Кристофер Эйтс - Черный мел
Я качаю головой. Чад, по-моему, тот, кто посылал тебе эти письма, — фантазер и лжец. Тебе больше ничего не надо делать. Ты ничего им не должен.
Чад бледен, его руки безвольно свисают с подлокотников. Хотелось бы тебе верить, Джолион, говорит он.
А я сам себе верю? Не знаю, наверное, нет. Все четырнадцать лет мне не давало покоя одно обстоятельство, связанное с «Обществом Игры». Коротышка знал: я был на крыше вместе с Марком, но решил никому ничего не говорить. Почему? Наверняка он тоже чего-то боялся. Может, ему не хотелось быть причастным к чьей-то гибели. Или он боялся, что в случае моего ареста я во всем признаюсь, расскажу об Игре. О ней пронюхают газетчики… Он не хотел, чтобы членство в «Обществе Игры» каким-то образом отразилось на его будущем… А если все не так просто? Возможно, Коротышка не хотел, чтобы Длинный проведал, что ночью он ходил в Питт… Если же такого пустяка, такой мелочи достаточно, чтобы заткнуть Коротышке рот, значит, на карту поставлено нечто большее, чего стоит бояться, верно?
Не знаю. Понятия не имею, чем обусловлено молчание Коротышки. Во всяком случае, Чад смертельно напуган.
Знаешь, давай попьем чаю, предлагаю я.
Чад разражается громким хохотом. Замечательно, говорит он, давай попьем чаю. Конечно, достанем лучший фарфор, пригласим священника, даже королеву.
Крепкий, без сахара, с капелькой молока? — спрашиваю я.
Да, прекрасно, отвечает Чад. Господи, это замечательно, Джолион, к чаю ты меня пристрастил по-настоящему! Джолион, мой руководитель, мой наставник. Чад улыбается, будто одарил меня отличной шуткой.
LXXV(v).Я приношу из кухни кружки и еще кое-что, найденное на полу, в домашнем хаосе. Ставлю кружки на пол, к ногам Чада, и развертываю маленькую круглую белую скатерть из тонкого кружева. Покрываю квадрат зеленого сукна на кофейном столике, уже на скатерть ставлю наш чай.
Как цивилизованно, говорит Чад. Мы оба смотрим на скатерть, одновременно тянемся к кружкам. Мы дуем на чай и шумно отхлебываем по чуть-чуть — чай слишком горяч.
Чад, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, прошу я.
Пожалуйста, отвечает он. То есть, конечно, ты заслужил.
Как тебе удалось подчинить своей воле Дэ? То есть… я понимаю смысл твоих поступков. Но почему Дэ соглашалась?..
Чад смотрит на меня в упор, и в его глазах появляется злорадство. Соглашалась? — переспрашивает он. Дэ не знала и половины происходящего. Я постоянно врал ей. Дэ очень понравилось то, что ты написал, тут она тебя не обманывала. Но она моя жена, Джолион, она любит меня. А я преуспел в жизни, очень преуспел и много лет заботился о ней. Когда я сказал о предстоящей поездке сюда, когда все ей объяснил, то стало ясно: здесь нужен будет кто-то вроде посредника. Если Игра пойдет плохо, обязательно рядом должен находиться человек, который понимает, что происходит и почему. Кстати, она винит и себя за произошедшее между нами в Питте, она считает — мы поссорились из-за нее и ей следовало вмешаться раньше.
И все равно она долго не могла отважиться на поездку. И тогда я признался ей, что боюсь, что пытаюсь защитить нас обоих, тебя и меня, что ты просто не выживешь, если тебя начнет преследовать «Общество Игры». Все решится здесь. Она мне поверила. В конце концов, ведь она моя жена!
А потом, после нашего прилета сюда, я не рассказывал ей и половины своих дел. Она почти все время сидела, погрузившись в твой рассказ, а я бродил по твоей квартире, придумывал, что бы еще сделать. Я не рассказывал ей о виски и таблетках, о том, как постепенно заставляю тебя увеличивать дозу. Она, кстати, всерьез волновалась за тебя, хотела, чтобы мы как-то заставили тебя остановиться, хотя бы сократиться. Она ни о чем не догадывалась, не видела, как я мыл твои стаканы, как рисовал новые черные линии все выше и выше каждые несколько дней. Она не знала, чем я здесь занимаюсь, пока вы сидите в парке под деревом.
Чад на короткое время снова выглядит победителем. Но потом его улыбка исчезает. Он ставит на стол свой кейс. И об этом Дэ тоже не знала, говорит он и откидывает крышку. Мне очень неприятно, в самом деле нехорошо, Джолион. Чад достает из кейса большую книгу размером со свадебный альбом, в переплете из красной искусственной кожи, кладет книгу между нами на кофейный столик. Низко опускает голову, но потом все же находит в себе силы посмотреть на меня. И тогда я предпринял последнюю атаку, пятисотый стих, говорит он. Стих замечательный. Дэ просто молодец, правда? Она не хотела его писать, во всяком случае, вначале. Но я уверил ее, тебя нужно подтолкнуть, помочь тебе вспомнить, где ты оставил ее книгу. Все получилось в точности так, как я задумал.
