Джек Кертис - Слава
Светало. Темно-жемчужное небо окрасилось сначала в бледно-желтый цвет примулы, потом первые лучи солнца посеребрили пики небоскребов. На улицах остатки ночной жизни тонули в первых волнах жизни дневной. Мусорные грузовики, тоненькие ручейки машин, заступающие на смену рабочие отелей, люди, которые проснулись полчаса назад, и люди, которые только еще собирались ложиться сдать. В воздухе появилось ощущение свежести, которое, впрочем, почти сразу пропало.
Чедвик сидел спокойно и неподвижно, а на заполнявшихся людьми и машинами улицах нарастал шум, успехи и поражения минувшего дня обретали конкретную форму. Начинавшийся день был похож на предыдущий: жаркий, без малейшего ветерка. К полудню тепловая вспышка почти испепелила город. Улицы пылали жаром.
Четверо мужчин вошли в аптеку на Третьей авеню, согнали покупателей и персонал в заднюю комнату, изнасиловали двух женщин и забрали всю наличность. В вест-сайдской квартире подросток, которого часто бил отец, улучил момент, когда тот лежал пьяный в постели, и ударил его ножом. Город входил в обычный ритм жизни.
* * *Из квартиры Чедвик поднялся по винтовой лестнице в зимний сад на крыше: огромные терракотовые кадки с цветущими растениями, телескоп, защищенные от непогоды столы и стулья. Он подошел к парапету и глянул вниз. Машины, автобусы, люди двигались беспорядочно, как персонажи компьютерной игры, которыми управляет программа, предоставляющая каждому игроку определенный шанс.
Он устремил взгляд на башни и небоскребы, на невидимые и неразрывные сети власти. Там, внизу, находилась жизнь, которую он больше не понимал. Нужны образы, формы, модели – да, модели поведения людей, модели событий, приливов и отливов, которыми надо управлять сверху. Сила всегда, исходит сверху. Нерон, глядящий с холма на Рим. Блеск ножа ацтекского жреца, приносящего жертву на верху пирамиды; бесшумные взрывные волны от попадающих в цель бомб, распускающиеся точно цветок. В тронутых золотом окнах он увидел перед собой великие империи – Ниневию и Фивы. Он увидел горящий Карфаген.
Солнце, растекшееся по обширным стеклянным поверхностям, ослепило его. Босс стоял, возвышаясь над миром, и ему в голову пришло воспоминание об одном дне из его детства: жаркий, похожий на сегодняшний день, он идет за руку с матерью от низкого заборчика к церковной двери и видит склоненную над аналоем голову священника.
Повергни себя... все царства мира и всю славу их... все это я дам тебе...
Чедвик улыбнулся этому воспоминанию. Он пожалел, что оставил в живых Дикона, но теперь уже ничего нельзя было поделать. У него появилось какое-то странное ощущение, которое он даже не смог сначала выделить из других. Потом он понял, что ему захотелось есть. Он уловил аромат кофе, будто принесенный ветерком, ощутил во рту вкус яиц и сдобных булочек.
Он сделал шаг вперед и оказался у самых перил. Он перешагнул их и уперся пятками во внешний скат парапета, держась рукой за невысокую решетку позади себя. Заполненная людьми и машинами улица, казалось, рванулась ему навстречу. Ее неумолчный гул показался ему чуть слышным. Так шумит море в пустой раковине моллюска.
Его пальцы разжались, и он упал.
Падать было так высоко, что он ощутил свободный полет. Он уже не надеялся долететь до земли. Снова и снова он переворачивался в воздухе, пролетая сквозь золотистое свечение и отражаясь в бесконечных зеркалах закрытых от солнца окон. Казалось, он падал бы вечно, если бы сине-голубой, мерцающий на высоких зданиях свет не поглотил его навсегда.
Глава 47
Это было похоже на бурный разлив реки. Партизаны пробились к столице, подавляя и сметая сопротивление противника. Теперь их силы разлились, словно вода в дельте, и заняли всю территорию, сдерживаемые там и сям локальными арьергардными боями, которые прекращались, возникали снова и опять затухали. «Это займет дней десять», – сказал в свое время Чедвику Стейнер. На деле все происходило гораздо быстрее.
Генерал путешествовал налегке. Шесть чемоданов уже были погружены в его лимузин. В четырех лежали его веши, в двух остальных – миллион долларов наличными. Это была плата за проезд, сопоставимая с содержимым его номерного счета в цюрихском банке. Остальной багаж он отправил еще два дня назад – картины, золотые статуэтки, несколько безделушек Фаберже. Теперь на стенах президентского дворца, в тех местах, где раньше висели полотна, остались темные, невыцветшие прямоугольники.
