Скотт Туроу - Презумпция невиновности
– Доктор Робинсон, верно ли, что мистер Сабич больше не нуждается в ваших консультациях?
– Да, сэр.
– Он прошел курс лечения?
– Да, сэр.
– Судья, я полагаю, что беседы на отвлеченные – не медицинские – темы не попадают под запрет?
– Мистер Мольто, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду… Продолжайте допрос.
Мольто смотрит на Нико, потом, критически оценив свой «арсенал», решается на применение «ядерной бомбы».
– Свидетель, Расти Сабич не говорил вам, что убил Каролину Полимус?
Публика затаила дыхание. Теперь я понимаю, почему Нико стучал кулаком по столу. Им нужно, чтобы Робинсон ответил на этот вопрос. Не на какой-то второстепенный, вроде того, спал я с Каролиной или нет. Именно на этот – главный. Вопрос задан – бомба взорвалась. Судья в бешенстве.
– Хватит! – выкрикивает он. – Я больше не потерплю ваших выходок, мистер Мольто!
Я наклоняюсь к уху Сэнди.
– Не надо! – шепчет он.
– Надо! – еле слышно отвечаю я и легонько подталкиваю его встать.
– Ваша честь, – начинает он неуверенно, – мы не возражаем против вопроса в том виде, в каком он сформулирован.
Ларрен и Мольто хлопают глазами: первый – потому, что не успел взять себя в руки, второй – в полнейшей растерянности. Потом до обоих одновременно доходит, в чем дело.
– Я снимаю вопрос, – торопливо говорит Мольто.
– Нет уж, сэр, позвольте. Мы здесь не в бирюльки играем. Мистер Стерн, вы не опасаетесь, что будет нарушена врачебная тайна?
Сэнди откашливается и отвечает:
– Ваша честь, задавая этот вопрос, обвинение действительно хочет получить информацию, которая входит в круг сведений, составляющих врачебную тайну, но на него можно ответить, не нарушая ее.
– Вероятно, это правильно. Но вы отдаете себе отчет, мистер Стерн, что это рискованный шаг с вашей стороны?
Посмотрев на меня, Сэнди четко произносит:
– Мы готовы рискнуть, ваша честь.
– Ну что же, послушаем, что нам скажут. Прошу зачитать последний вопрос мистера Мольто.
Стенографистка, встав, читает сухим, невыразительным тоном:
– Вопрос мистера Мольто: «Свидетель, мистер Сабич не говорил вам, что убил Каролину Полимус?»
Судья кивает свидетелю:
– Прошу.
– Нет, не говорил, – спокойно отвечает Робинсон. – Ничего подобного я от него не слышал.
По залу проносится вздох облегчения. Присяжные с удовлетворением кивают. Учительница мне улыбается.
Но Мольто не отступает:
– В ваших разговорах вы когда-нибудь затрагивали тему убийства мисс Полимус?
Сэнди возражает:
– Я протестую против этого вопроса и всех дальнейших, касающихся бесед моего подзащитного и доктора Робинсона.
– Протест принят, – говорит Ларрен. – Я накладываю запрет на вопросы такого рода. В лучшем случае они будут считаться не относящимися к делу. Допрос свидетеля закончен. Доктор Робинсон, благодарю вас, вы свободны.
– Ваша честь!.. – кричит Мольто.
Нико берет его за руку и решительно отводит от судейского стола.
– Обвинение, кажется, намерено закончить сегодняшнее заседание. Я не ошибаюсь?
– Да, ваша честь, – отвечает Нико. – От имени народа округа Киндл обвинение предлагает отложить прения до следующей недели.
– Дамы и господа, – обращается Ларрен к присяжным, – в это время я обычно прошу вас покинуть этот зал, чтобы вы могли побыть в выходные дома и отдохнуть. Но сегодня я хочу сказать вам кое-что важное: суд больше не нуждается в ваших неоценимых услугах по разбирательству этого дела…
Сначала я не понимаю, о чем он говорит, но когда меня бросаются обнимать Джейми и Сэнди, до меня доходит смысл произошедшего. Суд надо мной закончен. Я плачу, закрыв лицо руками. Потом сквозь слезы слышу Ларрена, который говорит присяжным:
– Последние двое суток я много размышлял над этим делом. На этом этапе судебного процесса защита, как правило, выходит с ходатайством оправдать подсудимого, но судья чаще всего принимает решение продолжать разбирательство. Обычно имеется достаточное количество весомых доказательств, и присяжные выносят вердикт о виновности. Так оно и должно быть. Но никого нельзя обвинить в совершении преступления без достаточных на то оснований. Этого требует элементарная справедливость. В нашем же случае, по моему убеждению, справедливость была попрана. Понимаю, у обвинения есть подозрения, и подозрения серьезные. До самого последнего времени я и сам был склонен их разделять. Сейчас ситуация изменилась, поэтому я не могу позволить, чтобы вы, как на кофейной гуще, гадали над недостаточными или косвенными уликами. Это было бы несправедливо в отношении вас и, что еще важнее, в отношении мистера Сабича. Человека нельзя судить на основании такого зыбкого обвинения. Я не сомневаюсь, что вы вынесли бы вердикт: «Невиновен». Однако мистер Сабич не должен дольше жить под дамокловым мечом сурового приговора. Полностью отсутствует мотив преступления. Не доказано, что между ним и жертвой были интимные отношения. Нет оснований предполагать, будто он предавался плотским утехам в тот вечер, когда мисс Полимус была убита. Нет никаких доказательств того, что это преступление совершено мистером Сабичем. Обвинительная сторона так и не представила злополучный стакан. На основании всего вышесказанного считаю невозможным продолжать разбирательство.
