Йен Фишер - Ночной консьерж
Кристина пришла в сознание еще в воде, но глаза предпочла не открывать. Все равно никаких красот подводного мира в этой мути не заметишь. Двое водолазов, прижав кислородную маску к ее лицу, мягко увлекали девушку в известном им направлении. Впрочем, плавание продолжалось недолго. Через полторы минуты – Кристина сосчитала время по ритмичным ударам собственного сердца – их троица резво взмыла вверх и вынырнула рядом с кормой небольшого судна. Когда поднимались на палубу, Кристина разглядела трехцветную раскраску труб, маленький парус и узнала прогулочный кораблик, который следовал за «Одри» от самого причала на площади Европы. Из-за снастей, которыми был завален правый борт корабля, выглядывала стройная корма «Одри», которая барражировала метрах в трехстах впереди. Кристина приподняла голову, чтобы разглядеть движение на яхте. Там происходило что-то непонятное. По палубе катился огромный резиновый шар, а внутри него, кажется, находился живой человек. Остальные равнодушно наблюдали за происходящим. Некоторые даже смеялись. Шоу, да и только!
Романов вышел из сигарной комнаты, легкой походкой поднялся на верхнюю палубу и с трудом подавил гримасу разочарования. Прямо перед ним стоял человек, которого капитан меньше всего ожидал сейчас увидеть. Полковник Казбеков облокотился на поручень и вглядывался в мутную зеленоватую воду Москвы-реки, будто искал в ней что-то. Вслед за Романовым на палубу поднялся Серж и присоединился к стоящим неподалеку от полковника Киму и Алисе. Не поворачивая головы, Казбеков коротко бросил капитану:
– Сворачивай!
Шарпеевы складки на лице полковника двигались. И это движение сообщало посвященным, что Казбеков – в ярости.
– Юрий Владимирович, – начал Романов, – у меня все под контролем. Операция вошла в завершающую фазу. Я завтра же представлю результаты…
– Немедленно сворачивай! Пусть отпускают девчонку и ее отца! – Казбеков повернул голову и посмотрел на Романова взглядом, от которого у людей с неустойчивой психикой порой случались сердечные приступы.
– Какого отца? – недоуменно переспросил Романов.
– Которого ты в коридоре оприходовал. Куда его дел? Тоже – за борт?
– Не было никакого отца! – почти по слогам прошептал Романов. – На корабле – актер, который его изображает. И все! Никто по-прежнему не знает местонахождение Ларсена.
– Капитан! – Голос Казбекова отдавал сталью, будто стержень из огнеупорного сплава заменил его связки. – Я не собираюсь дискутировать. Выполняйте приказание!Взгляд полковника, его поза, звук голоса и смысл слов не оставляли сомнений в том, что решение принято, и оно – окончательно. Несмотря на всю свою выдержку, Романов побледнел, глаза же его, напротив, налились кровью. Видно было, какие усилия капитан прилагает, чтобы не сорваться, не заорать истошным голосом в лицо начальству: «Это моя операция! Я вынянчил ее, как ребенка, не смейте отбирать у меня смысл существования!»
* * *
А вокруг сцены в это время продолжалось карнавальное действо. Двое карликов поместили третьего в резиновый чулок, надули его, превратив в шар, и катили по палубе под смех и аплодисменты публики.
Взгляд Романова встретился со взглядом Сержа. Припухшие веки и длинные ресницы скрывали выражение глаз Консьержа. Но для проницательного капитана одного быстрого движения глазных яблок и легкого тика оказалось достаточно, чтобы понять, что не он сегодня расставлял силки. Понадобилась секунда, чтобы капитан осознал, что за резким казбековским «сворачивай!», перечеркнувшим недели его работы, стоит интрига, которую сплел этот худосочный рыжеволосый парень. Тонкая сеть, которой он опутал капитана, как мелкого лесного зверька. Спеленал его, обездвижил и готов перерезать горло. Недооценил. Он его недооценил. Ну, ничего. Кое-что еще можно поправить.
Дальнейшее выглядело как кинофильм, прокрученный на ускоренной перемотке. Неподвижный, как каменное изваяние, капитан мгновенно превратился в поток быстрого целенаправленного движения. Будто дом, простоявший долгие годы, взорвали и он осыпался за секунду. Корпус капитана ушел вправо, рука метнулась под фрачный пиджак и тут же выскочила из-под него, увеличившись ровно на длину пистолетного ствола с глушителем. Не успев замереть на линии огня, пистолет уже начал выплевывать желчные сгустки смертельного раздражения.
Уловив первое движение капитана, Казбеков бросился наперерез, выставляя руку, чтобы отбить пистолет вверх.
