Нора Робертс - Коллекционер
Сердце Лайлы заколотилось в горле. Она едва нашла в себе сил кивнуть.
– Очень.
– Пожалуйста, пойдем.
Он поднялся.
– Захватите вино. Мой дед любил путешествия и искусство. Он путешествовал по делам: то, что мы сейчас называем созданием сети.
Он повел их назад – по золотистым изразцам, под арками.
– Он искал предметы искусства, что-нибудь очень ценное, куда бы ни отправился. Это увлечение перешло к моему отцу, а от него – ко мне.
– У вас превосходная коллекция, – заметила Джули. – Вот это!
Она остановилась у портрета женщины, мечтательной и романтичной.
– Это ранний Умберто Боччони?
– Совершенно верно.
– И это.
Джули перешла к картине, написанной в глубоких, роскошных тонах. Лайла различила смутные силуэты людей.
– Одна из его поздних работ, когда он влился в течение итальянских футуристов. Обе великолепны. Мне нравится, что вы повесили их рядом, видна эволюция творчества, движение.
– Вижу, вы разбираетесь в искусстве.
Он взял ее за руку:
– У вас своя галерея.
– Я управляющий.
– Хороший управляющий все равно что владелец. Я надеюсь, вы хороший менеджер.
Когда они прошли через следующую арку, Джули остановилась как вкопанная.
Это, по мнению Лайлы, не могло быть гостиной. Слишком приниженный и ординарный термин. Салон – может быть. Но, скорее, галерея.
Здесь были стулья и диваны с пастельной обивкой. Столы. Шкафы, комоды от простых до вычурных, поблескивавших от времени. Маленький камин, обрамленный малахитом, был полон ярко-оранжевых лилий.
И повсюду царило искусство.
Картины, от выцветших икон до старых и современных мастеров. Скульптуры из гладкого мрамора, полированного дерева, необработанного камня стояли на пьедесталах и специальных столах.
Настоящие шедевры.
– О!
Джули прижала руку к груди.
– Мое сердце!
Бастоне хмыкнул и потянул ее за собой.
– Это еще одна песня, которую нужно спеть. Согласны, Аштон? И неважно, песня ли это горя или радости, любви или отчаяния, войны или безмятежности – она должна быть спета.
– Искусство требует этого. А тут у вас настоящая опера.
– Три поколения. Любители искусства, и ни одного художника среди нас. Так что нам суждено быть покровителями. Не созидателями.
– Есть искусство без покровителей. Но художник редко процветает без их великодушия и оценки.
– Я должен посмотреть ваши работы, когда приеду в Нью-Йорк. Я был заинтригован тем, что увидел в Интернете, а кое-какие картины вызвали у Джины вздох. Какую, дорогая, ты хотела получить?
– «Лес». На картине – деревья и женщины, и сначала кажется, что они зачарованы. Пленницы. Но потом, когда приглядишься, они…
Она смешалась, заговорила с Бастоне по-итальянски.
– Да-да, волшебницы, магия. Они и есть лес: это так мощно и… вы феминист. Это правильно?
– Да. Вы видели то, что видел я, а это большой комплимент.
– Вы можете ответить мне тем же, написав моих дочерей.
– Джина!
Но она отмахнулась от мужа.
– Джованни говорит, я не должна вас просить, но если не просишь, как получишь желаемое?
Она подмигнула Ашу.
– Мы поговорим.
– Но вы здесь, чтобы видеть выигрыш моего дела!
Он повел их к расписной витрине с полками из змеевика и коллекцией усыпанных драгоценными камнями и украшенных эмалями коробочек.
Он поднял одну.
– Чудесная вещь. Портсигар с цитрином с эмалью и в золоте. Дополненный сапфиром-кабошоном – в качестве кнопки, его открывающей. С инициалами мастера Фаберже Михаила Перхина. Большая потеря для Мартинов.
– Он прекрасен.
Лайла глянула в глаза Бастоне.
– И причина вражды между семьями. Поэтому моя жена не американка.
Он подмигнул Джине.
– Синьор Бастоне.
Лайла положила на его руку свою.
– Иногда нужно доверять людям.
Она слегка подвинулась, взглянула на Аша.
– Нужно доверять. Вы знаете человека по имени Николас Вазин?
Хотя лицо Бастоне оставалось бесстрастным, она почувствовала, как сжалась его рука. И увидела, как с лица Джины сошла краска.
– Имя мне незнакомо.
Он осторожно положил портсигар на место.
– Мы так наслаждались вашим обществом…
– Синьор Бастоне…
– Мы ценим ваше гостеприимство, – вставил Аш. – И нам пора возвращаться во Флоренцию. Но прежде чем мы уедем, вам нужно знать, что мой брат Оливер приобрел определенные документы и предмет искусства, когда занимался продажей наследства Миранды Суонсон, перешедшего к ней от ее отца, а тому – от его отца. Мой брат приобрел этот предмет для себя – не для дяди, на компанию которого он работал.
Аш помедлил секунду, отметив, как отвердело лицо Бастоне.
