Том Смит - Малыш 44

В вагоне стало тихо. Поезд почти остановился. В любую секунду двери могли открыться, и тогда сюда войдет охрана с оружием наизготовку. И кто посмеет обвинить человека в трусости, если, глядя в ствол автомата, он скажет правду? Но тут с одной из полок раздался женский голос:

— Я из Ростова. Я слышала об этих убийствах. Детям вспарывают животы. Говорят, что во всем виновата группа западных шпионов, которые тайком проникли в нашу страну.

Лев ответил:

— Я думаю, что убийца живет и работает в вашем городе. Но я сомневаюсь в том, что он шпион.

Подала голос еще одна женщина:

— Когда вы найдете его, то убьете?

— Да.

Поезд остановился. Стало слышно, как по насыпи к вагону идут охранники. Лев добавил:

— У меня нет причин рассчитывать на вашу помощь. Но я все равно прошу вас помочь.

Лев и Раиса присели на корточки, стараясь затеряться в толпе заключенных. Она обняла его, чтобы со стороны не было видно его перепачканных кровью рук. Дверь откатилась в сторону, и в вагон хлынули лучи яркого солнечного света.

Обнаружив два трупа, охрана потребовала объяснений.

— Кто их убил?

Ответом им стало всеобщее молчание. Поверх плеча жены Лев взглянул на охранников. Эти были молодые и равнодушные ко всему ребята. Они выполнят любой приказ, но не станут проявлять излишнего рвения или самостоятельности. То, что они не пристрелили Льва и Раису собственноручно, означало лишь, что они не получили прямого приказа. Это следовало сделать тайком, чужими руками. А сами они без ясного и недвусмысленного распоряжения и пальцем не пошевелят. Однако, найдя хотя бы малейший предлог, они могут воспользоваться представившейся возможностью. Все зависело от поведения заключенных. Охранники орали на тех, кто оказался ближе всего к ним, тыча им в лица стволами автоматов. Но люди стояли и молчали. Тогда охранники выбрали пожилую чету. Они уже старики. Они заговорят.

— Кто убил этих людей? Что здесь произошло? Отвечайте!

Один из конвоиров замахнулся прикладом автомата на пожилую женщину. Та заплакала. Ее супруг стал умолять охрану не бить ее. Но никто из них так и не ответил на вопрос. Второй караульный подошел ко Льву. Если он прикажет ему встать, то увидит его окровавленную рубашку.

И тут один из уцелевших бандитов, тот самый, который сказал Льву, что у него нет к нему претензий, спрыгнул со своего места и подошел к охранникам. Вне всякого сомнения, сейчас он потребует себе полагающуюся награду. Уголовник крикнул:

— Оставьте их в покое. Я знаю, что здесь произошло, и расскажу вам.

Караульные отошли от пожилой четы и Льва.

— Говори.

— Они убили друг друга из-за карточного выигрыша.

Лев понимал, что, отказываясь выдать их, уголовники следовали своей извращенной логике. Они готовы были насиловать и убивать за гроши. Но «стучать» и становиться осведомителями они не нанимались. Это был вопрос статуса. Если другие урки, члены их криминального братства, узнают о том, что они сдавали своих товарищей по несчастью ради того, чтобы выслужиться, им не будет прощения. Их просто убьют.

Караульные обменялись растерянными взглядами. Не зная, что делать, они решили не делать вообще ничего. Спешить им было некуда. Дорога до Второй Речки[10], городка на берегу Тихого океана, займет несколько недель. У них будет еще масса возможностей, а пока они подождут приказа. Они придумают новый план. Один из караульных обратился ко всем заключенным сразу:

— В качестве наказания мы не будем убирать трупы. На такой жаре они очень быстро начнут разлагаться и смердеть, так что вы заболеете. Может, тогда вы станете разговорчивее.

Гордясь своей находчивостью, охранник выпрыгнул из вагона. За ним последовали остальные караульные. Дверь захлопнулась.

Спустя некоторое время поезд вновь тронулся в путь. Молодой человек в сломанных очках, глядя на Льва поверх треснувших стекол, прошептал:

— Как вы собираетесь бежать?

Он имел право знать. Теперь их побег стал общим делом для всех заключенных в вагоне. Вместо ответа Лев показал ему окровавленный кусок стального прута. Караульные забыли забрать его.

