Павел Астахов - Продюсер
— А был ли мальчик? — зло рассмеялся Агушин. — Вот тут и похороны шикарные устроили, и даже из аппарата Президента цветы прислали… а ведь улик, говорящих о том, что он жив, куда как больше, чем наоборот…
Павлов опешил. Нет, у него тоже были мысли, но…
— А экспертиза?
Агушин отмахнулся.
— Что я, не знаю, как экспертизы делаются? То диаметр резьбы на глушителе перепутают, а то и калибр… Да и эксперт этот умер. Позавчера. Приступ сердечный.
Артем замер. Такого уровня откровенности от Агушина он не ждал.
«Впрочем, дело закрыто, виновный назначен, а новое кресло… — он глянул на золотую доску с новыми регалиями Агушина, — а новое кресло получено. Следствие окончено».
Доля
Леня Булавкин принял Фарфорова прямо из рук этих безбожных ментов.
— Фафочка! Родной! Я весь Кремль на уши поднял! Я до Президента дошел! Тебе ничего не сделали?!
Двухметровый Фарфоров растроганно прижал низкорослого Булавкина к животу и, вспоминая весь этот пережитый ужас, шмыгнул носом.
— Кофием напоили. Венесуэльским.
Он поднес к лицу руки.
— Кожа вот только… от наручников…
— Кошмар! — охнул Булавкин, оторвав лицо от звездного чрева. — Немедленно к врачу надо! И в суд! Затаскать! Или нет, я сам позвоню в Кремль и лично скажу Президенту, что так обращаться со звездой…
Фарфоров, жалея себя, всхлипнул и снова прижал Булавкина к себе.
— Поехали… сейчас придет лимузин.
Леня снова отстранился. В глазах его стоял ужас.
— Они тебе ничего не сказали?
— А что… еще… — тяжело глотнул Кира.
Булавкин поджал губы:
— Сгорел твой лимузин, Кира. Синим пламенем сгорел.
Фарфоров хлопнул ресницами:
— Как сгорел? У него же гарантия — пятьдесят лет, не меньше! Я же их по судам…
— Да он не сам… — всхлипнул Булавкин, — взорвали твой лимузин.
Кира еще раз моргнул и попятился назад, к зданию следственного комитета.
— Леня, а ты не шутишь?
— Какие уж тут шутки! — махнул влажным платочком Булавкин. — Я, конечно, в Кремль позвонил и подключить комитет по борьбе с терроризмом Президенту посоветовал, но ты же знаешь…
— Подожди, — остановил его Кира и огляделся по сторонам.
В такой ситуации снайперы могли сидеть на каждой крыше. Он глянул назад, на двери комитета, и по спине пробежал холодок. Оставаться у ментов-сыщиков было в такой ситуации еще опаснее: за деньги они могли убить и прямо там, внутри.
— Леня… что делать, Леня?
Булавкин плотно ухватил друга за свисающую сверху кисть.
— Кира, не бойся. Пошли ко мне в машину, там все и обсудим. А я позвоню Президенту и попрошу включить тебя в программу по защите свидетелей…
Фарфоров послушно двинулся к автомашине Булавкина.
— Знаю я эти программы, — уже не мог он сдерживать всхлипывания, — предложат поменять мое звездное имя, внешность, пол…
— Ничего не бойся, — запихнул его в салон Булавкин и уселся рядом, — я в Кремль позвоню, и мы все решим. А тебе, Кира, сейчас о своем наследстве надо подумать. Все-таки не шутка — отдельный особняк в центре Москвы.
Кира замер и вдруг расплакался.
— Да что особняк?! Главное — друзья! Такие, как ты! Способные вырвать друга из лап этих палачей! А особняк… знаешь, Леня, бери половину! По-братски!
Булавкин обмер, обнял Фарфорова и тоже заплакал.
Он ждал этого момента всю жизнь.
Кастинг
Главная вечеринка лета у Алимджана Фархутдинбекова находилась под угрозой срыва. Да, после печально известного юбилея в сгоревшем клубе «Гоголефф» Алим сохранял непроницаемое спокойствие, но окружающие боялись этого «спокойствия» гораздо больше, чем хозяйского гнева. После такого безмолвия без объяснений увольнялись сотрудники, а иные даже исчезали бесследно. Кого-то находили с переломанными руками и ногами, а некоторые приговаривались к пожизненному передвижению по-пластунски: не поднимая головы от свистящих над головой пуль. Но при этом, после того как все претензии государства к авторитетному предпринимателю Алимджану Джабраиловичу были отозваны, уже никто и никогда не мог обвинить олигарха в противоправных действиях.
