Майкл Маршалл - Соломенные люди
Мы преодолели еще несколько крутых поворотов, набирая скорость, пока наконец не оказались на длинной прямой, уходившей к деревьям, заслонявшим шоссе. Я даже не пытался вписаться в последний поворот, зная, что мне это все равно не удастся, и вместо этого направил машину прямо через деревья, находя достаточно широкие промежутки, чтобы проехать на другую сторону, подпрыгивая на ухабах. Где-то по пути осколок камня пробил заднюю шину, и мне ничего не оставалось, как пытаться удержать машину, пока она катилась по последнему склону, а затем проломила низкое ограждение со скрежетом рвущегося металла.
Машина заскользила по обледеневшей дороге и въехала в реку Галлатин, мелкую, быструю и холодную. На мгновение наступила тишина, и мы поняли, что все еще живы. А потом весь мир будто взорвался.
Пригнувшись и сжавшись в комок, я не видел ничего, кроме яркого зарева, вспыхнувшего над холмами, словно новая заря.
Эпилог
Хума, Луизиана
Мотель этот небольшой, и в номерах здесь не обслуживают. У меня крошечная комната в конце ряда таких же комнатушек, тянущегося от пыльного холла, тоже маленького. Телевизор старый и дерьмовый. В бассейне есть вода, но никто в нем не плавает. И уж в любом случае не я.
Завтра рано утром я поеду дальше. Я помню название городка, где живет мать Бобби, и примерно помню описание улицы, где он вырос. Думаю, мне удастся ее найти. Я бы хотел рассказать ей о сыне. Кем он был, каким он был хорошим человеком, и как он умер. Возможно, я даже сумею найти кладбище, где похоронен его отец.
* * *Десять дней назад я сидел в машине, в Санта-Монике, и смотрел, как Джон и Нина ведут девочку к двери. Сара держала обоих за руки; Нина шла слева, поскольку правая рука у нее висела на перевязи. Сара была все еще очень бледна и слаба, но выглядела намного лучше, чем тогда, когда мы доставили ее и Нину в больницу в Юте. Дежурный врач хотел вызвать полицию. Насколько он мог понять, Саре не давали ничего, кроме воды с добавлением свинца и ряда других веществ, некоторые из них являлись биологическими агентами, применявшимися для генной терапии. Чего намеревались достичь таким путем, кроме острого отравления, – он не был готов даже предположить. Джон, однако, уже знал, что тела других жертв Человека прямоходящего носили следы аналогичных попыток создать подобных ему с помощью травм головы и сексуального насилия.
Нина воспользовалась своим удостоверением, не дав этой истории стать национальным достоянием. Врачи поместили Сару и Нину в больницу на неделю, но на следующее утро мы с Джоном приехали и тайком забрали их обеих. Да, они еще нуждались в лечении, но оставаться в одном месте было слишком рискованно. Зандт позвонил Майклу Беккеру, сообщив ему о своем приезде, а потом мы сели в машину и поехали.
Мы направились прямо через Юту, Неваду и Калифорнию, а потом через Лос-Анджелес в Санта-Монику. Я и Зандт вели машину по очереди. Хотя Сара большую часть пути спала, я успел немного с ней познакомиться. Она оказалась весьма приятной девочкой и сказала, что я совсем не такой, как все, что весьма помогло мне обрести присутствие духа. Я верю, что со временем все у нее устроится, и готов лично побиться об заклад, что в следующий раз, когда она отправится в город пообедать (вероятно, где-нибудь лет через сорок, если позволит отец), она возьмет себе не салат, а гамбургер – именно так, как ей хочется.
Когда они подошли к крыльцу дома Беккеров, Нина отпустила руку Сары и нажала кнопку звонка. Несколько мгновений продолжалась немая сцена, а затем дверь открылась, и начались слезы, поцелуи и объятия, вынудившие меня отвести взгляд. Некоторое время я смотрел в ветровое стекло, вспоминая последние обращенные ко мне слова девочки.
Когда я снова обернулся, Нина шла к машине, опустив голову. Зандт все еще стоял рядом с Беккерами. Сара наконец отпустила его и пошла к родителям. Майкл Беккер пожал Зандту руку, и они обменялись несколькими словами, которых я не слышал.
Джон отошел назад, позволяя семье пройти в дом. Он некоторое время стоял неподвижно, даже после того, как дверь закрылась. Потом вернулся в машину, и мы уехали. Сейчас он во Флориде, в гостях у своей бывшей жены.
Когда я увидел его реакцию на свитер, я пожалел, что вместо него не поднял тогда с земли одну из костей. Тогда я действовал, не вполне соображая, скорее подсознательно чувствуя, что он, возможно, захочет забрать оттуда что-то с собой. Но, полагаю, свитер поможет им забыть прошлое и давнюю ссору. Мы договорились, что какое-то время спустя встретимся снова, обменявшись номерами сотовых телефонов. Похоже, он не держит на меня зла за то, что я не сумел воспользоваться своим пистолетом в Холлсе.
Но, думаю, все это может и подождать. Надеюсь, что в первую очередь он снова встретится с Ниной, после того как она приведет в порядок свои дела. Глядя на них двоих, стоящих на крыльце, я увидел нечто, к чему, надеюсь, они придут и сами. Что они уже вместе.
* * *Порой, когда я еду слишком долго, я ловлю себя на том, что смотрю прямо перед собой, но не вижу того, что находится за стеклом, лишь позволяю мчащемуся изображению проноситься через мой мозг, словно обрывку фильма. Иногда я думаю о "соломенных людях", пытаясь понять, что правда, а что нет. Мне хочется верить, что за всем этим лежит нечто более непостижимое, чем "Манифест человечества"; что содержащиеся в нем идеи – лишь попытка безумца объяснить те противоречия, к которым мы все привыкли.
Но потом мне приходит в голову, что книга, которую многие считают первым в истории романом, "Дневник чумного года" Даниэля Дефо, была написана после эпидемии, пронесшейся по всей Европе, вина за которую могла быть возложена именно на наш образ жизни, бок о бок друг с другом; и что наши основные средства развлечения, кино и телевидение, расцвели буйным цветом сразу после мировых войн. Я начинаю задумываться, не стали ли вымышленные пейзажи и фантастические проекты столь важны для нас, как только мы начали жить вместе в городах, и не объясняет ли это возникновение примерно в то же самое время организованных религий.
Чем больше стеснены наши жизненные условия, тем большей независимости нам хочется, тем важнее для нас становятся наши мечты – почти так, как если бы все это объединяло нас, помогало нам стремиться к чему-то такому, чего нам не хватает, подталкивало нас к мысли о более совершенном человечестве.
Сейчас, когда Интернет охватил весь земной шар, связывая всех еще сильнее, я думаю о том, не случайно ли примерно в это же время мы расшифровали наш генетический код и начали пытаться что-то в нем менять. Чем ближе мы оказываемся друг к другу, тем больше, похоже, нам необходимо понять, что же мы из себя представляем. Надеюсь, мы все же знаем, что делаем с собственными генами, и когда мы начнем избавляться от того, что сочтем неудачным, несовершенным, мы не уничтожим то, что делает нас жизнеспособными. Надеюсь, решающую роль все же будет играть наше будущее, а не прошлое. И я надеюсь, что теперь, когда я понимаю, что в моей жизни чего-то не хватает, я буду продолжать его поиски, даже если буду знать, что это лишь мечта, которую невозможно реализовать.
Иначе мы станем "соломенными людьми", брошенными посреди пустых полей, куда даже не залетают птицы, в ожидании бесконечного лета, когда уже наступила зима. Учитывая, как мы живем сейчас, столь далеко от когда-то верного образа жизни, еще удивительно, что нам столь хорошо удается выживать. Мы мечтаем о том, чтобы наши мечты поддерживали нас здоровыми, а также живыми. Как когда-то сказал отец – дело не в том, чтобы выиграть, но в том, чтобы верить, что твой выигрыш где-то существует.
Часто я думаю о нем и о матери, о двоих, которых больше нет в живых. Их смерть, как и любая смерть, непоправима и необратима, и ничего уже не изменишь. Невозможно поймать смерть и преподать ей урок, так же как невозможно поймать несчастье или разочарование, так же как мы не смогли поймать Человека прямоходящего или группу, которую он возглавлял. Возможно, когда-нибудь нам это удастся, а возможно, и нет. Возможно, подобные им будут существовать всегда. Сейчас я этого не знаю, так же как не знаю и того, было ли разрушение Холлса лишь успешной попыткой уничтожить все улики, или же взрыв должен был стронуть с места большое озеро расплавленной лавы, набирающее силу под Йеллоустоуном, – и таким образом уничтожить нашу культуру и фермы западного мира, вернув нас к образу жизни, столь почитаемому "соломенными людьми". Вернув нас или толкнув нас в руины.
Нина полагает, что "соломенные люди" убедили себя в том, что они лучшие охотники и собиратели, что источник их богатства – некая внутренняя "чистота", а не стечение обстоятельств и что они будут господствовать при любых условиях. Не знаю. Это не та тема, которую мне сейчас хотелось бы обсуждать с кем бы то ни было.
Посылку доставили в отель, когда я был в Лос-Анджелесе, на следующий день после возвращения Сары Беккер. Она была от моего брата. Не знаю, как он меня нашел. Час спустя я покинул отель и с тех пор ни разу нигде не задерживался.