Карлики, докатив резиновый шар со своим товарищем внутри до конца палубы, запели скабрезные куплеты на шведском языке и под одобрительные аплодисменты публики столкнули шар в воду. Трюк был рассчитан до мельчайшей детали. Едва оторвавшись от палубы, карлик внутри шара проткнул резиновую стенку булавкой. Шар с грохотом лопнул, и маленький артист шлепнулся в воду, подняв столп брызг. Его товарищи тут же бросили за борт веревку, уцепившись за которую, мокрый карлик, как белка, быстро и ловко, вскарабкался обратно на палубу. Все это заняло секунд десять, не больше.
Казбеков удивился. Ведь он видел глушитель на пистолете Романова. И в то же время отчетливо слышал грохот выстрела. Разве так бывает? Еще больше он удивился, когда почувствовал, что вся сила, которую он перед этим вкладывал в движение своей руки, вдруг испарилась и рука безвольно упала вниз. А следом за ней сам полковник рухнул на палубу. И лишь затем удивление сменила тупая ноющая боль в животе и в груди. Будто внутренности схватили раскаленными щипцами и пытаются вытащить наружу. Казбеков задышал часто и шумно, как во время секса. На одном из выдохов его слюна превратилась в кровавый пузырь.
Серж старательно отводил глаза от Романова. Торжества не было. В тот момент, когда полковник Казбеков закричал «Сворачивай!», он почувствовал лишь облегчение. Будто рыбак, попавший в шторм и боровшийся с волнами несколько суток, наконец достиг спасительного берега. Неужели тот ад, в который он был погружен последние дни, заканчивается? И все-таки, слушая крики полковника в адрес его подчиненного, Серж не удержался. Один короткий выстрел глазами в сторону капитана… Но взгляд пришлось задержать. Потому что Романов резко дернулся, качнул корпусом, и в руке его блеснул удлиненный ствол.
Каким-то потусторонним чутьем Серж уловил, что пули адресованы ему. Нужно бежать или падать. Но тело будто парализовало. Ничто не могло в ту секунду сдвинуть его с места. Вот она, беспомощность перед лицом смерти, нелепость, которая так раздражает, когда ее видишь в кино. А в жизни ты парализован осознанием неизбежного, и – все. Серж уже почти ощутил, как маленькие свинцовые шарики врываются в его плоть, сокрушая на своем пути кости, разрывая ткани и сосуды. И в этот момент грузная фигура полковника Казбекова заслонила смертельный зрачок. Серж услышал громкий хлопок, увидел оседающего на палубу Казбекова, выпученные глаза Романова, падающий пистолет и очнулся от ступора только тогда, когда капитан, ухватившись за ограждающий палубу поручень, одним ловким движением перемахнул через него. Короткий всплеск воды за бортом почти заглушила музыка, донесшаяся со сцены.
Все бросились к поручню. Вместе со всеми Серж завороженно следил, как Романов точными экономными движениями пересекает речную муть по направлению к следующему в паре сотен метров за «Одри» прогулочному кораблику. Вот, оказывается, его эскорт. Интуиция не подвела. Наконец он сделал это. Сегодня ему удалось просчитать поступки Романова с детальной точностью. Удалось переиграть капитана. Но он не чувствовал удовлетворения. Переигрывать клиентов в интеллектуальных комбинациях случалось и раньше. А сколько раз он мечтал убить клиента?! Слишком часто, чтобы не попытаться осуществить мечту, когда возможность сама идет в руки. Возможность лежала под ногами. Серж медленно перевел взгляд на палубу. В метре от бездыханного Казбекова матово отсвечивал короткоствольный австрийский «Глок-18», брошенный капитаном. Серж знал это оружие, иногда приходилось устраивать стрельбы клиентам. Пистолет автоматический, в магазине как минимум семнадцать патронов. Сколько выстрелов сделал Романов? Пять? Семь? Не больше. Значит выстрелов десять у него есть. И никто не осудит. Никто не скажет потом, что он удовлетворял свои мстительные наклонности, свою кровожадность, зверинность свою.
Серж поднял пистолет, тяжесть приятно оттянула руку. Он совместил мушку с покачивающейся на волнах головой. Вот сейчас это случится. То, о чем он думал все эти годы. Иногда мечтал. С того момента, когда Богдан предложил сыграть в увлекательную игру, в которой ему приказывали, а он обслуживал. Все капризы клиентов, все самодурство, чванство и заносчивость. Унизительные взгляды, пренебрежительные реплики, командные окрики. Все, что имели Лео этого мира и чего не было у него. Все в этот момент сошлось в одной точке. Точка эта то раздваивалась на мушку и голову над волнами, подчиняясь дрожащей руке, то сливалась в жирный монолит его мстительного желания.
