Грег Лумис - Секрет Юлиана Отступника

Фрэнсис, успокоившись, улыбнулся, ослепительно сверкнув зубами. Уроженец одной из терзаемых кровавыми раздорами стран западного побережья Африки, он поступил в семинарию, получив по ее окончании назначение духовно окормлять постоянно увеличивавшуюся африканскую общину в Атланте. Приняв католичество, Джанет, сестра Лэнга, невзирая на свою белую кожу, примкнула к его приходу.

Лэнг не придерживался никакой определенной религии, но с чернокожим священником они стали хорошими друзьями — по-настоящему, а не формально, как это бывает в большинстве случаев общения белых американцев и черных выходцев из Африки. Лэнг иногда говорил о себе как о жертве гуманитарного образования, тоскующей от обыденности своей деятельности. Его страстью были древняя история и языки тех времен, что прекрасно сочеталось со знаниями священника в области латинского языка и истории Средневековья. Перестрелка латинскими афоризмами началась у них как игра, а со временем вошла в обычай.

— Ну, что, вы созрели для десерта и кофе?

В глубине квартиры вырисовался силуэт Герт. Даже когда она оставалась в тени, нельзя было не заметить, что своей внешностью она могла бы осчастливить обложку любого мужского журнала. Или этикетку бутылки пива «Санкт-Паули герл», изготавливаемого в ее родной Германии. Рост — почти шесть футов — подчеркивал идеальную фигуру, для поддержания коей в прекрасном состоянии ей, казалось, не требовалось никаких усилий. Лазурные глаза и ниспадавшие на плечи волосы цвета свежей соломы вполне сгодились бы для немецкой туристической рекламы. Появляясь на людях, она привлекала к себе больше внимания, чем начальник объединенного штаба, явившийся на военную базу.

— Еще у нас есть свежеиспеченный штрудель, — добавила она с легчайшим, трудноуловимым акцентом, придававшим этой обыденнейшей фразе сексуальный оттенок.

Фрэнсис взглянул на Лэнга и закатил глаза.

— А я-то хвалил вашу стряпню…

— Но ведь я действительно делал салат, — фыркнул Лэнг.

Небольшой квадратный стол занимал изрядную часть помещения, выполнявшего в маленькой, с одной спальней, квартире одновременно роль и столовой, и гостиной. До появления в его жизни Герт Лэнг ел за похожим на низкую стойку бара барьером, отделявшим тесную кухню от «столовой». Стол внедрила Герт, купив его в одной из антикварных лавок; она время от времени любила их посещать. Он оказался одним из немногочисленных дополнений, появившихся в квартире Лэнга после смерти Дон.

Из-под стола вылез задорно виляющий хвост. Он принадлежал Грампсу, большой черной и, в общем-то, очень симпатичной дворняге. Первым хозяином собаки был Джефф, племянник Лэнга. Собака была единственным, что осталось после трагической гибели мальчика, и Лэнг твердо решил, что будет держать его у себя, невзирая на необходимость регулярно давать взятки швейцарам и консьержам, дабы те закрывали глаза на нарушение правил проживания в доме. Официально жильцам разрешалось держать животных раза в четыре меньше Грампса.

Произнесенное Герт слово «штрудель» сразу разбудило Грампса, и он ждал подачки. По его убеждению, она должна последовать от Фрэнсиса, несмотря на протесты Лэнга, всегда уверявшего, что собаке вовсе не требуется дополнительное угощение. Лэнг не сомневался, что, будь у него ребенок, священник столь же беззастенчиво баловал бы и его.

Фрэнсис наклонился над столом, втянул носом воздух, и лицо его расплылось в улыбке.

— Персик! Вы сделали персиковый штрудель?

Герт кивнула.

— Почему бы и нет? В Германии полно яблок, а персиков не так много. А здесь персиков больше, чем можно сбить с палки.

— Сбить палкой, — поправил Лэнг.

Герт лишь пожала плечами; она давно уже отчаялась овладеть всеми маленькими тонкостями английского языка.

— И вообще, кому придет в голову сшибать персики палкой?

Лэнг закатил глаза, а Фрэнсис даже и не попытался скрыть улыбку.

— Если все зависит от доступности продуктов, то, наверное, в следующий раз мы будем есть штрудель из арахиса, — не без язвительности заметил Лэнг и тут же получил от Герт ощутимый тычок локтем под ребра.

Прирожденный дипломат Фрэнсис тут же попытался сменить тему разговора. Он это делал виртуозно, почти так же легко, как звезда Национальной футбольной лиги уходит от полузащитника.

— Вам удалось получить разрешение на работу?

Герт, ужа начавшая резать пирог, подняла голову.

