Бешенство - Герритсен Тесс
Теперь ткань взята из генетически измененного эмбриона, полученного в их собственной лаборатории. Он знал, что она чиста.
Доктор Гидеон Ярборо выбрал из имеющихся желез три и опустил их в склянку с нагретым до тридцати семи градусов трипсином. Сам плод — если этот комок плоти можно было назвать плодом — был промыт и помещен в банку со сбалансированным солевым раствором Хенкса. Он запрыгал там, как брошенный в воду мячик, голубой глаз, оказавшись наверху, уставился на Гидеона. За этим глазом не было работоспособного мозга, не было души, однако Ярборо охватила нервная дрожь. Он закрыл банку и отставил ее в сторону. Позже он извлечет и остальные гипофизы. Это был щедрый и весьма ценный урожай, его хватит на десяток пациентов.
Прошло двадцать минут.
Он промыл сосуд с гипофизами солевым раствором. К этому времени трипсин растворил ткань; получилась мутная жидкость, содержащая клеточную взвесь — строительный материал для новой главной железы. Затем он аккуратно набрал содержимое в шприц и понес его в соседнюю комнату, где его уже ждала ассистентка.
Пациент, слегка заторможенный от валиума, лежал на столе. Мужчина семидесяти восьми лет, практически здоровый, начал ощущать свой возраст. Он хотел вернуть молодость, а взамен готов был платить за это и сносить некоторые неприятные ощущения.
И вот теперь он лежал на столе; на голове его была установлена стереотаксическая рамка Тодда-Уэллса, а череп надежно закреплен. Увеличенное рентгеновское изображение проецировалось на 15-дюймовый экран. На нем хорошо просматривалось турецкое седло — маленькая косточка, в углублении которой и располагался выдохшийся гипофиз пациента.
Ярборо опрыскал местным анестетиком слизистую носа, а потом смазал ее раствором кокаина. Затем он вставил длинную иглу в правую ноздрю и ввел анестетик непосредственно в слизистую оболочку.
Пациент недовольно заворчал.
— Это просто заморозка, господин Лафт. Вы молодец. — Ярборо протянул помощнице шприц. Затем взял бор с тонким, чуть толще иглы сверлом и ввел его в ноздрю. Используя изображение на экране в качестве ориентира, Ярборо начал сверлить — нужно было проделать тонкое отверстие в основании клиновидной кости. Когда бор прошел насквозь, проткнув мембрану, которая окружает гипофиз, пациент резко вскрикнул и напрягся всем телом.
— Все в порядке, господин Лафт. Это самый неприятный момент. Больно будет лишь несколько секунд.
Как он и предполагал, пациент постепенно расслабился, неудобство закончилось. Прокол оболочки вызвал короткую вспышку боли в области лба. Это не беспокоило Ярборо.
Ассистентка подала ему шприц с клеточной суспензией.
Через только что проделанное отверстие в клиновидной кости Ярборо ввел кончик иглы. Он аккуратно впрыснул содержимое шприца в турецкое седло. И тут же представил себе, как эти клетки устраиваются в своем новом доме, растут и делятся, образуя новые колонии. Клеточные фабрики начинают вырабатывать гормоны молодого мозга. Гормоны, которые сам господин Лафт производить уже не мог.
Ярборо вытащил иглу. Никакой крови — чистая, красивая процедура.
— Все прошло замечательно, — сообщил он пациенту. — Теперь мы уберем головную рамку. Вам придется с полчасика полежать, а мы последим за вашим давлением.
— И все?
— Все. Вы с честью справились с этим. — Гидеон кивнул ассистентке. — Я останусь понаблюдать за ним. И сам вызову фургон, когда он будет готов к отправке в Казаркин Холм.
— А что нам делать… — она указала глазами на дверь в другую комнату.
Ярборо снял перчатки.
— Об этом я тоже позабочусь, Моника. Возвращайся домой и займись другой проблемой.
Термометр показывал плюс два.
Тоби съежилась в углу, подтянув коленки к груди и завернувшись в клеенку. Эту пропитанную формалином одежку пришлось позаимствовать у трупа. Сначала Тоби претила мысль о том, что нужно раздеть один из трупов и укрыться самой. Но немного позже ее начало трясти от холода, и она поняла, что выбора нет. Это был единственный способ сохранить тепло.
