Арсен Ревазов - Одиночество-12

Бенедикт Туинский

Ладно. Вернемся к Доминику. Я так и не понял, за что они его убили?

Авва Марий

За то, что он раскаялся и хотел перейти на сторону людей.

Бенедикт Туинский

Хотел, так что ж сразу не перешел?

Авва Марий

Надеялся разгадать тайну числа. Чтоб заслужить прощение. Он считал, что раз секрет числа – самый важный и охраняемый из хатских секретов, значит именно его разгадка должна уничтожить секту.

Бенедикт Туинский

Не разгадал?

Авва Марий

Нет.

Бенедикт Туинский

Ну и черт с этим числом. Нам важнее разгадать кто убил Доминика. Кстати, отрезанную голову теперь можно объяснить. Это, вероятно, какой-то из их обрядов.

Авва Марий

Да. Доминик упоминал про головы. Если хаты боятся, что покойный будет мстить им, они отрезают ему голову, коптят ее и таким образом обезвреживают душу покойного.

Бенедикт Туинский

(Задумчиво)

Коптят… Ты сказал «коптят».

Авва Марий

Я сказал коптят.

Бенедикт Туинский

(Неуверенно)

Прикажи, пусть проверят нашу коптильню. Хотя вряд ли убийца осмелился…

Авва Марий

(Уверенно)

Дымоходы. Надо проверять дымоходы! В том числе в том северном корпусе. Но и в других местах, разумеется.

Покои Аввы Мария. На креслах с высокими спинками сидят Авва, Бенедикт и Иешуа, спокойный, умный еврей чуть старше тридцати с длинными волосами и короткой бородкой. В руках у него книга, отобранная у Мулиера.

Авва Марий

Так вот, многоуважаемый Иешуа. Мы искренне надеемся, что все, услышанное тобой не выйдет за пределы монастыря. (Иешуа задумчиво кивает). Расскажи теперь ты нам, мог ли Мулиер убить Доминика из-за этой книги.

Иешуа собирается говорить, но его прерывает молодой послушник, врывающийся в покои настоятеля без спроса и стука.

Молодой послушник

Голова, отче! Голова Доминика нашлась!

Авва Марий

(Встает на ноги, остальные поднимаются вслед за ним из соображений этикета).

В Северном корпусе? В какой келье?

Молодой послушник

Нет, отче! Не в корпусе! Не в корпусе! На кухне! В кухонном дымоходе!

Авва Марий

(Падает обратно на стул почти в отчаянии)

На кухне… На кухне… Фруктус! Все-таки это Фруктус.

Бенедикт выходит на секунду и заходит обратно. Послушник стоит с головой в руках, не зная, что с ней делать. Авва обращается изменившемся голосом к Иешуа.

Авва Марий

Прошу простить меня за беспокойство, Иешуа. Но кажется твоя дорога от Аосты была напрасной…

Замолкает, потому что в покои входит Бенедикт Туинский, ведущий перед собой Фруктуса. Авва моментально забывает про Иешуа и указывает рукой на отрезанную голову.

Фруктус! Она была в кухонном дымоходе. Фруктус!

Фруктус

(Очень задумчиво)

На кухню может зайти кто угодно… Кухня даже на ночь не закрывается.

Бенедикт Туинский

(осторожно берет голову из рук послушника и внимательно ее рассматривает)

Строго говоря, Авва, это не голова. Это, скорее, ее чучело. Кожа, снятая с головы и засыпанная песком. Подвешенная коптиться. С зашитыми глазами и ртом.

Авва Марий

Зачем, Фруктус, зачем тебе эти секты? Зачем тебе эта избраннический бред? Ты же нормальный человек, Фруктус. Ты же ни во что толком не веришь…

Фруктус

Значит судьба моя такая, Авва! В которую я, кстати, тоже не верю. Я не убивал Доминика. Не отрезал ему голову. И не вешал ее коптиться. Но я понимаю, что подтвердить мои слова никто не сможет. Поэтому скажите мне, какие я должен дать показания, чтобы прекратить это все. Какая там секта? Сатанисты? Манихеи? Я все подтвержу. Только объясните, что именно. И убейте меня сейчас. Без мук и позора. Бенедикт, ты же можешь убить меня?

Авва Марий

Легкую смерть Фруктус тоже надо заслужить. Сначала расскажи про свою секту. Хаты, или как там вас?

Фруктус

Неужели в ваших глазах я не заслужил легкой смерти? Мне нечего сказать вам. Про хатов я ничего не знаю. Но живым на растерзание вы меня не получите! Адские муки лучше земных!

