Дэвид Розенфелт - Жизнь взаймы (в сокращении)
В конце концов я решил, что если не могу сконцентрироваться, то надо разобрать почту. На столе было по меньшей мере шестьдесят конвертов, сорок из них — от читателей. Часть я прочитал — ведь никогда не знаешь, что попадет в сети. Много спама. Напоминание о просроченном счете. Вообще-то я всегда вовремя плачу по счетам, так что просроченный платеж за мобильный телефон меня очень удивил.
Извещение гласило, что я должен сто сорок девять долларов и что у моего счета уже пятнадцать дней отрицательный баланс. Я проверил свои записи — никакого упоминания о платеже. Но я не помнил этого счета!
Я позвонил в компанию, и через десять минут переговоров с автоответчиком меня наконец соединили с человеческим существом. Я сказал, что получил извещение о неуплате, но не видел счета. Девушка ответила, что извещение можно проигнорировать.
— Мистер Килмер, счет оплачен. Извещение, должно быть, продублировали по ошибке.
— Когда вы получили деньги?
Она назвала дату. Десять дней назад. Значит, уже после того, как я вернулся из Ардмора. Не было ни малейшего шанса, что я оплатил тот счет в течение последних двух недель.
— Вы не могли бы прислать мне копию?
— У меня нет доступа. Но вам помогут в расчетном отделе.
— А счет, который я оплатил? Можете прислать копию?
— Конечно, могу. А если хотите, можете сами посмотреть его онлайн.
Она рассказала мне, что для этого сделать, и я старательно записал все инструкции. Надо было завести логин и пароль. Войдя в свой «личный кабинет», я распечатал счет, который, по их словам, уже оплатил. Там значился сто семьдесят один звонок. Часть номеров я узнал, часть были мне незнакомы. Неудивительно: я делал много звонков по работе, особенно когда что-то расследовал.
Плюсом было то, что теперь я нашел чем заняться — проверить незнакомые номера. Крейг бы не стал придумывать, что я говорил о Пулитцеровской премии, а я бы не стал о ней говорить, если бы не был уверен. Надеюсь, эти номера смогут навести меня на след той истории или на след чего-нибудь, имеющего отношение к Джен. Было уже семь вечера, и я решил заняться этим завтра. А пока усесться перед телевизором и перестать думать о том, что моя жизнь похожа на поезд, пущенный под откос.
Зазвонил телефон. Это был Вилли, который сообщил, что они с Джоном сидят в «Леджендс» и собираются смотреть матч. Они звали меня в бар каждый вечер, но я отказывался.
— А если я приду, что еще вы будете делать, кроме как пить пиво, смотреть спорт, пялиться на женщин и вести себя как последние идиоты?
— Мы еще закажем бургеры и куриные крылышки!
— О’кей. Буду через несколько минут.
— Серьезно? — удивленно спросил он. — Я был уверен, что ты откажешься! У нас столик на двоих…
— Отлично, — сказал я. — Значит, эти двое — мы с Джоном.
— Я найду столик побольше.
И нашел. Когда я прибыл на место, вся поверхность стола была заставлена тарелками с едой и бутылками с пивом. Началась игра «Никсов», и мы почти не разговаривали до перерыва, как того требовал принятый в спорт-барах этикет. Разговор все равно не клеился — они явно не знали, спрашивать меня о Джен или не надо.
В перерыве показали небольшой репортаж об очередном матче Суперкубка. Я полностью оторвался от реальности и даже не знал, что в тот вечер играют «Колтс» и «Пэкерс». Вилли полагал, что «Пэкерс» выиграют, и, значит, Джон был уверен, что «Колтс» порвут их в клочки.
— Если они справились с «Редскинс», почему бы им не разделать «Колтс»? «Колтс» слишком одномерные, — сказал Вилли.
— Как можно быть «слишком одномерным»? — возразил Джон. — Ты либо одномерный, либо нет.
— У этого качества есть разные степени. — Спор принял интеллектуальный оборот. — Но так или иначе, они их разделают.
— «Колтс» никто не разделает, кретин.
Я уже не слушал.
— «Пэкерс» выиграли у «Редскинс»?
Они разом посмотрели на меня.
— Ну да, — ответил Вилли. — А что?
— А «Джайантс»? Они выиграли у «Редскинс» и вышли в плей-офф. Почему тогда «Редскинс» играли с «Пэкерс»?
Они переглянулись — с сочувствием и беспокойством.
— Рич, — терпеливо начал Вилли, — «Редскинс» побили «Джайантс» и вышли в плей-офф. Самый странный конец матча за всю историю НФЛ. И ты об этом ничего не знаешь?
— Я видел этот матч, — сказал я, не упомянув, что видел его с Джен. — «Джайантс» выиграли. С небольшим преимуществом, но я не помню, чтобы в конце было что-то странное.
Они смотрели на меня с недоверием, так что я добавил:
— Я точно не ошибаюсь!