Однако и этого оказалось недостаточно. Прошло несколько часов, и ее конечности утратили чувствительность. По крайней мере у нее перестала болеть рука. Однако соображать становилось все труднее, умственные процессы замедлились настолько, что она не могла сосредоточиться ни на чем ином, кроме одного: не спать.
Хотя вскоре ей не хватало сил уже и на это.
Постепенно ее голова склонилась к полу, руки и ноги обмякли. Дважды она вздрагивала и просыпалась, обнаруживая, что лежит на полу, а свет по-прежнему горит. Затем она уснула окончательно.
И увидела сон. Не в картинках — в звуках. Говорили два человека — мужчина и Джейн Нолан — искаженными, словно металлическими голосами. Тоби казалось, что она плывет в черной воде; в лицо пахнуло долгожданным теплом.
А потом она начала падать.
Резко очнувшись от сна, Тоби обнаружила, что лежит на боку в темноте. Под щекой у нее ковер. Слабая полоска света пробивалась сквозь сумрак; раздался скрип закрывшейся двери. Она попыталась шевельнуться, но не смогла: руки были крепко стянуты за спиной. Ноги онемели и не слушались. Она услышала, как хлопнула другая дверь и завелся мотор.
— Может, калитку запереть? — спросил мужчина.
— Я привязала пса, — ответил голос Джейн Нолан. — Он не выскочит. Поехали.
Они двинулись вперед по неровной дороге. «По ней я приехала сюда», — подумала Тоби. Куда они везут ее?
Машину резко тряхнуло, и Тоби, сильно ударившись левым плечом, едва не закричала от боли. Она лежала на поврежденной руке, а спасительное онемение уже начало проходить. Неимоверным усилием она извернулась и перекатилась на спину, но теперь оказалась прижатой к чему-то холодному и резиновому. Свет фонарей и проезжавших мимо автомобилей понемногу просачивался сквозь тьму. Повернув голову, она решила посмотреть, на что наткнулась, и оказалась лицом к лицу с одним из трупов.
Испуганный вскрик привлек внимание похитителей.
— Ой, она проснулась, — заметил мужчина.
— Крути баранку, — велела Джейн. — Я заклею ей рот.
Она отстегнула ремень безопасности и перебралась в заднюю часть фургона. Опустившись на колени возле Тоби, она в полутьме принялась возиться с мотком хирургического пластыря.
— Вот уж не думала, что нам опять придется тебя услышать.
Тоби безуспешно попыталась высвободить руки.
— Моя мама… Ты била мою маму.
— Ты сама виновата, — заявила Джейн, отматывая кусок пластыря. — Доктор Харпер так зациклилась на нескольких несчастных старичках. И совсем не замечала, что творится в собственном доме. — Заклеив Тоби рот, она с притворной укоризной добавила: — А еще называла себя хорошей дочерью.
«Тварь ты, — подумала Тоби. — Безжалостная гнусная тварь». Джейн хмыкнула и принялась отрывать второй кусок пластыря.
— Я не хотела вредить твоей матери. Мне просто нужно было присмотреть за тобой. Выяснить, как далеко ты успела зайти. А потом тебе домой позвонил этот Роби Брэйс, и все окончательно вышло из-под контроля. — Она прилепила вторую полоску на рот Тоби. — Было слишком поздно устраивать для тебя несчастный случай. Слишком поздно затыкать тебя. Люди так охотно верят мертвецам, — Она оторвала последний кусок и наклеила поверх первых двух — от уха до уха. — Но поверят ли женщине, которая жестоко обращалась с собственной матерью? Не думаю.
Несколько секунд она глядела на Тоби, словно любуясь проделанной работой. В полумраке, который нарушал лишь случайный свет фар, глаза Джейн, казалось, светились сами по себе. Сколько раз Элен просыпалась среди ночи и видела эти устремленные на нее глаза? «Я должна была догадаться. Должна была почувствовать, что в дом проникло зло».
Фургон резко повернул, и Джейн пришлось расставить руки, чтобы удержать равновесие.
«Нет, ее имя не Джейн, — внезапно осознала Тоби. — Ее зовут Моника Траммель». Сослуживица Валленберга по Росслину.
Фургон раскачивался по петляющей дороге. Затем асфальт сменился грунтом. Труп старика то и дело наваливался на Тоби; она чувствовала холод его тела. Затем машина притормозила и остановилась, боковая дверь отъехала в сторону.
