Алексей Евдокимов - ТИК
— Че это там у вас? — обернулся уважительно.
— Деньги, — сказала Ксения.
Нога все норовила давануть на газ — но Ксения заставляла себя ехать медленно и занудно, по всем мыслимым правилам. Только не хватало, чтоб ее сейчас менты тормознули. «Откройте, пожалуйста, багажник…» Потом вообще пошли пробки. Она мертво стояла, подползала конвульсивно, опять застывала, заводя вымученно глаза… Принюхивалась: правда чем-то в машине пахнет, или кажется?.. Дрянью какой-то… Стервенея, хваталась за коробку передач, высматривала, куда бы нагло всунуться, плюнув на все, — и тут же натягивала поводок: тихо, тихо… Спокойно…
Со спокойствием было плоховато: все последние дни — после смерти Дениски, а точнее, после его звонка — она жестко держала себя в руках, до предела закрутив внутри некие гайки; но зрелище содержимого сумки словно сорвало резьбу и теперь в ней что-то болталось и раздолбанно дребезжало. Сообразила… Как сообразила!..
Так ведь все время и получалось: она почти никогда ничего толком не знала — только задним числом соображала… в последний момент вдруг догадывалась… С самого начала.
Она ведь и правда не понимала тогда, что заварила…
Когда Ксения, услышав от Витьки Меркина, что Игорь под свой распиаренный претенциозный проект собирается втихаря обналичить в «прачечном» банке неслабые бабки, слила это — как бы невзначай, по дури, — Аркаше, никакие рациональные мотивы ею, конечно, не двигали. Обида — острая, мстительная и бессмысленная… Ксения ведь все понимала — и презирала себя, и ни черта не могла с собой поделать. Игорь ничего не говорил прямо, не хлопал дверью (для любых решительных действий он был слишком безволен) — он просто стал ее игнорировать. Нагленько и подленько. Он ходил «налево» уже в открытую (Ксении казалось — демонстративно), он окончательно перестал посвящать ее в свои дела — в которые вдруг ушел с головой: в этот свой долбаный Фонд, в какие-то, судя по неприступному лицу и поджатым губам, охренительной серьезности и доходности варки… В качестве ответной демонстрации независимости (если честно — из идиотского чувства мести) она сама принялась тогда давать направо и налево, предпочитая хороших Игоревых знакомых — включая Витьку, директора Фонда, паренька по жизни столь же хитрого и скрытного, сколь безудержно болтливого и хвастливого с бабами…
Ну да, ей хотелось, чтоб у них возникли проблемы — и у Игоря, и у Фонда… Но когда Игорь вдруг пропал, она решила, что он просто успел раньше: вывернулся, узнал, опередил — взял бабло и смылся. Она представляла его злорадство в ее адрес: не вышло подставить? и тут облажалась?.. — она растравливала себя такими «реконструкциями», просто чтоб не допустить в сознание очевидное: Игорю на нее теперь настолько наплевать, что он и злорадствовать-то не станет… Но затевая эту конспирологическую игру на «Синефобии», Ксения действительно надеялась, что он откликнется хотя бы ради того, чтоб поиздеваться… Или, может, разобраться — чья подляна (она бы не без удовольствия объяснила)… Ну не могла она смириться с тем, что все кончилось, совсем, вот так вот, без предупреждения и без какого бы то ни было последнего слова сторон… пусть даже заочного…
Начиная с конца декабря, она сама принялась промежду прочим поминать в разных компаниях этот интернет-адрес: в смутной надежде, что хоть с кем-то из общих знакомых Игорь контакт поддерживает и слух до него дойдет… И она ведь действительно поверила, что это он откликнулся на форуме! Что он специально ее дразнит, почти переходя на личности, но неизменно оставаясь в рамках синефильской игры. Этот двусмысленный ник… Ксении казалось, прикол вполне в Игоревом духе: заставить ее гадать, правда ли он знает о ее рижском прошлом, или это просто совпадение?.. Эта цитата Ника из Цепеша-Дракулы: «Аще жена кая от мужа прелюбы сотворит…» — ей и правда помстилось, что Игорь ей ее блядство поминает… Она, конечно, соврала Знароку: до самого февраля она продолжала верить, что Ник — это Игорь. Очень ей хотелось в это верить…
О вызове в УБЭП на Люсиновскую Ксения, естественно, сообщила Аркаше, и беседу с Валяевым пересказала — хотя Аркашина роль во всей этой бодяге оставалась для нее подозрительно-мутной: она догадывалась, что Гордина предупредил именно Дацко, только никак не могла совместить эту догадку с уверенностью в их давнем взаимном отвращении. Но сейчас Аркашина реакция показалась ей странноватой: Дацко явно что-то знал, но не говорил. И тогда она сочинила про звонок на Игорев автоответчик (вспомнила, как в тот раз на его домашний действительно позвонил кто-то не представившийся и ею тогда по голосу не опознанный — позвонил, поинтересовался, на хера Гарик отрубил мобилу, и напомнил, что у него остаются дубликаты ключей от его хаты)… Почему ей пришло в голову «Сияние»? Потому что было любимым ужастиком Игоря? Она действовала экспромтом — ей было любопытно посмотреть на Аркашину реакцию… И тут объявился Знарок.