Джон начал объяснять, очень медленно и отчетливо:
— В последнем периоде «Джайантс» остановили их на четвертом дауне, и тут вашингтонский ресивер поймал мяч ногой на границе очковой зоны. Возник спорный момент, и пришлось ждать минут десять, пока не объявили, кто вышел в плей-офф.
Я помнил последний период… но не этот эпизод.
Джон продолжал:
— Вечером того же дня показали видеозапись, сделанную с трибун под другим углом. Ресивер стоял за пределами очковой зоны, но пересматривать решение было уже поздно.
— Решили в пользу вашингтонцев, так что «Редскинс» выиграли.
— Ты не помнишь этот матч? — спросил Вилли.
На самом деле матч-то я помнил, и помнил хорошо. Когда я пересказал большую его часть, Вилли и Джон сказали, что я совершенно прав. Но до настоящего момента я был уверен, что «Джайантс» выиграли. А они проиграли.
Как такое возможно?
— Я хочу воссоздать свою жизнь, по крайней мере ту ее часть, что забыл. — Мы с Элли разговаривали в «Карнеги Дели». Я выбрал это кафе, потому что не мог придумать места, более далекого по духу от «маленького городка в Висконсине». Хаотичный поток посетителей направлялся прямо к большим столам — тут все сидели бок о бок с незнакомцами. Официанты довольно-таки бесцеремонны. Они никогда не записывали заказов, обслуживая стол на двадцать человек, а когда вы озвучивали свой выбор, лишь небрежно кивали. Но если они и ошибались, то я ни разу не замечал. Это и был Нью-Йорк, чистой воды Нью-Йорк.
Элли была полностью загипнотизирована происходящим и позволила мне сделать заказ за нее. Я заказал лосось, запеченный с белой рыбой, потому что Джен его обожала. Она называла это блюдо «еврейской рыбой» и часто горевала по поводу того, что его не готовили в ее родном Ардморе.
— Воссоздать свою жизнь? — переспросила Элли.
— Ну… Я помню много такого, чего никогда не было. И забыл немало из того, что было.
— Например?
— Я сказал одному человеку, что работаю над материалом, который может принести мне Пулитцеровскую премию.
— И вы об этом ничего не помните?
— Ничего. Но я это сказал. А моя карьера — вовсе не череда Пулитцеровских премий.
— Но разве в таком случае вы бы не работали по заказу конкретного издания?
Я покачал головой:
— Нет. Расследования я всегда провожу сам. А когда статья готова, продаю ее тому, кто больше подходит.
— И о чем вы могли писать?
— Понятия не имею. Но если я начал копать, должны остаться какие-то следы. Я проводил расследование, ходил в разные места, говорил с людьми, делал заметки… Должен остаться солидный след, по которому можно идти. Надо только воссоздать мои шаги.
— Позвольте мне вам помочь, — сказала она.
— Не думаю, что это было связано с Джули. И даже с Джен.
Она кивнула:
— Я понимаю. Но вдруг было?
У меня не было ни мужества, ни желания ответить «нет». Мне нравилось общаться с Элли, хотя я ощущал себя так, словно вновь был с Джен. Я знал, что ни к чему хорошему это не приведет и что мне надо бы со всем этим разобраться… Но у меня был целый список того, с чем надо разобраться, и в первой десятке там стояли совсем другие вещи.
— С чего начнем? — спросила она.
— У меня есть счет за мобильный телефон, который я оплатил, хотя и не помню этого. Там есть несколько незнакомых номеров, возможно, некоторые имеют отношение к моему расследованию.
Она улыбнулась.
— Телефонные переговоры — моя стихия.
Я улыбнулся в ответ.
— У меня или у вас?
— У вас. В отеле только одна телефонная линия.
— Тогда вам придется меня извинить. У меня дома все вверх дном. С тех пор как… — Я оборвал себя.
Элли поняла, что я хотел сказать, и улыбнулась.
— Знаете что? Я возьму еще порцию еврейской рыбы, а вы пойдете домой и наведете порядок.
— Правда?
— Конечно, нет! Пойдемте!
5
Не существует такой вещи, как «приватный разговор». Кто полагает, что это не так, глубоко ошибается. Джус знал это лучше чем кто бы то ни было. То, что вы говорите, может услышать любой, кто захочет. Это требует денег и техники, а у Камня, очевидно, было и то и другое.
Джус сидел в своей машине перед «Старбаксом» на углу Пятьдесят третьей улицы и Седьмой авеню. Мотор работал. Машина в этом месте — обычное для Нью-Йорка зрелище и едва ли привлечет внимание. И навряд ли кто-нибудь заметит в открытом окне небольшое устройство, посылающее невидимый лазерный луч в окно «Карнеги Дели». Джус не очень понимал, как это работает, но знал, что устройство «накрывает» окно серией импульсов.
