Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ

   Ртищев оказывается рядом с Игорем Петровичем. Удар. Ногой, в горло. Я вижу, я совершенно четко вижу, как сминается плоть, горло проваливается под ударом, и кровь выплескивается изо рта.

   Мертвое тело опрокидывается на спину.

   Ртищев, продолжая бесшумно кричать, снова идет к пульту, к красной кнопке, и уже никто не может его остановить. Я не могу встать.

   Я могу только смотреть, и я вижу, что на пороге комнаты появляется фигура в черном, с черным лицом. Или это маска?

   Человек в маске стреляет. Пуля попадает Ртищеву в спину и словно подталкивает его к пульту. Ртищев падает, протягивая левую руку вперед. Больше ничего нет на свете, только его левая рука и кнопка, кнопка и рука человека, решившего стать убийцей ради высоких идеалов.

   Он нажал. Это было последнее, что я увидел. Он нажал кнопку. Я видел, уже проваливаясь в темноту, что кнопка проседает, проседает, проседает…

   Михаил не подходил к изуродованным, вырванным из земли елкам. Они теперь не прикрывали черного зева входа в бункер. Да и сам вход теперь больше напоминал жерло вулкана. Из него продолжал клубиться дым. Виктор Николаевич стоял рядом с Михаилом, сунув руки в карманы.

   Он не попытался остановить Алексеева, когда тот вслед за штурмовой группой бросился к бункеру.

   – Мы успели? – глядя на черный дым, прошептал Михаил.

   – Не знаю, – сказал Виктор Николаевич.

   – Наверняка успели, иначе мы бы уже услышали взрыв. Ведь услышали бы? Или хотя бы толчок… – пробормотал Михаил, – не может же быть без толчка.

   Виктор Николаевич молчал.

   Из дыма, один за другим стали появляться бойцы штурмовой группы. Двоих выводили под руки. Одного вынесли и осторожно положили на снег.

   Потом вынесли еще одного, только его поднесли к Михаилу и Виктору Николаевичу, положили у самых ног.

   – Его убили, – сказал один из тех, кто принес тело, и Михаил узнал, наконец, Алексеева.

   – Что с пультом? – спросил Михаил.

   – Его убили, – повторил Сергей Алексеев, садясь в снег, – горло сломано.

   – Что с пультом? – Михаил бросился навстречу к выходящему из дыма командиру группы.

   – Мы не успели. Самую малость. Он нажал на кнопку уже мертвый.

   Михаил замер.

   – У нас потерь нет, – доложил командир группы, – двое тяжело раненых и двое легко.

   – А это кто? – спросил Виктор Николаевич, указывая на тело в снегу возле входа.

   – Заложник. Жив, без сознания. Голова в крови, но рана неглубокая.

   – Михаил, – позвал Виктор Николаевич.

   – Что? – спросил Михаил.

   – Нам пора ехать.

   – Не успели, – сказал Михаил.

   – Пойдемте в машину. И заберите с собой Алексеева. Нам нужно ехать…

   – А заложника куда?

   – И заложника к нам в машину, быстро, – Виктор Николаевич решительно взял Михаила за плечи, встряхнул. – Нам нужно поговорить!

   – Хорошо, – безжизненным голосом ответил Михаил.

   Виктор Николаевич взял Михаила за локоть и почти насильно отвел его за машину:

   – Придите в себя, подполковник!

   – Этот произошло из-за меня, – вырывая руку, выкрикнул Михаил. – Из-за меня…

   – Ничего не произошло. Ничего не произошло, успокойтесь.

   – Из-за меня… Что? Как это, ничего не произошло?

   – Успокойтесь и выслушайте меня. Успокойтесь. Вы помните, как рассказывали мне об игре? Покер на костях?

   – Причем здесь…

   – Помните, вы рассуждали о том, как игроки выбирают, на чем строить игру, на школе или фигурах? Вы тогда выпустили один важный аспект игры. В нее ведь играют не двое. В нее могут играть сколько угодно игроков. И еще вы забыли, что выявляется ведь не победитель, выясняется место каждого в игре, кто набрал очков больше, кто меньше…

   – Ну и что?

   – Ничего. Ровным счетом, ничего. Когда я по вашей просьбе связался с и.о., мне разрешили этот эксперимент только по одной причине. Это не настоящий пульт управления. Не настоящий. И вы, и Ртищев сделали одну и ту же ошибку, вы пошли по ложному следу.

   – Я уничтожил остатки группы…

   – Ничего не поделаешь, это входило в условия игры, в школу, если хотите игровой термин. Теперь мы почти уверены, что проект «Удар» больше не имеет утечек информации. Реальных утечек. А остальное – слухи. Все это называется учениями спецподразделений по отработке действий при захвате террористами командных пунктов.

