Николь Жамэ - Тайна острова Химер
Она печально покачала головой, понимая, что не в силах смягчить невыносимую для него реальность. Она недооценивала силу его преданности.
— Что именно ты собираешься делать? — спросил он, преодолев свои чувства.
Мари заговорила о том погружении, когда произошла подмена.
— Журналист тоже исчез после погружения в озеро… Известно, что под водой подземное пространство заполнено галереями и колодцами. Марешаль, должно быть, обнаружил проход, который ведет к месту, где держали Акселя, и, сам того не желая, последний показал ему выход. Мне нужно найти доступ в тот тайник.
— Это только гипотезы, они не выдерживают никакой критики. Тело Марешаля найдено в колодце сенного сарая Салливанов…
— Нет, анализ костей доказывает, что они были брошены туда недавно. До этого они несколько месяцев высушивались в надежном месте, лишенном влажности. Криминалисты обнаружили в них следы селитры и частицы горной породы, которые можно найти только в недрах земли, а из этого следует, что тело долго находилось в одной из старых галерей. Я предполагаю, что кости были изъяты оттуда и сброшены в колодец с целью бросить тень на Салливанов.
Она продолжила свои рассуждения:
— Если журналист нашел тайник, значит, он, без сомнения, все разузнал о пяти эпитафиях, которые, будучи собраны вместе, позволяют обнаружить доступ… Ты должен помочь мне как можно быстрее найти недостающие надгробия!
Он схватил ее за руку.
— Когда они у тебя будут, ты опять полезешь в озеро? И речи быть не может!
Мари пристально посмотрела в глаза шкипера.
— Ты меня не удержишь. Ты это хорошо знаешь.
Да, он слишком хорошо ее знал и понимал, что должен отказаться защищать ее от нее самой.
— Тогда я погружусь вместе с тобой. Поклянись, что не сделаешь это одна.
— Клянусь.
— Поклянись, что позовешь меня при малейшей проблеме с этим полоумным.
Она еще раз поклялась. Горькой складки, на ее глазах появившейся в углу его рта, было достаточно, чтобы проникнуть в его мысли: мучительная боль от того, что их нынешние клятвы обязывали их лишь помогать друг другу, чтобы разлучить навсегда.
При звуке заработавшего мотора Аксель вернулся к окну — как раз вовремя, чтобы увидеть, как Кристиан уезжает в машине Ангуса.
Он перенес внимание на Мари, которая поднималась по ступенькам крыльца. Удовлетворенно улыбаясь, он спокойно направился в угол салона их комнаты и присел перед углублением, образованным сдвинутой плиткой паркета.
Он не спеша что-то туда положил и тщательно вставил паркетину на место. Закончил он как раз в момент, когда Мари входила в комнату: он увидел ее отражение в зеркале.
Быстро прикрыв паркет ковром, он выпрямился.
Словно сладостная волна накрыла его от нежной улыбки Мари.
— Я не хочу, чтобы ты переезжал, — твердо сказала Мари, чувственной походкой подходя к нему. — Я поклялась быть с тобой в горе и радости. — Она поцеловала его в губы и обвила руками его шею. Голос ее зажурчал. — Я тебя люблю и не хочу с тобой расставаться…
Она приникла к нему, цепляясь за мысль, что пользуется своим телом ради победы. Он крепко ее обнял, напряжение его отпустило. Уловка действовала отлично. Осмелев, она уткнула лицо в его шею, пряча от него отвращение во взгляде и продолжая нашептывать ему слова любви.
Она не видела растерянности, замешательства, смятения, вызванных ее поведением.
Лицо Акселя просветлело, он закрыл глаза и впервые за всю свою жизнь ощутил, как вливается в него ни с чем не сравнимая сладость чувствовать себя наконец любимым, желанным. Он переходил в свое другое измерение, доселе неизвестное ему, и слезы Мари, стекавшие к его горлу, стали пределом, так как в своем незнании он смешивал боль мучимой им женщины с выражением искренней любви.
— Не покидай меня, будь всегда рядом, — умоляюще шептала она, борясь со страшными видениями и силясь их отогнать: тело Алисы на столе судмедэксперта, тело Келли, вытащенное из озера, труп Фрэнка на дне колодца, окровавленный труп Вивиан, две задушенные монахини…
И тут она почувствовала руку Акселя, проникшую под блузку и подбирающуюся к ее груди. Уже слабея, она резко отпрянула.
— Что с тобой? — встревожился он, видя, как побледнело ее лицо.
Исчерпав все возможности к сопротивлению, она открыла наполненные слезами глаза.