Бросается к столу и хватает собственный нож. Бенедикт Туинский вертит голову Доминика, не зная что с ней делать, кладет ее на стол, но уже поздно. Фруктус, держа нож обеими руками, заносит его над своим животом. Иешуа быстро поднимается со стула.

Иешуа

Стой Фруктус. Стой. Обожди. Во-первых, скорее всего, адские муки хуже земных. Во-вторых, я знаю, кто убийца.

Фруктус застывает с ножом в руках. Авва и Бенедикт тоже встают.

Иешуа

(обращаясь к Авве)

И это не Фруктус. Что вы? Конечно, это не Фруктус.

Авва Марий

Ты знаешь, кто убийца? Но откуда?

Иешуа

Данных, которых вы мне предоставили более чем достаточно.

Бенедикт Туинский

Мулиер?

Иешуа

Опять мимо! Бедный араб, тянущийся к знаниям. Отнюдь, кстати, не запрещенным вашей церковью. За латинский перевод книги, которую сейчас лежит перед тобой на столе в Парижском университете можно выручить неплохие деньги. Это Ибн Рушд. По латыни Аверроес. Новинка в теологии и философии. Он утверждает, что все кроме Бога – материально, но не все материальное – телесно. Понимаете? Существует бестелесная материя. Она строго говоря и не материя, потому что ее нельзя осязать. Это, возможно, целые миры. Иные миры, неосязаемые, но существующие.

Бенедикт Туинский

Так значит, это Грацио и Плено.

Иешуа

Нет, уважаемый Бенедикт! Разве люди, раздающие церковное добро бедным, способны на убийство даже с целью сокрытия своего преступления? Вспомните, что ваши христианские философы пишут о природе зла: зло не существует само по себе как добро, а представляет собой обычное небытие, ущербность добра. Но если эти люди, восстанавливающие справедливость мира добры, разе они могут стать источником зла, пусть и невольным?

Авва Марий

Вентрис? Говори же Иешуа?

Иешуа

Да. Вентрис мог убить. Ему недостает любви. Настоящей любви. Той без которой ни познание, ни жизнь невозможны. Вы помните, что Бернар Клервосский писал о любви? «Одному Господу и честь и слава, но ни та, ни другая не будет угодна Господу, не приправленная медом любви. Любовь сама себе довлеет, сама по себе угодна. В ней самой ее заслуга, она сама себе служит наградой. Любовь не ищет вне себя самой свою причину, ее польза в самом ее проявлении. Я люблю потому, что я люблю. Я люблю для того, чтобы любить. Великое дело – любовь». Отличные слова. Я даже перевел их на иврит. Вентрис мог убить, но он слишком труслив для убийства.

Бенедикт Туинский

Но остается только Фома Тенебрис. А зачем ему убивать? Занять место Доминика? Но он слаб и глуп…

Иешуа

Вы неправы трижды. Во-первых, когда думаете, что Фома слаб, во-вторых, когда думаете, что он глуп, а в третьих, когда думаете найти убийцу рассуждая над cui prodest, вместо quo modo. То есть в вашем случае надо исходить не из устаревшего «кому выгодно», а из современного «каким образом».

Авва Марий

Что ты имеешь в виду?

Иешуа

Вы нашли украденные сокровища у Грацио и Плено. Нож со следами крови у Фруктуса, арабскую книгу у Мулиера и донос на всех у Вентриса. А что вы нашли у Фомы Тенебриса?

Бенедикт Туинский

Да ничего. Мышиное дерьмо!

Иешуа

Вот именно! Мышиное дерьмо! Вам этого мало?

Бенедикт Туинский

Боюсь, что мало.

Иешуа

Доминика убил укус змеи?

Авва Марий

Скорее всего, да.

Иешуа

Сейчас зима?

Авва Марий

Да.

Иешуа

Змеи боятся холода?

Авва Марий

Да.

Иешуа

И поэтому они должны жить под крышей?

Авва Марий

Да.

Иешуа

Змей надо кормить?

Иешуа

Да.

Иешуа

Например, мышами?

Авва Марий

Да.

Иешуа

А мышей надо кормить?

Авва Марий

Да.

Иешуа

Например, просом?

Авва Марий

Да.

Иешуа

У кого нашелся камин, просо и мышиное дерьмо?

Бенедикт Туинский

У Фомы Тенебриса.

Иешуа

А зачем тогда вы меня спрашиваете, кто убийца, если вы оба это и сами прекрасно знаете?

Бенедикт Туинский

Но…

Иешуа

И никаких но. Человек, убивший отца Доминика и отрезавший затем ему голову, должен жить на том же этаже, что и Доминик. Ведь служки немедленно поднялись на второй этаж, услышав шум падающего тела. Если бы он жил на первом, они бы столкнулись лбами.