Владимир Гриньков - Таящийся ужас 3
— Ты позвонишь мне?
— Через час. К тому времени ты должна управиться.
— Как бы мне хотелось, чтобы сейчас ты был рядом со мной.
— Мне тоже этого хотелось бы, но надо быть реалистами.
— Я каждую секунду буду о тебе думать.
— Я тоже.
— Ты ненавидишь меня за то, что я сделала?
— Нет, я люблю тебя.
— Скажи еще раз.
— Я люблю тебя.
— Теперь я смогу сделать все, что угодно. — Женщина ненадолго замолчала. — Позвони мне через час.
— Я же сказал, что позвоню.
— Уже светает.
— Ну, поторопись.
— Да… Лэрри?
— Что?
— Ничего… О, Боже, мне страшно.
— Спокойно, спокойно.
— Доброй ночи, дорогой. — Будь со мной.
— Всегда и везде.
Он услышал щелчок — связь прервалась, медленно опустил трубку на рычаг. В комнате было все так же темно и прохладно. Больше всего ему нравились в Калифорнии ее потрясающие ночи. Он закурил последнюю сигарету и смял в ладони пустую пачку. Через минуту снова снял трубку, позвонил на станцию и попросил соединить его с лос-анджелесской полицией. После этого тщательно откашлялся — все должно выглядеть как можно убедительнее.
— Меня зовут Лэрри Престон, — сказал он снявшему трубку сержанту полиции. — Я актер. Живу на улице Северная Юкка, неподалеку от Сансета. Минут десять назад мне позвонили из Нью-Йорка. Это была жена моего друга. Она была в явной истерике, говорила очень сбивчиво, так что и не знаю, можно ли ей верить… Однако она утверждает, что только что убила своего мужа. Сказала, что не в силах больше выносить его побои. Она заявила мне, что собирается отнести его тело в машину, а потом сбросить в Ист-Ривер в районе доков, неподалеку от Шестнадцатой улицы. По голосу мне показалось, что она определенно не в себе. Думаю, что надо предупредить нью-йоркскую полицию.
Он добавил, что машина — серый «форд», и обрисовал сержанту маршрут, которым она, по ее словам, намеревалась ехать. К сожалению, он не знает номер автомашины. Сержант поблагодарил его за содействие, заверил, что как только получит сообщение из Нью-Йорка, сразу же перезвонит ему.
Он еще с полминуты просидел неподвижно, проигрывая все возможные в подобной ситуации вопросы — на тот случай, если его пригласят для дачи показаний, все концы должны стыковываться. Убедившись, что нет ни малейших намеков на возможность их тайного сговора или соучастия, он сделал последнюю затяжку и смял окурок в пепельнице; потом встал и так же в темноте вернулся в спальню, лег и натянул одеяло. Простыни даже не успели остыть. Лежал он тихо, уставившись в потолок и почти не дыша. Сна и след простыл.
Лежавшая рядом с ним брюнетка изменила позу.
— Кто это был? — спросила она.
— Один приятель.
— Долго же тебя не было, — пробормотала девушка все еще сладостно-сонным, зовущим голосом.
— Надо было обговорить кое-какие дела.
— Ну и как, обговорил?
Его глаза успели привыкнуть к темноте, и он разглядел ее разметавшиеся по подушке длинные черные волосы, уловил аромат дорогих французских духов. Прикоснувшись к ее голове, мужчина накрутил на палец тонкий локон.
— Пожалуй что так.
— Я скучала по тебе.
— Продолжай, — проговорил он, опуская руку и лаская ее спину. Звали ее Дарлена — она заключила с киностудией контракт на съемки очередного фильма, и голливудские журналисты уже начали писать о них, как о парочке «друзей».
— У-у-мммм, какой ты нежный, — промурлыкала она.
— Правда? — Он улыбнулся, продолжая ласкать ее спину и ласково щекотать ложбинку у позвоночника, пока она наконец не заурчала и снова не прижалась к нему.
Джон Артур
Обезьяньи игры
Ричард Кларк вышел из своего освежаемого кондиционером бунгало и сразу попал в душные, липкие объятия тропического утра. Не успел он пройти и сотни метров, как его тонкая хлопковая рубашка прилипла к спине и на ней в нескольких местах появились большие влажные пятна. Градины пота скатывались по лбу, заливая глаза. Он быстро заморгал, привычным жестом смахнул капли с бровей и устремил взгляд на акваторию сингапурской бухты. Там стояли на якоре десятки грузовых судов, терпеливо дожидавшихся своей партии копры и каучука, чтобы затем с товаром на борту отправиться в неспешное путешествие по белу свету.