— Ожог на плече… Мне больно…
— Прости, прости, я не хочу заставлять тебя страдать, никогда больше, вот увидишь…
С нежностью, которой она еще в нем не знала, он стал медленно расстегивать ее блузку, благоговейно целуя каждую частичку обнаженной кожи.
— Твоя любовь — самое прекрасное, что я испытал в жизни, — тихо сказал он с поразившей ее искренностью.
Аксель, преображенный, с горячностью перенес ее на кровать и с безграничной нежностью начал ее ласкать.
— Я никогда тебя не покину, ты для меня все, я хочу тебя…
Губы его, горящие желанием, отрывались от ее тела лишь на краткие мгновения, чтобы прошептать несколько бессвязных слов.
Ужас охватил Мари, когда она почувствовала, как ее собственное тело убегает от нее и независимо от ее воли стремится к наслаждению.
В эту ночь Аксель уснул счастливый, щедро одаренный.
Никогда он и вообразить не мог, что может существовать такое счастье.
Он любил Мари сладострастно, до изнеможения, она кричала от наслаждения и просила пощадить ее. Они вместе заливались слезами, когда вопреки его воле самые безрассудные слова любви полились из него, подобно слишком долго сдерживаемому потоку. Он, одиночкой проживший жизнь взаперти, благодаря Мари вдруг открыл для себя сказочный мир, где можно разделить с другим опьянение любви, которая этой ночью одержала победу над его стойкой невосприимчивостью этого мира.
Потом, сраженный, он провалился в успокоительный и глубокий сон — настолько глубокий, что не слышал, как встала Мари.
Как автомат, она пошла в душ, струи воды омывали ее, смешиваясь со слезами.
Она стояла под струями, отупевшая, находясь по ту сторону страданий.
Ей казалось, что жизнь ее остановилась и что ночь не кончится никогда.
Тусклый свет солнца все-таки коснулся запотевшего стекла, за которым она укрылась, как в шаре.
Рассвет. Надо было жить и найти для этого повод. Лукас.
Она провела ночь с дьяволом, и нельзя, чтобы это было напрасно.
Размеренными движениями она оделась, затем вышла из ванной.
Идя к кровати, она смотрела на спящего.
Если бы потребовалось, она бы убила этого мужчину, так похожего на того, кого она только что предала во имя любви, ради надежды на его спасение.
Она даже не вздрогнула, когда зазвонил ее мобильник, но на удивление спокойно приняла вызов. Аксель же рывком вскочил, на лице его сразу появилось выражение жестокости и недоверия.
— Это больница, — сказала она. — Луиза выходит из комы, но состояние ее вызывает опасения. Мне надо увидеться с ней, может быть, мне повезет и она сумеет что-то сказать.
— Можно и подождать, пусть она немного оправится, а позже ты ее допросишь.
— Нет, боюсь, у нее не много осталось времени. Пошли со мной.
Аксель не успел запротестовать.
Ее зеленые глаза впились в него, она со страстью проговорила:
— Я больше не хочу, чтобы что-то нас разлучало. Мне невыносимо без тебя. Пошли, ты очень нужен мне…
Он как-то беспомощно ей улыбнулся, и она поняла, что укротила его.
На больничной койке Луиза Салливан плавала между жизнью и смертью.
Все лучшее и худшее в ее жизни проходило перед ней.
Рвущий душу свист бомб вокруг нее в 1942 году, ее родители, погребенные под развалинами… Сердечный прием ее крестной, Мадлен Рейно, которая приютила ее и увезла вместе со своим мужем и двумя детьми, Жаком и Клеманс, когда они убежали от войны на свою виллу в Киллморе…
Именно там она познакомилась с Эндрю Салливаном.
Она вновь увидела себя в длинном алом платье, в котором по традиции венчались невесты этого древнего ирландского семейства.
Ей не исполнилось и двадцати, когда она вышла замуж за Эндрю.
Тогда она еще думала, что любит его.
Богатый владелец замка в Киллморе, один воспитывавший троих сыновей, он покорил ее своей величественной осанкой и куртуазными манерами. Однако за благородным фасадом она быстро открыла суровые монотонные будни. Утешило ее только рождение крошки Мэри.
Три сына Эндрю от первого брака сделали ее жизнь несносной. Старший, Эдвард, был таким же холодным, сдержанным и равнодушным, как его отец, а жесткость Эндрю превратила двух младших, Сина и Тома, из неразлучных проказников в стойких бунтарей.
С большим нетерпением, словно глоток свободы, ждала Луиза приездов в Киллмор супругов Рейно, наезжавших туда время от времени. Их дочь Клеманс стала ее лучшей подругой.
