Аки лев рыкающий - Бабицкий Стасс
Эх, русский люд! Африканец лицом черен, а у наших крестьян да мещанок – потемки в головах. Все новое, незнакомое или удивительное им проще обозвать дьявольщиной или мракобесием, отмахнуться и забыть, нежели попытаться вникнуть – а кто? а как? а откуда? Дай им волю, всех изобретателей сожгут на костре. Причем на одном, чтоб еще и дровишек лишних не расходовать.
Князь, будто угадав направление моих раздумий, усмехнулся:
– Иной раз я размышляю на досуге, какая из двух российских бед страшнее для автомобилиста – дураки или дороги? И прихожу к выводу, что дураки всего хуже. Взять хотя бы «моторофобов»… Этих настолько пугает фырчанье бензинового двигателя, что они призывают священников придать автомобили анафеме. «Ибо дьявол бродит среди нас, аки лев рыкающий, и ищет, кого проглотить[12]». Бесноватые кидают камни вслед моему «Бенцу» и радуются, будто победили звери Апокалипсиса.
Он макнул мизинец в плошку с медом, задумчиво слизнул прозрачную каплю и придвинул к себе блюдо с калачами. Набросился на них с искренним аппетитом. Спустя пять минут щелкнул пальцами.
– А как вам чудачества одного земского судьи? Написал письмо в «Известия»: машины, дескать, исковеркают красоту человеческой природы! Перестанут люди ходить пешком и ноги у всех усохнут за ненадобностью, а на спинах вырастут уродливые горбы, оттого что придется сутулиться за рулем. Чушь! А в газете напечатали. Я приехал к тому чудаку и предложил прокатиться в автомобиле, чтобы развеять негативные мысли.
– Согласился? – спросил я, хотя ответ угадывался заранее.
– Куда там! Сбежал, позорник. Боязно ему, видите ли. Вот в этом страхе проявляется весь наш российский обыватель, смиренный и зашуганный в сравнении с теми же европейцами. Обыватели боятся быстроты и вообще всякого движения. Спрячутся как жабы, в тину, и из этого болота негодуют на беспокойство, которое доставляют им автомобили.
Я не сдержался и зааплодировал. Не чопорно, как в театральных ложах, а по-детски громко. В каждый хлопок ладоней вкладывал весь свой восторг. Наконец-то мысли, которые трепыхались у меня в голове без всякой системы, удалось отловить и рассадить по жердочкам.
Г-н Мармеладов изучал князя своими пытливыми глазами. Долго изучал, придирчиво.
– Уверен, Николай Сергеевич, что ваш неподдельный энтузиазм импонирует прогрессивной публике. Но моторный клуб – это башня из слоновой кости, в которой автомобилисты сами запираются от мира. Вы хаете обывателя, а даже не поинтересуетесь, чего он на самом деле желает получить от автомобиля.
– И чего же, по-вашему, он желает? – спросил слегка уязвленный князь.
– Во-первых, чтобы самодвижущийся экипаж стоил как можно дешевле. Вы посмотрите, какие цены на моторы! Простой гражданин и хотел бы приобрести, да на какие шиши?! Стало быть, дворянин купит немецкий «Бенц», купец, из зависти к дворянину, купит два «Бенца». А обывателя вы же сами и оставляете на обочине. Пароходные компании грамотнее привлекают клиентов – постоянно снижают цену на билеты, а иной раз и даром везут, да еще в придачу сладким кренделем угощают. Железные дороги тоже ранжируют билеты, предлагая путешествия по доступной цене. Вот их услугами и воспользуется обыватель. А на моторе за три тысячи целковых катайтесь сами!
Г-н Щербатов во время этой тирады порывался возразить, но тут согласно кивнул.
– Во-вторых, – продолжал г-н Мармеладов, – обывателю без надобности скаковой конь для ипподромов. Ему не нужны гонки и езда для развлечения. Автомобиль для него такая же домашняя скотинка, как ломовая лошадь, а еще лучше – кавказский ишак – чтобы кормился на копейку, а работал на червонец. Но современная техника слишком капризная и никто не даст гарантию, что машина выдержит изрядную нагрузку. Что же касается «кормления»… Кто, скажите, у нас в России выдумывает цены на бензин? Он и есть главный враг прогресса!