Реабилитированный, но никого не простивший Фархутдинбеков прибыл в Ниццу. Аэродром раскаленной взлетной полосой принял его лайнер, а эскорт из шести «Роллс-Ройсов» за полчаса домчал его в Монте-Карло. Однако первые заботы Алимджана на этой земле почти не касались ни его бизнеса, ни его отношений с властями. Ему предстояло праздновать первый юбилей любимого младшего внука. Для него и готовилась обширная концертная программа, над которой ломали голову московские, французские, английские и американские продюсеры. Ведь помимо Клима Чука, Кирилла Фарфорова и Айи Кисс олигарх жаждал видеть короля рояля и клавиш Элтона Джона.
В принципе, с британским тапером все получалось. Он лишь запросил два президентских номера: для себя и своего постоянного любовника Дэвида Фернеша, плюс отдельный номер с прислугой для собачки, постоянное наличие в номерах свежей минеральной воды определенной марки и определенной температуры, а еще сопровождение из двенадцати «Мини-Куперов», раскрашенных под британский флаг. С последним условием возникли проблемы, поскольку на всем Лазурном побережье смогли отыскать лишь девять подобных машин, и пришлось срочно привозить еще три из Москвы.
Впрочем, даже с «Мини-Куперами» для Элтона Джона проблемы не исчерпывались. Но после испорченного наркоконтролерами вечера в его клубе Алимджан решил поручить ведение всех приготовлений Фросту. Да-да, несмотря на высокий телевизионный пост, Корней часто подрабатывал и организатором крупных ответственных мероприятий. Вечеринка Алима была, безусловно, одним из них. И начинался будущий концерт на Лазурном побережье еще в Москве, в офисе Фроста, собравшего узкое совещание самых приближенных людей.
— Задача непростая. Но мы и не такие корпоративы выдерживали. Ведущими возьмем Ваню Урванта и Владиса Лепша.
— Это правильно, — поддержали шефа подчиненные.
— Сам знаю, что правильно! — огрызнулся неожиданно Фрост. — Как будто у нас еще кто-то остался из нормальных конферансье?! Не Галкина же и Баскова нанимать! Они мне вообще по барабану! Меня больше волнует Элтон Джон.
— А как же Кирилл Фарфоров? — снова вякнул зам по художественной части. — Я слышал, его сегодня арестовали, а потом вроде отпустили…
— С Фарфоровым вообще бардак, — поддержали его остальные.
— Говорят, у него лимузин взорвали…
— С ним вообще опасно связываться теперь…
Фрост покачал головой и, призывая к молчанию, постучал пальцами по столу.
— С Фафиком не потому не надо связываться, что у него лимузин взорвали! Просто после того, как он кинул нас с «Ледовым звездопадом», ему вообще нельзя доверять! Лично я не собираюсь ни одной секунды эфира Фафику давать. Видите ли, он боится поломать ноги! Так поломает башку свою кудрявую.
— Корней Львович, говорят, он в своем новом особняке вместе с Булавкиным закрылся и дрожит. Так его напугал следователь.
— Ах, какие нежности! Фафочка испуган. Памперсы пусть сменит и дальше дрожит. Шакал паршивый. Я из-за него должен все эфиры теперь перекраивать. В «Звездный конвейер» его близко не подпускать! Понятно?!
— Да… — хором ответили замы и тут же записали себе очередное имя в пресловутый «стоп-лист».
— Вот и замечательно. Чтобы я больше его не слышал и не видел.
— А как быть с вечеринкой в Монако?
— Да никак! Хочет его Алимджан Джабраилович видеть и слушать — на здоровье! А мне… да еще в разгар сезона прокурорской охоты на больших и кудрявых талантов… — Фрост рассмеялся, — мне Кира ни к чему.
Сотрудники преданно улыбались, но со счетов Фарфорова не сбрасывали. Все помнили, что регулярное исчезновение Киры из телеящика всегда заканчивалось триумфальным возвращением к соскучившейся публике. Даже история с журналисткой в розовой кофточке, которую он обозвал нецензурным словом, закончилась в пользу Киры. Были основания думать, что он выскользнет изо всех неприятностей и теперь.
Наибольшей реальной проблемой оставалась теперь одна Айя Кисс. Юная звездочка все еще оставалась без хозяина. Митя был в больнице, а потому ничего гарантировать не мог, ну а сама Айя могла и отказаться от концерта! Так, как она уже сделала это в Москве, не явившись в клуб на день рождения Алимджана. Но подчиненные постарались, и в конце концов юная звездочка дала согласие. «Ради памяти Иосифа Давидовича», — сказала она.
А потом ему позвонили, и Корней Львович понял, что до этой минуты все шло просто прекрасно.
— Корней, на меня кто-то проверку науськал, — с наездом, словно Фрост в этом виноват, сообщил первым делом Ротман.
— А тебе, можно подумать, впервой! — рассмеялся Фрост.