Был час ночи. На окраине города вспыхивали зарницы минометного огня и короткие белые следы трассирующих пуль, которые, казалось, удлинялись и ускорялись при приближении к цели. Обстрел не прекращался, ни на минуту. Глухие низкие орудийные звуки выстрелов перекрывались сухим треском автоматных очередей. Где-то невдалеке просвистели мины, от их разрывов задрожали стекла и загорелись дома в южной части городского сквера. Любовница генерала завизжала от страха и отпрыгнула в сторону, покачнувшись на высоких каблуках. Генерал складывал бумаги в «дипломат». Он засмеялся и ободряюще похлопал девушку по руке, потом продолжил свое занятие с удвоенной скоростью.
Вскоре, после того как его любовница погибла в церкви, генерал заскучал по маленьким радостям женского общества. Новая девушка не только умела все это делать, но и занималась этим охотно и с видимым удовольствием. Иногда у генерала создавалось впечатление, что с ним его прежняя любовница. Она семенила сбоку от него по длинному коридору, ведущему во двор. Ее тяжелые груди раскачивались, когда она, отстав, пыталась догнать генерала; ее глаза были широко раскрыты от страха. В шелковом платье и модных туфлях она выглядела так, словно собралась на прием в саду. Девушка цокала каблуками по выложенному плитками полу и часто спотыкалась, пока наконец не взяла генерала под руку. Причиной ее неловкого поведения был страх.
Эскорт состоял из четырех машин: два джипа спереди лимузина, два – сзади. Они проехали на юг восемь миль, все больше и больше удаляясь от полыхающего зарницами неба и оглушительных разрывов. На одном конце взлетной полосы в мертвенно-белых галогеновых лучах прожектора стоял готовый к взлету самолет. Пока перегружали чемоданы, генерал стоял возле входного люка. При таком освещении его лицо казалось бледным как мел.
* * *Самолет взлетел и описал круг, набирая высоту и устремляясь в противоположную городу сторону. Генерал посмотрел в иллюминатор, потом обратился к девушке, чтобы показать ей вид. Она перегнулась через него, встав коленками на свое сиденье, а лицом прижавшись к стеклу с его стороны. Теперь, оказавшись в безопасности, она могла наслаждаться представшим ей зрелищем: сверканием выстрелов и взрывов, внезапными вспышками ромбовидного сияния, сжимавшегося до размера кулака, рубиновым пламенем, вырывающимся из горящих зданий. Она даже хихикнула от облегчения и восторга.
Генерал взвесил на руке ее грудь, тогда как другая его рука скользнула вдоль задней части бреда под шелковое платье. Он дразнил ее, шепча ей на ухо скабрезности, по ошибке называя ее именем умершей девушки, чем она, впрочем, не смущалась. Потом он задрал ей юбку до талии и засунул пальцы между бедер. Она рассеянно улыбнулась и пробормотала какую-то нежность, продолжая глядеть в иллюминатор до тех пор, пока бесшумные мерцающие огни не смешались и не уменьшились до такой степени, что их поглотила темнота.
С рассветом бой, казалось, начал стихать, ночь перестала усиливать звуки, автоматный огонь не накладывался на беспросветную тьму. На самом же деле с каждым часом бой приближался. Здания, покрывшиеся выбоинами, дымились. Солдаты Республиканской армии отступали, ломая собственные ряды, бежали с поля боя, дезертировали. Магазины были разграблены. Гражданское население спешило попрятаться.
* * *Ничто во внешнем облике Сонни Морено не указывало на то, что он только недавно был в бою. Он натянул джинсы, кеды и майку и засунул свои немудреные пожитки в видавший виды рюкзак. Единственным его оружием был короткоствольный кольт тридцать восьмого калибра, который он приклеил липкой лентой к голени под джинсами. Когда работник службы безопасности допрашивал его в номере отеля, стоявшего на главном южном шоссе, о выполнении задания, Сонни дал ясно понять, что не считает полезным для здоровья позволить схватить себя в официальном учреждении.
Беседа протекала в ускоренном темпе. Сонни отвечал на вопросы шпиона предельно кратко. Он уже закинул рюкзак на одно плечо, готовясь уйти, и каждая минута задержки бесила его.
Наконец шпион спросил, выключив диктофон:
– Как думаешь, сколько времени у них это займет?
– Не больше часа. Пойми, приятель, они уже здесь.
–Куда ты направляешься?
– Куда глаза глядят. – Сонни поймал рукой вторую лямку рюкзака. – Где-нибудь завербуюсь на новый срок. – Он пошел к двери.