– Ваша честь, – вскакивает с места Нико.
– Мистер дель Ла-Гуарди, я понимаю ваше состояние, но мне бы хотелось, чтобы вы выслушали меня до конца…
– Ваша честь…
– …потому что есть необходимость сказать несколько слов о мистере Мольто.
– Ваша честь, мы отказываемся от выдвинутых против мистера Сабича обвинений!
Ларрен оторопел. В зале слышится движение. Даже не оглядываясь, я догадываюсь, что журналисты ринулись к телефонам, а телевизионщики быстро приводят камеры в боевую готовность. Ларрен стучит молотком, призывая к порядку, и делает Нико знак продолжать.
– Ваша честь, я должен кое-что сказать. Похоже, что многие думают, будто процесс подстроен или является политическим представлением. Я отрицаю это целиком и полностью. Отрицаю от имени всех представителей обвинения. Считаю, что мы были правы, возбудив это дело…
– Вы хотели внести какое-то предложение, мистер дель Ла-Гуарди?
– Да, ваша честь. Сегодня утром я пришел в этот зал с надеждой, что вы передадите дело присяжным для вынесения вердикта. Думаю, что многие судьи поступили бы таким образом, и это правильно. Но некоторые судьи поступают иначе. И поскольку вы, кажется, приняли решение…
– И бесповоротное.
– …не должно возникать вопроса, правомерно оно или нет. Я не согласен с вами, все обвинители не согласны, но бесполезно утверждать, будто вы вышли за рамки закона. – Нико бросает мимолетный взгляд на Стерна. – В силу этих причин я принимаю ваше решение как должное и вношу предложение прекратить дело.
– Предложение принимается. – Ларрен встает. – Мистер Сабич, вы свободны. Не могу не выразить сожаления по поводу того, что имело место в ходе процесса. Даже радость от вашего освобождения не смоет позора некоторых высказываний и действий, что наносит удар правосудию. Бог вам в помощь! Уголовное дело, возбужденное против Рожата Сабича, закрыто.
Заключительный стук судейского молотка. Ларрен уходит к себе.
Глава 36
Господи, что тут началось! Жена, оба моих защитника, репортеры… Кто-то из присяжных и совершенно незнакомые люди протискиваются ко мне пожать руку. Барбара обнимает меня, прижимается всем телом. Это возбуждает. Первый признак возрождения нормальной жизни.
– Я так рада за тебя, милый, – целует она меня. – Ты не представляешь, как я счастлива.
Сегодня я наконец решаю выйти из зала суда через котельную. Мне не хочется оказаться перед оравой журналистов. Вчетвером – Барбара, Сэнди, Джейми и я – мы незаметно скрываемся из виду. Но окончательно уйти от преследования все же не удается. У входа в здание, где размещается офис Алехандро Стерна, нас тоже поджидает толпа журналистов. Мы молча поднимаемся по лестнице. На столе в конференц-зале уже расставлена неизвестно откуда взявшаяся закуска. Но поесть нам не дают. Беспрерывно звонят телефоны. Секретарши докладывают, что приемная полна народу и репортеры бродят по всем коридорам. Изголодавшийся монстр требует пищи. Я не имею права мешать Сэнди отметить успешное окончание такого громкого дела. И с экономической, и с профессиональной точки зрения оно открывает ему блестящие перспективы. Алехандро Стерн стал фигурой общенационального масштаба. Поэтому, наскоро съев по сандвичу с мясом и вареной кукурузой, мы все спускаемся в вестибюль, где собрались представители прессы и неугомонные телевизионщики. Микрофоны, магнитофоны, ослепительно яркие юпитеры. Сначала говорит Сэнди. За ним я: