеченного рантье. Знаменитая рейдерская атака на Чуковскую фабрику, которая наделала столько шума в Приуральском крае, завершилась взаимовыгодным соглашением между хозяином предприятия и группировкой Гоши Паровоза. Посредником в переговорах, завершившихся превращением непримиримых противников в сердечных союзников, тогда выступил Стас Савельев. Паровоз получил очень солидную сумму, которая мирно покоилась в нескольких надежных оффшорных банках, что позволяло ему вести безбедное существование. Свою группировку, много лет державшую в страхе весь Приуральский край, Гоша, естественно, распускать не торопился. Его командиры стали солидными предпринимателями, а быки прекрасно освоили роли руководителей среднего звена. Но темпераментная натура Гоши бунтовала против превращения бравого мафиози в законопослушного собственника. И господин Герасимов решил посвятить себя меценатству, покровительствуя искусствам. Он всерьез был намерен превратить скромный Приуральск в подобие древних Афин, по улицам которых, как известно, прогуливались мудрые философы, рассматривающие великолепные статуи и беседующие о новинках очередного театрального сезона. Паровоз щедрой рукой раздавал деньги на постановку новаторских спектаклей, помогал в организации художественных выставок. Сегодня наступила очередь изящной словесности. В своем пригородном особняке меценат принимал редактора широко известного в узких кругах приуральских литераторов альманаха «Вавилон» Драгомира Аристарховича Феофилактова.
Драгомир Аристархович, профессор философии местного университета, был личностью чрезвычайно интересной. Высокий, стройный обладатель обширного лба и прозрачных глаз льдисто голубого цвета, он и в свои шестьдесят с хвостиком пользовался огромной популярностью у дам. Многочисленные поклонницы его творчества, которое включало в себя увесистый корпус из унылых стихотворных сборников, туманных философских статей и нескольких десятков психоделических картин из цикла «Панспермия как решающий фактор мировой духовной эволюции», именовали его Мэтром. Жалкая кучка завистников, считавших поэта-философа напыщенным занудой, решила уменьшить масштаб гения и разжаловала его в Миллимэтра. А лентяи-студенты, которых профессор-мечтатель регулярно награждал неудами, за глаза называли его Серебристым Хеком.
Гоша принимал Мэтра в своей парадной «японской» гостиной, интерьер которой был порожден буйной фантазией одного из его подопечных, приуральского художника-фальсификатора антикварных раритетов Алексиса Данилова. Вдоль стен располагались манекены, одетые в старинные самурайские доспехи, стены украшали эротические гравюры, на которых самураи (уже без доспехов) всевозможными способами ублажали коротконогих гейш. Под потолком висела модерновая люстра производства местной стекольной фабрики «Красный рассвет», долженствующая изображать ветку цветущей сакуры. Татами, икебаны и токономэ присутствовали в необходимых количествах. Уважаемого гостя усадили на футон и угостили чашечкой зеленого чая. Наряд Гоши состоял из скромного утреннего кимоно, поэтому, сидя на матрасике-футоне, он чувствовал себя вполне комфортно. Самурай-бизнесмен в глубине души всегда потешался, наблюдая за тем, как его посетители, облаченные в европейские костюмы, пытались принять пристойную позу за низеньким японским чайным столиком. Однако сегодняшний посетитель разочаровал коварного хозяина – безупречный костюм-тройка не помешал профессору непринужденно принять классическую позу лотоса.
– Э-э-э… Видите ли, милейший, – начал Феофилактов, – наш альманах представляет собой квинтэссенцию творческих духовно-эзотерических потенций Кастальского братства носителей истинно нордического духа. Мы изнываем под влиянием квази-культурного воздействия гондванических текстов. Поэтому наше издание представляет собой последний островок надежды на возрождение древней башни, которая открывала страждущим доступ к телу дхарма-кая. Отсюда и название нашего журнала – «Вавилон».
Общение с представителями богемы приучило Гошу к тому, что творческие и ученые люди предпочитают изъясняться на такой разновидности фраерской фени, которую непосвященному понять столь же трудно, как язык уголовного братства человеку, не посетившему места не столь отдаленные. Поэтому меценат, внимательно выслушал речь философа, сделал глоток из фарфоровой чашки и обозначил свою позицию.
– Я, господин Феофилактов, изящные искусства уважаю. Если дело стоящее – помогу, чем смогу. Отстегнуть денег, чтобы напечатать ваш «Аквилон», для меня не проблема.
– «Вавилон», – осмелился поправить хозяина скромный редактор.
– Ладно, пускай будет «Вавилон». Но есть у меня одно условие. Вы поместите на страницах своего альманаха одно небольшое стихотворение.
Паровоз передал Феофилактову листок бумаги формата А-4. Профессор начал читать:
Баллада о собаке
Жила у корейцев собакаПо кличке Трансгендер И Су,Любила футбол забияка,Спортзал, педикюр, колбасу.Корейцы кормили собаку,Водили в престижный спортзал,Ей бороду брили поляки,И чукча ей ногти срезал.И как результат тренировкиСпокойно сдала на разряд,Она превзошла по сноровкеКитайцев и прочих бурят.Когда проверяли нацистыВ расчете послать на войнуПороду признали не чистойКак есть приравняли к говну.Защитницу всех футболистовИ Су обуяла печаль,Команда корейцев плечистыхМеж тем просрала Мундиаль.Корейцы обиделись дико,Прокляли фашистскую клику,Призвали на помощь Чучхэ,Собаку послали на «X».Бедняга вернулась небритой,И ногти ее отросли,Однако друзья трансвеститыИ Су от бесчестья спасли.Боа подарили собаке,И нежную в стразах вуаль,А великорусские хрякиНа хвост нацепили медаль.Красавицей стала собакаИ смело пришла на парадСтяжать однополого бракаИ прочих собачьих наград.Концепция вновь изменилась:Корейцы вернулись в Пхеньян,Собака в итоге женилась,На свадьбе порвали баян.
Конечно, использование просторечного выражения «охренеть-не-встать» абсолютно неуместно при описании чувств такой духовной личности, как профессор Феофилактов, но Драгомир Аристархович элементарно охренел, хотя виду не подал и из лотоса не поднялся, читая сумасшедшее стихотворение неизвестного ему поэта.
– Осмелюсь спросить, кто автор сего опуса?
– Алиска. Племяшка моя, – ответил гордый Гоша. – Девчонке четырнадцать только исполнилось, а она такие стихи валяет – просто блеск! У нее собака была, какой-то хитрой корейской породы. Померла недавно. Алиска вся в печаль ударилась. А тут еще футбол с ней смотрели, там португальцы ее любимую узкоглазую команду разделали, как бог японского городового. Она прям в слезах засыпала. А утром проснулась, и нате вам – стих. Берете?
– Конечно, чувствуется интонационно-ритмическая традиция ирландской народной поэзии, серьезное влияние на автора оказал и Льюис Кэролл. Только хотелось бы уточнить некоторые детали. Здесь имеются отдельные места, требующие применения навыков логической герменевтики, то есть толкования. Например, на какую войну нацисты хотели послать вышеупомянутую собаку?
– Да, Алиска говорила, что стих – не для средних умов. Профессор вздрогнул.
– Она сказала, что война, на которую послали собаку – Вторая Пуническая, где Ганнибал сражался, – блеснул эрудицией Гоша.
Профессор вздрогнул еще раз, осторожно поставил на столик чашку с чаем, достал из кармана элегантного пиджака очки в тонкой золотой оправе, и начал тщательно счищать со стекол несуществующие пылинки батистовым платочком изысканного фисташкового цвета.
– Так что медаль она получила «За разрушение Карфагена», – безжалостно продолжал бандит-меценат.
– Хорошо, тогда нам придется написать к этой интересной балладе академический комментарий, – покорно согласился философ.