   В общем, мы с вами молодцы. Врага уничтожили, дерьмо за нашим генералитетом прибрали, ученья провели успешно…

   – А что дальше?

   – Дальше. Дальше я, выполняя свое слово и слово нашего будущего президента, сообщаю вам о том, что вы получаете официальное разрешение на создание неофициального подразделения, подчиняющегося только Самому. Вы получили добро, на создание ордена иезуитов. Довольны?

   Михаил оглянулся на вход в бункер. Дыма уже почти не было.

   – А я захочу теперь?

   – Захотите. Вы все еще верите в идеалы. А из таких людей получаются хорошие работники.

   – Или выдающиеся преступники.

   – Ничего не поделаешь, идеалисты есть идеалисты.

   – Что будем делать с заложником?

   – У вас есть вариант?

   – Я подумаю.

   – Подумайте. А С Игорем Петровичем… Будем считать, что он погиб при исполнении служебного долга. Мы его даже представим к награде, наверное, – Виктор Николаевич посмотрел в сторону тела Игоря Петровича.

   Возле него все еще сидел в снегу Сергей Алексеев.

   – Не вздумайте рассказать Алексееву…

   – Я понимаю…

   – И заберите его к себе в подразделение. С глаз моих долой. Он вам подойдет, тоже из идеалистов.

   – А вы, Виктор Николаевич?

   – Я? Я тоже идеалист. Кто еще останется на этой работе? И знаете что?

   – Что?

   – Игоря жалко. Напрасно он все это затеял… Как считаете?

   – Не знаю… Если бы не «Армагеддон», то я не получил бы карт-бланш. И Ртищев, рано или поздно, все равно нашел бы способ сделать людей счастливыми. И мы действительно почистили и свою территорию и украинскую, чтобы они там не говорили.

   – Тогда будем считать, что мы играли лучше, чем наши противники?

   – Играли мы одинаково плохо, просто кубики были к нам менее враждебны, чем к Игорю Петровичу и Ртищеву, – морщась словно от боли, сказал Михаил.

   – А знаете, – очень тихо сказал Виктор Николаевич, наклонившись к самому уху Михаила, – грязное это дело, играть на чужих костях.

   Первое, что я увидел, придя в себя, было лицо майора Петрова.

   – Как самочувствие? – спросил Петров.

   Меня чуть не стошнило.

   – Ничего, крепись, – посоветовал Петров.

   – Где я?

   Этот вопрос волновал меня отчего-то очень сильно. Я помнил, что потерял сознание в бункере, а тут потолок был не серый, а белый. В каком бункере?

   – Ты в больнице. Неотложка. Я тебя привез сюда час назад, а до этого ты лежал без сознания почти сутки.

   – Какие сутки?

   – Обычные, двадцатичетырехчасовые сутки. Лежи и не дергайся.

   – Мы что, перешли на «ты»?

   – А разве нет? – удивился Петров. – Как прикажете.

   – Отчего я лежал без сознания?

   – Так всегда бывает после сотрясения мозга.

   – Сотрясения мозга.

   – Средней тяжести.

   Я попытался вспомнить, что случилось со мной. Бункер, грохот, красная кнопка…

   – Что со мной случилось?

   – Автокатастрофа, – Петров поправил на моей груди одеяло.

   – Какая катастрофа?

   – Обычная. Ты что, не знаешь, что зимой нельзя превышать скорость на трассе? Вот мы и перевернулись. Только нам еще повезло. Жовнер и его водитель – насмерть.

   Я помолчал, пытаясь понять, почему я не верю Петрову. Что-то не так. И…

   Я вспомнил. Я вспомнил, и комок сразу же подкатился к горлу.

   – Он успел нажать кнопку, – сказал я.

   – Какую кнопку?

   – Он успел нажать кнопку, – повторил я.

   …Его прыжок, пули, рвущее его тело. Красная рубчатая кнопка, проседающая под его тяжестью.

   – Они не успели, а он успел нажать. А ты, – я сглотнул, – ты продажная сволочь.

   – А ты бредишь, – спокойно парировал Петров. – И лучше тебе вспомнить, как ты вместе со своим заказчиком и мной, в качестве консультанта, причем, официально назначенного консультанта, ехал в Город. И сразу за Полтавой машину занесло. Мне повезло больше всех. А тебе оказали первую помощь военные в санчасти. Там недалеко дислоцирована воинская часть. Потом мы тебя доставили в город. Здесь тебя осмотрели и даже сделали рентген, который показал легкое сотрясение мозга.