Двести двадцать километров к востоку от Москвы

Лев распластался на полу, просунув руку в маленькую дыру, которую заключенные использовали вместо туалета. Обломком стального прута он пытался подцепить гвозди, которыми крепились доски к нижней части вагона. Снаружи подобраться к гвоздям было невозможно: они все были забиты снизу. И единственной точкой доступа стало отверстие размерами чуть шире его запястья. Лев снял с убитого главаря рубашку и, как мог, расчистил пространство вокруг дыры. Впрочем, толку от этого было мало. Чтобы дотянуться рукой до гвоздей, ему пришлось лечь лицом на пропитанные мочой и испражнениями доски пола. От омерзительного запаха его тошнило, пока он на ощупь пытался поддеть гвозди. Острые щепки впивались ему в пальцы. Раиса предложила свою помощь, сказав, что сделает эту работу сама, поскольку ее кисти и запястья были тоньше. Зато руки у Льва были длиннее и, вытянув их, он как раз мог достать шляпки трех гвоздей.

Замотав нижнюю часть лица и нос тряпкой, чтобы хоть как-то спастись от вони, он старался вытащить третий и последний гвоздь, царапая и ковыряя дерево, выдалбливая вокруг шляпки ямку, чтобы подцепить ее кончиком стального прута. На то, чтобы вытащить два первых гвоздя, у него ушло много времени, потому что работу приходилось прерывать всякий раз, когда кому-либо из заключенных хотелось в туалет.

Выдрать последний гвоздь оказалось труднее всего. Отчасти это объяснялось усталостью — было уже поздно, час или два ночи, — но не только. Лев дотянулся кончиками пальцев до шляпки, но та упорно не хотела вылезать из лунки. Наверное, гвоздь вошел криво, потому что его забили под углом, и от ударов молотка он изогнулся. Льву придется углубить лунку, не исключено, что насквозь, до самого кончика. С такими темпами ему понадобится еще час. При мысли об этом он ощутил, как на него навалилась усталость. Пальцы у него кровоточили, рука ныла, а ноздри забивал отвратительный запах. Внезапно вагон качнулся, его швырнуло набок, и Лев выпустил из рук стальной стержень, который с лязгом упал на шпалы внизу.

Лев вытащил руку из отверстия. Рядом сидела Раиса.

— Готово?

— Я уронил его. Я уронил прут.

Из-за собственной глупости он лишился своего последнего инструмента.

Увидев окровавленные пальцы мужа, Раиса ухватилась за конец доски и попыталась приподнять ее. Тот немного отошел, но недостаточно даже для того, чтобы подсунуть под него руку и попробовать оторвать от пола. Лев вытер руки о штаны и принялся оглядываться по сторонам в поисках того, что можно было бы использовать в качестве гвоздодера.

— Мне придется процарапать доску на всю глубину, чтобы добраться до кончика последнего гвоздя.

Раиса видела, как тщательно обыскивали всех заключенных, прежде чем те поднимались в вагон. Она сомневалась, что у кого-нибудь отыщутся металлические приспособления. Пока она обдумывала новую и неожиданную проблему, взгляд ее упал на валявшееся неподалеку мертвое тело. Мужчина лежал на спине, открыв рот. Она повернулась к мужу.

— Какой длины и насколько острым должен быть инструмент?

— Я почти закончил. Сгодится что угодно, лишь бы оно было тверже кончиков моих пальцев.

Раиса встала и подошла к трупу человека, который пытался изнасиловать ее и убить. Не испытывая ни негодования, ни удовлетворения, морщась от отвращения, она повернула челюсть главаря так, что та задралась кверху. Она занесла ногу, держа ее прямо над его челюстью, а потом заколебалась и огляделась. Все смотрели на нее. Она зажмурилась и ударила каблуком по передним зубам.

Лев подполз к ней, сунул руку в рот трупа и вытащил оттуда зуб, резец, по-прежнему торчащий из обломка окровавленной десны. Это был, конечно, не идеальный, но вполне подходящий инструмент для того, чтобы углубить начатую лунку. Он вернулся к дыре и вновь лег на живот. Зажав в пальцах зуб, он просунул вниз руку, нащупал оставшийся гвоздь и принялся выгрызать дерево вокруг него, отламывая щепки.

Вскоре гвоздь обнажился на всю длину. Зажав зуб в ладони на тот случай, если понадобится углубить лунку еще немного, Лев подцепил шляпку кончиками пальцев. Но они кровоточили и соскальзывали, так что он не мог крепко ухватиться за нее. Он вытащил руку, тщательно вытер ее о штаны, обернул куском материи, оторванным от рубашки, и предпринял новую попытку. Стараясь сохранить хладнокровие, он ухватился за шляпку и стал раскачивать гвоздь, понемногу вытаскивая его из доски. Готово — последний гвоздь оказался у него в руке. Он ощупал доску, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Гвоздей больше не осталось. Потом он сел и вытащил руку из отверстия.