— Вчера прислали «зеленую карту». — И растерянно добавила: — Только она совсем не зеленая.

— Когда-то бланк на самом деле был зеленым. Потом он изменился, а название прижилось, — задумчиво пояснил Фрэнсис. — Значит, теперь…

Герт скорчила гримасу; Лэнг давно уже усвоил, что такое выражение свидетельствует об очередной трудности с идиоматическими значениями английских слов. Прямолинейность ее родного языка затрудняла ей восприятие американского сленга.

— Теперь, — продолжила она после непродолжительной паузы, — я учительница немецкого языка в Вестминстерской школе.

Фрэнсис восхищенно свистнул и принял от Герт тарелку с куском пирога. При желании эта порция могла заменить полноценный ужин.

— Вы начали с верхов. Это самая фешенебельная школа в городе.

Беседа внезапно прервалась; все погрузились в собственные мысли.

Нарушил молчание Лэнг.

— Ну и как, «Брейвс» повторят прошлогоднее достижение?

И Лэнг, и священник были ярыми болельщиками бейсбола.

— Если это вообще кому-то по силам, то Бобби Кокс это сделает, — ответил Фрэнсис, имея в виду менеджера атлантской команды. Немного помолчав, добавил: — Кто может быть одновременно умен, безумен, спокоен, бешен, верен и уклончив? Никто.

Лэнг задумался не более чем на секунду.

— Шекспир, «Макбет»?

— Прямо в яблочко.

— Ну, посмотрим. Сейчас лишь апрель. Я знаю, время рассудит всех. Конец венчает дело, и он придет.

Фрэнсис нахмурил брови.

— Тоже Шекспир? «Троил и Крессида»?

Оба мужчины наслаждались новой игрой: Шекспир применительно к бейсболу. Возможности здесь были бесконечны. Например, Лэнг упомянул о скандале, когда Роберто Аломар несколько лет назад плюнул в лицо судье, словами из «Ричарда III»: «Ты на меня плюешь?» Фрэнсис, раздраженный навязчивой и вездесущей рекламой пива, отозвался цитатой из второй части «Генриха VI»: «И вывеской пивных портрет мой сделай».

Герт с интересом следила за дуэлью.

— И что же будет дальше, Mein Herren? Гете и хоккей с шайбой?

— Юмор не самая логичная сторона человеческого бытия, — сказал Лэнг.

— Шекспир? — осведомился Фрэнсис.

— Мистер Спок, «Звездный путь».

— Кто-кто? — переспросила Герт.

Фрэнсис открыл было рот, но его остановил пронзительный телефонный звонок. Священник посмотрел на Лэнга.

— Могу поручиться, у кого-то неприятности.

Юридическая практика Лэнга состояла по большей части в защите преступников из числа деловой элиты со слишком липкими руками, бухгалтеров сомнительной честности и хитрецов, мухлюющих с налогами. Все это часто именовалось «преступностью в белых воротничках».

Лэнг поднялся и вытер салфеткой крошки с губ.

— Моих клиентов редко арестовывают субботней ночью — каждый из них может позволить себе нанять адвоката, способного договорится о добровольной явке в течение нормального рабочего дня. — Он кинул салфетку на стол. — Кроме того, я беру очень мало новых дел. Мне и работы в фонде по горло хватает.

Фонд. Точное название — Фонд имени Джанет и Джеффа Холт, благотворительная организация, финансируемая какой-то европейской компанией. С какой стати коммерческое предприятие — названия ее Фрэнсис ни разу не смог найти в списках какой бы то ни было фондовой биржи — взялось ежегодно выплачивать сумму, выражавшуюся десятизначным числом, в память погибшей сестры и племянника Лэнга, так и оставалось загадкой для священника. Еще таинственнее был тот факт, что Лэнг, уехавший из Атланты примерно в это же время в прошлом году, чтобы отыскать тех, кто был виновен в гибели Джанет и ее приемного сына, вернулся спустя несколько месяцев единоличным распорядителем невероятно богатого благотворительного фонда, тратившего сотни миллионов долларов только на устройство медицинского обслуживания детей в странах третьего мира.

Помимо фонда, Лэнг привез с собой еще и Герт, женщину, с которой, судя по всему, он был знаком еще до брака с Дон. Лэнг быстро дал понять другу, что любые подробности его былых отношений с этой женщиной, равно как и все, что касается фонда, не подлежат обсуждению[8].

Но не только это озадачивало Фрэнсиса. Существовал еще и тот факт, что Лэнг поступил учиться на юриста, когда ему было уже за тридцать, и никогда ничего не рассказывал о периоде, разделявшем то время, когда он учился в колледже, и началом его юридической практики.