Он добавил кипятка в свой стакан с чаем, отхлебнул и подытожил.
– В глазах большинства наших сограждан автомобиль – это жинка из малоросских анекдотов: выглядит красиво, кушает богато, но при этом своенравна до одури – если не захочет идти, то ничем не упросишь и не подгонишь, с места не сдвинется.
– Хе-хе! Эка вы, про жинку-то, – усмехнулся князь. – В самую точку. Но даже с такой своенравной бабой нашему обывателю жить будет проще, выгоднее, а временами еще и намного приятнее, чем ходить бобылем.
– Да, но как убедить закоренелого холостяка, что ему необходимо жениться? – спросил я.
– Нанять хитрую сваху, – ответил г-н Мармеладов с лукавой улыбкой. – Они умеют похвалить самые выгодные черты невесты, а все недостатки вовремя укрыть от глаз. Даже если жених задает неудобные вопросы о прошлом барышни или размере приданого, эти чертовки как-то умудряются повернуть все на пользу.
Князь задумался, поглаживая свою эспаньолку.
– Хм-м… Намекаете на рекламу в газетах? Или лучше устраивать лекции в публичных местах? С последующим катанием по улицам Москвы?
– Это уже вам решать. Но чем больше хорошего обыватель услышит об автомобилях, тем меньше он станет доверять выкрикам «моторофобов».
Дверь с грохотом ударилась о стену. Пузырев вошел, а точнее ворвался в трактир и буквально рухнул на стул. Иван старался выглядеть холодным и чуточку равнодушным, но даже стороннему наблюдателю было понятно, что внутри он мечется и задыхается от неразрешимой проблемы. Нервное напряжение проявлялось в подергивании левого века, в судорожном дрожании мизинца и в том, что изобретатель залпом выпил стакан крутого кипятку, даже не замечая этого.
– Ванюша, что стряслось? – заволновался г-н Щербатов.
Пузырев не ответил. На все последующие вопросы он также отмалчивался и только мое беспокойство: «Не обжег ли язык?» удостоил короткого: «Нет».
Наконец его оставили в покое.
– Похоже, господин Мармеладов, вы совершенно точно установили диагноз. Налицо febris amoris. А любовь самая неприятная из всех болезней, поскольку лекарства от нее не существует. При этом она подчас толкает людей на поистине безумные поступки. Здесь, на дальнем конце Черной Грязи, – Николай Сергеевич махнул рукой в сторону, противоположную той, откуда мы приехали, – один артист-куплетист построил замок. Натуральный замок, с крепостной стеной, высокими башнями по углам и подвесным мостом. Капиталы свои, заработанные на гастролях, вложил – мало. Бросил пить и курить, чтобы экономия вышла, влез в долги по самую маковку – все равно не хватает. Тогда этот белоручка закатал рукава и пошел камень тесать. Доски сам строгал, раствор для кладки месил. А все ради чего?
– Неужели ради любви? – воскликнул я.
– В точку, Жорж! Посватался он к оперной диве, та говорит: «За голодранца замуж не пойду, только за человека состоятельного, у которого дворец собственный имеется». Вот и расстарался куплетист. Построил замок, а на мебель и прочее убранство денег не хватило. Что делать? Натаскал сена с окрестных полей и натурально спал в стогу. Завтракал на подоконнике, на обед и ужин пил воду из колодца. Зимой чуть не окочурился от холода! Одним словом, настрадался вдоволь, но на людях появлялся с неизменной улыбкой, сочинял сатиры и пародии, веселил публику.
– Это не он ли своей певице миллион красных роз подарил? – вспомнил я прошлогодние сплетни.
– Он. Только не миллион, а что-то около трех тысяч. Может лишь на чуточку больше. Я на той премьере присутствовал и помню, что на сцене было целое море цветов, а слуги все выносили букеты, целыми охапками. Я начал считать, да сбился. Это уже потом в газетах приукрасили, про миллион.
– Миллион – это гораздо лучше для заголовка, – согласился г-н Мармеладов. – Привлекает читателей.
– Вам знакомо газетное дело? – удивился князь.
– Когда-то давно я писал литературную критику.
– А теперь? – я ухватился за возможность выведать хоть какие-то подробности об этом загадочном пассажире.
– Теперь не пишу.
И более ничего не добавил.
