Нора Робертс - Коллекционер
И не за что зацепиться… нет возможности заползти в пещерку, отдышаться, умерить скорость, потому что стенки очень гладкие и без всяких пещерок. И как захватывает дух… и непонятно, сумеет ли она приземлиться.
Жить одним днем? – спросила она себя, беря сумочку. Заняться тем, за чем они приехали, а потом тем, что всплывет после? Да. Это единственный способ.
Но глядя в последний раз в зеркало, на подвеску, она сознавала: он знает ее. Понимает, что имеет для нее значение. И это так же прекрасно, как и подаренный им камень.
После Лайла думала о поездке в Тоскану в цвете. Синие небеса, желтые подсолнухи, пляшущие на ветру в полях вдоль дорог. Приглушенная зелень холмов, оливковых рощ, конических кипарисов, все цитрусовые оттенки лимонов, лаймов, апельсинов, свисающих с деревьев, и темно-фиолетовые гроздья винограда на лозах.
Сады, пылающие жаркими красками красного и фиолетового или пламенем желтого и оранжевого переливались на солнечном свету на фоне пропеченных жарой белых стен домов или крепких кирпичных стен. Мили и мили виноградников поднимались по террасам холмов или ровными рядами шагали по полям.
Если бы она умела рисовать, как Аш, она бы написала тысячу картин: пылающие цвета на жарком солнце.
Ланцо разбавлял дорожную скуку потоками местных сплетен или вопросами об Америке, куда клялся обязательно когда-нибудь поехать.
Аш думал о полете как о возможности передохнуть, а она считала, что отдыхает сейчас, потому что едет мимо картин, от пейзажа к пейзажу.
Мрачноватый и пыльный в один момент и тут же расцвеченный живыми красками. Одна красота сменялась другой. И все было насыщено ярким светом.
Они свернули с дороги на крутую узкую гравийную тропу и стали подниматься наверх между оливковыми рощами.
Она увидела высеченные в склоне холма грубые ступени, словно созданные неким древним гигантом. Полевые цветы пробивались сквозь трещины, чтобы пить солнечные лучи, как раз пониже маленького плоского островка земли с железной скамьей.
Чтобы посидеть… увидеть все…
– Это поместье Бастоне, – сообщил Ланцо. – Джованни Бастоне. У него богатая вилла. Его сестра и мать тоже живут в поместье. В прекрасном доме. Его брат живет в Риме и присматривает… как это… за их интересами. А еще одна сестра живет в Милане. Поет в опере, известное сопрано. А еще один брат погиб молодым в автокатастрофе.
Он осторожно свернул к железным воротам, соединявшим белые стены.
– Охрана, вы понимаете. Они ожидают вас, и моя машина известна.
Не успел он договорить, как ворота открылись.
Древесные рощицы, ухоженные сады вели путь к гламуру виллы, казавшейся одновременно величественной и уютной, с высокими арочными окнами, изгибами портиков и бесконечными террасами. Без этих мягких линий, очарования лоз, поднимавшихся по этим террасам, вилла доминировала бы над пейзажем, но сейчас, на взгляд Лайлы, здесь царила гармония.
Красночерепичная крыша поднималась, выделялась, скашивалась над светло-желтыми стенами. Подъездная дорожка кружила вокруг центрального фонтана, где вода причудливыми струями лилась из сложенных рук русалки, присевшей на груде камней.
– Интересно, нужна ли им бывает домоправительница.
Джули закатила глаза.
– Ну да, что еще интересного может быть.
Ланцо открыл дверь машины, как раз когда на крыльцо вышел мужчина в песочного цвета брюках и белой рубашке.
Белые волосы прошиты черными прядями. Густые изогнутые брови тоже черно-белые. Вид у него был ухоженный, фигура солидная, хотя толстым его назвать было нельзя, желто-карие глаза сверкали на загорелом лице с острыми чертами.
– Добро пожаловать! Я Джованни Бастоне.
Он протянул руку Ашу.
– Вы похожи на отца.
– Синьор Бастоне, спасибо за гостеприимство. Это мои друзья, Лайла Эмерсон, Джули Брайант и Люк Толбот.
– Очень рад.
Он поцеловал руки Джули и Лайле. Обменялся рукопожатием с Люком.
– Заходите поскорее в тень. Ланцо, у Мариетты на кухне есть для тебя нечто особенное.
– Спасибо, сеньор Бастоне.
– Пожалуйста.
– Ваш дом выглядит так, словно вырос здесь, под солнцем, сотни лет назад.
Бастоне одарил Лайлу сияющей улыбкой.
– Превосходный комплимент. Лет двести – это самой старой части.
Уже очарованный, он положил руку Лайлы на сгиб своей. И повел внутрь.
– Мой дедушка расширил дом. Амбициозный человек. И деловой.
