Ларс Кеплер - Гипнотизер

— Вон! — завопила Лиселотт Блау.

Эрик прошел по коридору и спустился по лестнице. Женщина следовала за ним, хрипло крича, чтобы он убирался ко всем чертям. Эрик вышел из дома и пошел по сланцевым плиткам. Йона ждал на подъездной дорожке; пистолет он прижал к себе, чтобы не было видно. Женщина остановилась в дверях.

— Не имеете права! — крикнула она. — У полиции должно быть предписание суда, чтобы устраивать обыск.

— Я не полицейский, — крикнул в ответ Эрик.

— Ах так… Я подам заявление.

— Как угодно, — сказал Йона. — Я могу принять ваше заявление, я-то полицейский. Я об этом говорил.

Глава 39

Перед тем как выехать на Норртельевеген, Йона свернул на обочину. Мимо проехал грузовик с пылящей камнедробилкой в кузове. Йона вытащил из кармана куртки какую-то бумажку и сказал:

— У меня есть еще пять Блау в Стокгольме и пригородах, три в Вестерос, две в Эскильстуне и одна в Умео.

Он снова сложил бумагу и ободряюще улыбнулся Эрику.

— Шарлотте, — тихо сказал Эрик.

— Шарлотте нет, — ответил Йона и стер пятнышко на зеркале заднего вида.

— Шарлотте Седершёльд, — пояснил Эрик. — Она была в хороших отношениях с Эвой. Думаю, Эва может сейчас снимать у нее комнату.

— Как по-вашему, где искать Шарлотте?

— Десять лет назад она жила в Стоксунде, но…

Йона уже звонил в полицию.

— Привет, Анья. Да, спасибо, то же самое. Знаешь что, мне нужен телефон и адрес некой Шарлотте Седершёльд. Она живет в Стоксунде, во всяком случае, раньше жила. Да, спасибо. О'кей, подожди, — сказал он, достал ручку и что-то записал на квитанции. — Большое спасибо.

Он пристроил слева мигалку и снова вывернул на трассу.

— Она так и живет там? — спросил Эрик.

— Нет, но нам все же повезло. Она живет недалеко от Римбу.

Эрик почувствовал, как от тревоги свело желудок. Он не знал, почему его так напугало то, что Шарлотте уехала из Стокгольма. Что означает ее отъезд?

— Усадьба Хусбю, — сообщил Йона и вставил диск в проигрыватель.

Пробормотав, что это мамина музыка, он осторожно прибавил громкость и объявил:

— Сарья Варьюс![21]

И, грустно покачивая головой, стал подпевать:

— Дам-дам, да-да-ди-дум…

Печальная музыка гудела в салоне. Когда песня закончилась, оба посидели молча, потом Йона сказал почти удивленно:

— Мне больше не нравится финская музыка.

Он пару раз кашлянул.

— По-моему, прекрасная песня, — сказал Эрик.

Йона улыбнулся и коротко, искоса глянул на него:

— Мама была в Сейнейоки, когда ее выбрали королевой танго…

Когда они съехали с широкой, забитой транспортом Норртельевеген и повернули на шоссе № 77 возле Сетуны, на машину обрушился сильный снег с дождем. На востоке потемнело, и усадьбы, мимо которых они проезжали, медленно погружались в сумерки.

Йона барабанил по приборной доске. Подогретый воздух с шумом струился из вентиляторов. Эрик почувствовал, что от необычайной жары в машине у него вспотели ноги.

— А ну-ка посмотрим, — сказал Йона, проехал через небольшое поселение и дальше, по прямой узкой дороге позади замерзших полей. Вдали виднелся большой белый дом с высоким забором. Они остановили машину возле открытых ворот и пошли к дому пешком. Молодая женщина в кожаной куртке рыхлила граблями гравийную дорожку. Когда Эрик с комиссаром подошли, она, похоже, испугалась. У ног женщины вертелся золотистый ретривер.

— Шарлотте, — позвала женщина. — Шарлотте!

Из-за дома, таща черный мешок с мусором, вышла женщина. На ней был розовый стеганый жилет и толстый серый свитер, потертые джинсы и резиновые сапоги.

Шарлотте, подумал Эрик. Это действительно Шарлотте.

Стройная, хрупкая, элегантно одетая женщина с аккуратным коротким каре исчезла. Человек, который шел им навстречу, выглядел совершенно по-другому. Длинные седые волосы заплетены в толстую косу. На морщинистом лице — ни следа косметики. Она красивее, чем когда-либо, подумал Эрик. Когда Шарлотте заметила его, ее лицо вспыхнуло. Сначала она казалась изумленной, потом заулыбалась.

— Эрик, — сказала она. Ее голос не изменился: глубокий, теплый, аккуратный выговор.

Она бросила мешок и взяла его за руки.

— Это вы? Как чудесно снова увидеть вас.

Она поздоровалась с Йоной, потом немного постояла, рассматривая их. Какая-то могучего сложения женщина открыла входную дверь и посмотрела на них. На шее татуировка, одета в мешковатую черную кофту с капюшоном.

— Помощь не нужна? — крикнула она.

— Это мои друзья, — крикнула в ответ Шарлотте и успокаивающе махнула рукой.

Она с улыбкой посмотрела, как большая женщина закрывает дверь.

— Я… я устроила в усадьбе женский дом. Места достаточно. Я принимаю женщин, которым понадобилось уйти из дома, или как это назвать… Разрешаю им пожить здесь, мы вместе готовим еду, убираем… пока они не почувствуют, что снова хотят жить своей жизнью. Это совсем необременительно.

— Прекрасно, — похвалил Эрик.

Шарлотте кивнула и махнула рукой по направлению к дому, словно приглашая войти.

— Шарлотте, нам нужно найти Эву Блау, — сказал Эрик. — Вы ее помните?

— Конечно, помню. Она стала моей первой гостьей. У меня была комната во флигеле, и…

Она оборвала себя на полуслове, потом заметила:

— Странно, что вы заговорили про нее. Эва звонила мне всего с неделю назад.

— Чего она хотела?

— Она была рассержена, — сказала Шарлотте.

— Да, — вздохнул Эрик.

— И что ее рассердило? — спросил Йона.

Шарлотте перевела дух. Эрик услышал, как между холодными ветками деревьев шумит ветер, увидел, что кто-то пытался слепить снеговика из скудного снежка.

— Она сердилась на вас.

Эрик почувствовал, как в нем все сжимается при воспоминании об остром личике Эвы, агрессивном тоне, колючих глазах и отрезанном кончике носа.

— Вы несколько раз пообещали не заниматься гипнозом, но вдруг, неделю назад, снова начали. Об этом было в каждой второй газете, об этом говорили по телевизору. Естественно, это многих растревожило.

— Мне пришлось провести сеанс, — сказал Эрик. — В виде исключения.

Шарлотте взяла его руку в свою.

— Вы помогли мне, — прошептала она. — В тот раз, когда я увидела… помните?

— Помню, — тихо ответил Эрик.

Шарлотте улыбнулась ему.

— Этого было достаточно. Я вошла в вороний замок, подняла глаза и увидела тех, кто причинил мне зло.

— Знаю.

— Этого бы так и не случилось, если бы не вы.

— Но я…

— Что-то во мне срослось вот здесь, внутри, — сказала она, дотронувшись до сердца.

— Где Эва? — спросил Йона.

Шарлотте слегка наморщила лоб.

— Когда ее выписали, она переехала в квартиру в центре Окерсберге и вступила в свидетели Иеговы. Первое время мы общались. Я помогала ей деньгами, но потом мы друг друга потеряли. Она считала, что ее преследуют, много говорила, что хочет найти убежище, что зло идет за ней по пятам.

Шарлотте встала перед Эриком.

— У вас грустный вид, — сказала она.

— Пропал мой сын, Эва — наша единственная зацепка.

Шарлотте встревоженно посмотрела на него.

— Надеюсь, все уладится.

— Вы не знаете, как ее зовут? — спросил Эрик.

— Вы имеете в виду, на самом деле? Этого она никому не говорила. Может, и сама не знала.

— Ясно.

— Но когда она позвонила, то называла себя Вероникой.

— Вероникой?

— Плат Вероники, это оттуда.

Они коротко обнялись, и Эрик с Йоной торопливо вернулись к машине. Направляясь на юг, к Стокгольму, Йона снова говорил по телефону. Он просил помочь ему найти некую Веронику, живущую в центре Окерсберга, а также адрес свидетелей Иеговы, приход или Зал Царства.[22]

Эрик слушал, как Йона говорит по телефону, и какая-то тяжкая вялость понемногу заполняла его голову. Он думал о том, как проносятся сквозь него воспоминания, и чувствовал, как медленно закрываются глаза.

— Да, Анья, записываю, — слышал он голос Йоны. — Западная дорога… подожди, Сташунсвеген, пять, о'кей, спасибо.

Время словно поймало себя за хвост. Эрик проснулся, когда они съезжали по долгому склону вдоль дорожки для гольфа.

— Скоро приедем, — сказал Йона.

— Я заснул, — признался Эрик, в основном самому себе.

— Эва Блау позвонила Шарлотте в тот же день, как ваша фотография появилась во всех газетах страны, — размышлял Йона.

— И на следующий день похитили Беньямина, — добавил Эрик.

— Потому что кто-то заметил вас.

— Или потому что я нарушил свое обещание никогда больше не заниматься гипнозом.

— В таком случае это моя вина, — заключил Йона.

— Нет, это…

Эрик замолчал — он и сам не знал, что сказать.