– Когда-то семейство Мартинов владело двумя императорскими яйцами, считавшимися утерянными. Одно было проиграно в покер, другое мой брат купил у Миранды, которая не знала и не интересовалась, чем владеет. Мой брат, дядя, на которого он работал, и женщина, с которой он жил, – все мертвы.
– Примите мои соболезнования.
– Документы теперь у меня, и в них описывается яйцо, выигранное Антонио Бастоне в покер. Несессер.
– У меня нет того, что вы ищете.
– Ваша жена знает имя Николаса Вазина. Она боится. И у нее есть для этого веские причины. Я считаю, что он приказал убить моего брата, потому что у Оливера оказалось второе яйцо, херувим с колесницей, и он сделал глупость, пытаясь выторговать больше денег. Он был беспечен. Но он мой брат.
– Вы пережили трагедию. Еще раз мои соболезнования.
– Вы знаете моего отца, мою мать. Вы наверняка проверили нас, прежде чем допустить в свой дом, зная, что мы интересуемся давней партией в покер. Я сделал то же самое, проверив вас и вашу семью, прежде чем привел сюда друзей.
– Мы счастливы предложить вам гостеприимство, но ничего об этом не знаем.
– Женщина. Джей Маддок – она убийца, которую нанял Николас Вазин. Она ранила женщину, которая мне небезразлична.
Аш глянул на Лайлу.
– И за это получила удар в лицо. Мы будем бороться с ней. Синьор Бастоне, нью-йоркская полиция и Интерпол знают о ней и Вазине. Эти двое заплатят за то, что сделали с моими родственниками. Вы поможете мне?
– У меня нет того, что вы ищете, – начал он, но жена перебила его, что-то яростно говоря на итальянском. Ее глаза сверкали. Лицо горело.
Пока они спорили, эти жаркие глаза наполнились слезами, однако голос оставался сильным, интонации – свирепыми. Но Бастоне взял ее руки, сжал и поднес к губам. Пробормотал что-то. Кивнул.
– Семья – это все. Моя Джина напомнила мне об этом. Я сделал для своей семьи все, что мог. Мне нужен воздух. Пойдемте.
Они вышли под открытое небо.
Со стола было убрано. Он отошел в самый конец террасы – внизу благословенно лежало тосканское лето.
– Мы знали, что у Мартинов было два яйца, поскольку дед видел оба. Джонас предложил ему выбирать. Мой дед выиграл несессер, когда был молод и неопытен в подобных вещах. Но он быстро научился – его первый предмет искусства, видите ли. И первая любовь в искусстве.
Вражда росла. Конечно, проигрыш есть проигрыш, но мальчишка не имел права ставить на кон такую ценность. Только мой дед не захотел вернуть яйцо, даже когда ему предложили вдвое больше ставки Джонаса. Яйцо стало предметом гордости и принципа, и не мне говорить, правильно это было или нет. Оно стало нашим. Мой дед хранил его в своей комнате. Не хотел ни с кем его делить. Отец тоже отказался его продавать, так что оно перешло ко мне. Оно было нашим на протяжении трех поколений.
– Начало, – кивнула Лайла. – Остальное, любовь к искусству и коллекционирование, выросло из одного предмета.
– Да. После смерти отца, после того как прошло время и мои дети стали расти, я думал об этом. Передать его моим сыновьям и дочерям, чтобы те передали внукам? Мы с Джиной говорили. Много раз. И решили, что эта вещь не для частной коллекции. Когда-то оно принадлежало другой семье и было отнято у нее. Мы подумывали передать его в музей, возможно, отдать во временное пользование от имени нашей семьи и Мартинов. Уж очень хороша история: покер, молодые люди… мы решали, как сделать это. В какой музей передать. И все сомневались, правы ли мы. И решили провести экспертизу, частную и негласную.
– Фредерик Капелли, – негромко пробормотала Лайла, и он резко обернулся к ней.
– Откуда вы знаете?
– Вчера он был убит, той женщиной, которая убила остальных.
– Вот и хорошо!
Джина вызывающе вскинула подбородок.
– Он предал нас. И погиб из-за собственной жадности. Это он рассказал Вазину о несессере. Вазин прислал эту женщину, сначала с предложением купить яйцо. Мы решили сделать то, что считали хорошим и правильным, и отказались продать. Она вернулась, чтобы предложить больше и пригрозить.
– Моя жена, мои дети, мои внуки, – продолжил Бастоне. – Разве их жизни стоили одной вещи, вещи, за которую нам дорого заплатят? Я прогнал ее, сказал, что пойду к властям. Ночью она позвонила. У нее был наш внук. Она пробралась в дом нашей дочери. И украла ее младшего ребенка, пока все спали. Нашему Антонио было только четыре года. Она дала мне услышать, как он зовет меня и свою мать. Пообещала, что убьет его, но перед смертью будет долго мучить, если мы не отдадим яйцо. Она будет похищать и убивать детей по одному, пока мы не сделаем, как она хочет. Она посоветовала нам обратиться к властям. И пообещала, что тогда выпустит малышу кишки, исчезнет, а потом вернется за следующим.