Интерес муровского кабана к конспирологическому киноведению выглядел столь бредово, что Ксению приперло понять, а он-то тут при чем, — и даже после Денискиной характеристики она продолжала с ним играть… Знароку понадобилось ее трахнуть… отработать… отлососить… — чтоб до нее дошло наконец, что от таких ребят стоит держаться подальше. Она и рванула подальше — в другой город, в Питер…
Догадываться, при чем на самом деле в этой истории Знарок, она начала, пожалуй, после нападения в Ленкином подъезде: когда набрала в интернет-искалке помянутые ментами слова «сирень» и «резеда» — и узнала, что аэрозольные смеси такой эффективности, чтоб вырубить человека на приличный срок, в свободной продаже не водятся, зато состоят на вооружении МВД. Она без труда расколола Женьку, признавшегося, кому он выложил содержание их давешнего разговора… Причем к тому моменту Ксения, переговорив со всеми Игоревыми приятелями, уже убедилась, что Знарок наврал: с Игорем он знаком не был — и роль Аркаши (Майорова знакомца!) представилась ей теперь в тем более интересном свете… И перечитав сообщения Ника, она отдала себе отчет, что никакой это, разумеется, не Гордин, — и вспомнила следы некоего Игорева квартиранта, и пропавший ноутбук…
Их «брачные танцы» с сетевым собеседником, теперь уже «Псом-призраком», продолжались дольше чем до середины марта. По удачному совпадению Ксения окончательно поняла, кто он такой, этот пафосный «погрузчик», где-то незадолго до внезапного Денискиного звонка. Дениска, запомнивший ее январские слова, спрашивал, насколько близко Знарок был знаком с Игорем. И не знает ли киношница Ксения некоего киноманского сайта «Синефобия.ру»… И в ответ на ее откровенность по поводу майора рассказал про возню вокруг трупа-«цитаты» из Бунюэля, и про то, что прокуратура, оказывается, уже докопалась: некий покойник был привезен в конце декабря в один из моргов муровским лейтенантом, работающим под началом Знарока…
До этого момента она все-таки не верила, что Знарок попросту убил Игоря. Она знала майора, она с ним даже спала… — и понимала, конечно, что тип перед ней жесткий, грубый, скорый на руку, в гробу видавший разный там закон… Но она также видела, что он — совершенно адекватный, вменяемый, НОРМАЛЬНЫЙ мужик. Без всякого «второго дна». Ведь не выродок же наркоман, забивающий насмерть старушку за сто рублей, не бухой гопник, лупящий по голове случайного прохожего, не психопат, расстреливающий из охотничьего ружья охранников и кассиров в зале игровых автоматов. Он, в конце концов, был муровский офицер, маститый опер… Ксения могла бы представить себе наезд, разводку, крышевание с его участием — но все же не такой неандертальский грабеж с убийством… В сценарии это смотрелось бы неправдоподобно…
И тогда она вдруг вспомнила и перечитала старые страницы «Синефобии» и пару статеек, на которые там были, линки. Всю эту байду про нацистов, про исторических садистов. «…И зверьми они становились именно ПО природе своей…» В этой болтовне не было ничего особо свежего — но все-таки только сейчас до Ксении дошло с исчерпывающей очевидностью: не обязательно быть ни наркоманом, ни сумасшедшим для того, чтобы расчеловечиться. Можно оставаться совершенно вменяемым, неглупым, харизматическим мужиком, отцом троих детей, примерным семьянином, душой компании — и при этом вести себя как животное. Без всякого там вервольфовского перерождения, замещения личности а-ля мистер Хайд и прочей лабуды из арсенала кинохорроров. Не сходя, даже временно, с катушек. Не изменяя себе.
Человеку, сколь угодно нормальному, для того чтобы стать животным, сплошь и рядом не нужна никакая специальная причина! Достаточно лишь соответствующих условий. Достаточно чувствовать себя в джунглях и оказаться сильней.
Как ни круги, но Россия «нулевых» — это джунгли. Мент (любой, кто облечен силовыми полномочиями) в этих джунглях — хищник. Он берет все, что ему нравится, везде, где это видит, — просто по праву сильного. И в меру своих сил (полномочий). Потому что так устроено в природе, хищнику не нужен особый повод, чтобы задрать жертву. Он — последнее звено пищевой цепочки. Ему в принципе все равно, бомж ли ты без документов, проститутка без регистрации или претенциозный кинопродюсер, эрудит и светский тусовщик. Любой, кто слабее, — по определению пища. И когда он проголодается, он сожрет тебя не задумываясь.