Погода практически никогда не менялась. Стоял январь, хотя с таким же успехом это мог быть и июнь, и сентябрь. Месяц за месяцем, день за днем температура устойчиво держалась на уровне девяноста градусов по Фаренгейту, а влажность лишь усугубляла гнетущую духоту. Даже многочасовой проливной дождь в сезон муссонов был не в состоянии ослабить безжалостную хватку оранжерейного экваториального климата.
Кларк успел привыкнуть к такой погоде и почти не обращал внимания на духоту. За последние шесть лет он пообвык на острове и научился понимать его обитателей. Более того, он уже достиг такой степени акклиматизации, что чувствовал себя здесь намного уютнее, чем в любом другом уголке мира. У него появилось много друзей как среди белых, так и среди аборигенов, и он каким-то образом даже ухитрялся получать удовольствие от местной общественной жизни, которая, по оценке многих, с концом эры колониализма пришла в полнейший упадок. Ему не представляло особого труда раствориться в массе местного населения. Иссохший от курения опиума работник китайской прачечной, меняла-индус с эбеновым цветом кожи, золотозубый индонезиец — все они знали его и относились к нему с почтением. Он, в свою очередь, уважал их верования и обычаи и вообще считался их другом. Многие из его знакомых европейцев прямо заявляли, что он и мыслить стал по-восточному, хотя сам Кларк прекрасно знал, что ему предстоит еще очень многому научиться. Именно это желание воспринимать новое было причиной того, что он, в сущности, перестал вспоминать о своем прежнем доме и вообще об Англии.
Мимо него проехало такси — «мерседес» с желтой крышей. Он махнул рукой, и машина, пронзительно заскрипев тормозами, замерла на месте метрах в пятидесяти от него, подняв вокруг клубы красноватой пыли. Из открытого окна показалась голова, и ощерившийся желтолицый таксист прокричал:
— Такси, Джон?
Кларк подошел к машине, уселся сзади, и его тотчас же вжало в мягкую спинку сиденья, когда водитель резко бросил «мерседес» вперед. Кларк украдкой усмехнулся — он уже успел привыкнуть к подобным особенностям местного автовождения.
— Куда едем, Джон? — спросил таксист, величавший всех пассажиров Джонами.
— Аэропорт «Пая Лебар».
— Пять долларов годится? — спросил таксист и, широко улыбнувшись, посмотрел на Кларка. Тот рассмеялся.
— Ты, что, наглец, за туриста меня принимаешь? Три доллара — вот что ты от меня получишь.
— О’кей, Джон. Три с полтиной.
— Три безо всяких полтин.
— О’кей, Джон, три доллара, — все так же с улыбкой кивнул таксист. Они уже успели подружиться.
Машина миновала деловую часть города, пронеслась по шумному китайскому кварталу и выехала на окраину острова. Приехав в аэропорт, Кларк протянул таксисту обещанные три доллара, присовокупив к ним пятьдесят центов чаевых. Молодой китаец снова кивнул и заулыбался еще шире. Кларк прошел в бар, заказал порцию дешевого бренди и вышел на обзорный балкон, чтобы подождать там прилета своего клиента.
Если все пойдет как надо, то Уэйн Харрисон прибудет через полчаса. Он и Кларк пожмут друг другу руки, обменяются ничего не значащими приветствиями, после чего Кларк в течение трех дней будет сопровождать американца в его туристической поездке по Сингапуру. После завершения путешествия ему должно достаться весьма щедрое вознаграждение — триста долларов, американских разумеется. Работенка была непыльная и хорошо оплачиваемая, что полностью устраивало Кларка. С поиском клиентуры, особенно из числа американцев, проблем не было, поскольку они всегда предпочитали болтаться по городу в сопровождении человека, хорошо говорящего на их языке, пусть даже с небольшим акцентом. Единственное, что не очень радовало Кларка в этой работе, — это сами клиенты, с которыми ему приходилось иметь дело. Они представлялись ему толпой безмозглых идиотов с одутловатыми лицами, которые швырялись деньгами, щелкали фотоаппаратами, таращили глаза и громко вздыхали при виде всего, что попадалось им на пути. Некоторые из них демонстрировали подчеркнутое отвращение при виде грязи и мусора, в изобилии валявшегося в некоторых наиболее замызганных частях города, поскольку явно полагали, что сверкающая чистотой гранитно-мраморная цивилизация является непременным атрибутом каждого уголка планеты. Они не стремились ни малейшим жестом выразить свое понимание проблем бедняков или хоть как-то перебросить мысленный мостик от западного образа жизни к бытию Востока и попросту стояли особняком в своей надменной изолированности, щелкая камерами и предпочитая ни во что не вмешиваться.