Он привел их в широкое фойе, вымощенное золотистыми изразцами, с кремовыми стенами и темными потолочными балками. Лестница была винтовой, что опять же смягчало линии. Широкие арочные входы вели из комнаты в комнату. Картины в позолоченных, потемневших от времени рамах, от тосканских пейзажей до портретов и натюрмортов.
– Мы должны поговорить об искусстве, – начал Бастоне. – Моя страсть. Но сначала выпьем, да? Для друзей всегда должно иметься вино. Надеюсь, ваш отец здоров?
– Да, спасибо, и посылает вам привет.
– Наши дорожки давно не пересекались. Но недавно я виделся с вашей матерью.
– Я не знал.
– Красавица.
Он поцеловал кончики пальцев.
– Согласен.
– Исключительная женщина.
Он вывел их на террасу под навесом, затканным бугенвиллеями. Цветы яркими букетами валились и выплескивались из терракотовых горшков высотой до пояса. Желтый пес дремал в тени. Тосканские холмы, поля и рощи расстилались внизу зеленым даром.
– Вы, должно быть, пьянеете каждый раз, когда выходите на террасу. Какой вид! – поспешно воскликнула Лайла, когда он нахмурился. – Хмельное вино.
– Да, именно. Вы умны. Кажется, пишете книги, да?
– Да.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил он, показывая на стол, где уже стояло вино, бокалы, красивые подносы с фруктами, сыром, хлебом – нескольких видов, оливками.
– Вы должны попробовать наш местный сыр. Нечто особенное. А вот и моя жена. Джина, это наши друзья из Америки.
Стройная женщина с выцветшими на солнце прядями, глубокими темными глазами, быстро вышла из тени.
– Пожалуйста, простите, что не встретила вас.
Она что-то протараторила мужу по-итальянски, отчего тот слегка усмехнулся.
– Я объясняла Джованни, что звонила моя сестра. Небольшая семейная драма, так что меня задержали.
Ее муж представил гостей и налил всем вина.
– Полет прошел благополучно? – спросила Джина.
– Да, и дорога до Флоренции была великолепной.
– Вам нравится Флоренция? Такая еда, магазины, искусство.
– Да, все.
Они поболтали немного. Разговор был живым и непосредственным. Наблюдая за Бастоне и его женой, Лайла видела в них людей, проживших вместе целую жизнь и все же не потерявших способность наслаждаться и ценить эту жизнь.
– Вы встретили возлюбленную моего мужа, – сказала Джина Лайле.
Бастоне хмыкнул и воздел глаза к небу.
– А, молодая американка! Между нами была такая страсть, такой накал! Ее отец не одобрял наших встреч. Но от этого страсть только раскалялась. Я писал оды и сонеты, сочинял для нее песни. Такая боль и радость первой любви. Потом она исчезла.
Джованни щелкнул пальцами.
– Как мечта.
Он взял руку жены. Поцеловал.
– Но тут появилась прекрасная тосканская женщина. Которая отказывала мне, выгоняла, а я проклинал ее, молил, ухаживал, пока она не сжалилась надо мной. С ней я прожил на самом деле оды, сонеты и песни.
– Сколько лет вы женаты? – спросила Лайла.
– Двадцать шесть.
– И все равно песня.
– Да, каждый день. Иногда музыка немного фальшивит, но это всегда песня, которую стоит спеть.
«Самое лучшее описание прекрасного брака, которое я когда-либо слышала», – решила Лайла.
– Помните, нужно петь, – велела она Джули и Люку. – Синьор Бастоне, они вчера были помолвлены.
Джина захлопала в ладоши и с чисто женским любопытством стала изучать кольцо Джули.
Бастоне поднял бокал.
– Пусть ваша музыка будет сладостной. Салют!
Аш постепенно подвел беседу к нужной теме.
– Наверное, вам было бы интересно встретиться с Мирандой. И Лайла, и я нашли историю о вашем дедушке и партии в покер с Джонасом Мартином весьма занимательной.
– Они так и остались друзьями, хотя редко видели друг друга с тех пор, как мой дед вернулся домой и стал заниматься бизнесом. По словам деда, Джонас любил играть, но почти всегда проигрывал. Его называли…
– Неудачником Джонни? – подсказал Аш.
– Да-да.
– И проигрывал фамильные ценности? Это вошло у него в привычку?
– Бывало, как вы понимаете. Он был э… избалован. Молод и немного буен, так сказал дед. И добавил, что отец Мартина очень разозлился, когда узнал об этой ставке, но игра есть игра. Вы собираетесь писать о том времени?
– Я очень заинтересована, – кивнула Лайла. – Миранда не знала, что именно поставил Джонас, какое фамильное достояние было навеки потеряно. Не могли бы вы сказать мне, что это такое?
– Я могу сделать больше. Могу показать. Хотите посмотреть?