Я беру со стола книгу Дэ и листаю страницы, исписанные красными чернилами, пока не добираюсь до четыреста девяносто девятого стихотворения. Остальные страницы пусты. Неожиданно я кое-что вспоминаю и резко вскидываю голову на Чада. Значит, Дэ так и не дочитала мой рассказ? — спрашиваю я.
И я тоже, говорит Чад. Ты ведь перестал выходить на прогулки после якобы потери книги Дэ. Ну а мне показалось, я сделал достаточно, все остальное уже не имеет значения. И потом, мы ведь помним. Мы и сами знаем, чем все закончилось. Марк прыгнул с башни, а ты бросил Питт… И мы все виноваты в случившихся событиях в равной степени.
Он щиплет себя за переносицу и пьет чай из кружки. Чад не замечает, как я задираю голову к потолку и, тяжело дыша, произношу про себя благодарственную молитву.
Я хлопаю ладонями по бедрам. Знаешь, чего мне сейчас хочется? — спрашиваю я Чада. Мне хочется прогуляться. Разорвать паутину. Пойдем со мной?
Прогуляться? — спрашивает Чад. Имеешь в виду свои прогулки в медицинских целях? А может, мне лучше остаться здесь и переписать историю твоей жизни заново?
LXXV(vi).Мы выходим из дома, поворачиваем налево, к парку.
Руки у Чада глубоко засунуты в карманы. Ну и что тебе известно о моем отце? — спрашивает он.
Имеешь в виду — о его раке? Твоя мама мне все рассказала.
Чад вздыхает. Ты нашел единственное задание, которое я ни за что не стал бы выполнять… Невероятно!
Твоя мать хочет увидеться с тобой, Чад, говорю я. Отца не будет, с ним тебе встречаться не придется. По ее словам, она согласна приехать сюда или в любое место, куда ты захочешь. Она каждый день ждет у телефона. Если позвонить в пять минут первого, отца дома не будет, и он ничего не узнает.
Он по-прежнему каждый день в полдень кормит своих проклятых свиней? — спрашивает Чад.
Я не знаю.
Она не ушла от него?
Чад, говорю я, то, что ты повидаешься с матерью, не означает победы твоего отца. И потом, я обещал передать тебе ее просьбу.
Спасибо, Джолион, произносит Чад.
Мы ненадолго умолкаем, но я чувствую: Чад хочет сказать мне еще что-то. Он отбрасывает волосы назад, замедляет шаг.
Джолион, еще в Питте Средний кое-что сказал мне. Я не передавал его слов ни тебе, ни другим… Перед его выходом из «Общества Игры» он сказал: возможно, нам кое-что расскажут. Не об «Обществе Игры», о чем-то гораздо более важном. Он не знает, так это или нет, но, вероятно, все, что нам будут внушать, — просто страшилки, как рассказы о привидениях. Но разумнее вести себя так, словно это правда. Он предупредил: чем дольше ты остаешься в игре, тем опаснее все становится. Я вспоминал его слова всякий раз, когда вскрывал очередное письмо, написанное зелеными чернилами.
Мы оба останавливаемся. Чад разворачивается, наклоняется, садится, разведя ноги в стороны.
Почему ты нам не сказал? И почему Средний обратился именно к тебе? — спрашиваю я.
Не только ко мне, еще и к Эмилии, отвечает Чад. Наверное, он предполагал, что мы передадим вам его слова. Но через полчаса Эмилию сбил грузовик, и она все забыла, кроме задания, приготовленного для нее. Таким образом, вся банка с червями осталась у меня одного. Чад смотрит куда-то в сторону. Хочешь откровенно? — продолжает он. Кажется, слова Среднего придавали мне волнения. Все происходящее с нами казалось интересным, захватывающим приключением. А потом я вырос. Меня в моей жизни все устраивает. И никаких приключений я больше не хочу.
Чад кажется маленьким, он сидит, ссутулившись.
По-моему, говорю я, Коротышка — садист. Все игры давно закончились, кроме той, которая продолжается в его извращенном умишке.
Тебе легко говорить, Джолион, ты ведь победил. Тебе больше нечего бояться. И потом, раньше мне казалось — у них заправляет Длинный. Почему Коротышка?
Ладно, пошли, говорю я, помогая Чаду встать. Если не забыл, мы собрались на прогулку в медицинских целях. Давай больше не будем говорить об Игре.
Мы идем молча, пока не доходим до конца квартала и не переходим дорогу.
Обойдем вокруг парка, предлагает Чад.
Под деревьями у входа в парк царит мрак. Над головой собрались облака, грозовые тучи, воздух давит.
