Гарри Стейн - Серебряная пуля
— Я так долго добиралась сюда, а он держался со мной так холодно.
— Расскажите, — сказал Бернстейн. — Я слышал, что Кразас еще хуже. Но чего вы действительно должны опасаться, так это его манеры общения. Всегда готов поболтать о спорте, о старых фильмах, будто он твой лучший друг.
Барбара Лукас округлила глаза.
— Это чтобы вы подумали, что он на вашей стороне, а он сразу все донесет Ларсену?
— Вы правильно поняли, — кивнул Бернстейн.
— О ком нам еще следовало бы знать? — спросил Дэн.
— Вы хотите сказать: кого еще нам не следовало бы знать?
Наблюдая, как Бернстейн смакует ситуацию, Логан вдруг почувствовал, что он не случайно, а намеренно все драматизирует.
— Ну так о ком еще? — не отставала Барбара.
— Грег Стиллман.
Все удивленно замолчали.
Имя это не нуждалось в комментариях. Доктор Грегори Стиллман — известный специалист по раку груди, гордость института.
— Ну да, — усмехнулся Логан. — По-моему, кое-кто слишком преувеличивает.
Бернстейн запыхтел.
— Я же о характере, а не о достоинствах его как медика. Поговорите со старожилами — этот парень не пытается скрыть свой дурной нрав. Он думает, что другие его за это уважают. — Он сделал эффектную паузу, потом закончил: — Что они и делают.
Несколько минут спустя Логан вместе с Рестоном отошли к столу.
— Ты веришь его россказням?
Рестон пожал плечами.
— Трудно сказать. Может, парень просто старается произвести впечатление на красивую женщину. — Он улыбнулся. — Кто его за это осудит?
— Да и вообще, — сказал Логан, — если мы выжили в Клермонте…
Эта ремарка не требовала дальнейшего пояснения. Место, которое они только что оставили, являло собой своего рода минное поле, известное даже верхушке медицинских кругов тем, что молодые готовы были беззастенчиво заискивать перед старшими, но, когда доходило до дела, могли перерезать друг другу глотку. Еще гнуснее было то, что начальство в случае чего не гнушалось все свалить на подчиненных.
— Черт побери, да, — согласился Рестон. — Вряд ли найдешь местечко похуже. В Клермонте определяющий фактор — жадность, все живут ради денег, ради этакого горшка, набитого золотыми. А здесь…
— Здесь — ради науки, — закончил Логан его мысль.
Рестон рассмеялся.
— Я хотел сказать, что здесь единственный горшок — тот, в который мы справляем нужду.
— А чего ради ты сюда явился? Зачем тебе исследовательская работа? Ты не похож на книжного червя.
— Я? Я не переношу вида крови.
Логан рассмеялся.
— Думаешь, шучу? Когда я впервые увидел, как вскрывают труп, как электропилой бедняге снесли верхушку черепа, я понял — надо срочно искать что-то получше.
— Правда? А мне всегда было интересно на вскрытии.
— И еще, — сказал Рестон, оставив без внимания реплику Дэна, — я думаю, что, если долго заниматься клиникой, твоему мужскому «я» конец. Я люблю женщин, но если взять даже самую красивую в мире, о которой мечтаешь, обрядить ее в этот чертов больничный халат, высветить ярким светом каждый ее изъян, то, простите, вся любовь уйдет. Особенно если ты потом увидишь ее в прозекторской. После этого неделю не вспомнишь о сексе.
— Ну… — Дэн не знал, что на это сказать, но искренне оценил прямоту Рестона. Это было редким качеством, в особенности для тех, кто прошел Клермонт.
— Я уверен, здесь не придется страдать от вскрытия трупов. Похоже, это не входит в обучение.
— Надеюсь. Если задаться вопросом, для чего так много их вскрывали в Клермонте, — да для того, чтобы задницы сволочей администраторов были прикрыты!
— А разве это не главная задача Клермонта — прикрыть задницу? Каждый хочет выбраться оттуда без потерь.
Рестон кивнул.
— И как это тебе удалось?
— Сам не знаю. — Он подумал с минутку. — Понимаешь, ты там вынужден быть хорошим, а многообещающих обычно не трогают. На этом и держится их репутация…
— Я понял. То есть к тебе никто не цеплялся — ведь все видели, какой ты талантливый.
Логан улыбнулся. Этой фразой Рестон не собирался его обидеть, и Дэн это понял.
— Я хочу сказать, что и самому не надо нарываться. Можно быстро понять, кто главный, и стараться быть с ним в нормальных отношениях, помогать лечащим врачам. А не ходить и не сплетничать администрации.
— Да, пока не поймешь, что тебя уже обскакали. Видишь, теперь мы подошли к другой стороне вопроса. Это называется подобострастие.
— Нет, это осторожность. Есть разница.
— Не забывай о пациентах и никогда, даже на миг, не оставляй Элдриджа Грампа III в одной комнате с бывшим проводником спального вагона в коматозном состоянии. — Он помолчал. — А вообще, больница Клермонт хороша тем, что она годится для проверки, — я всегда могу проследить за пациентами по некрологам в «Таймс». Боже упаси, чтобы кто-то из них умер в еврейском Бруклине!
— Прекрасно, — согласился Логан. — Очень осторожно. Я, конечно, не претендую на бескорыстие, это было бы похоже на самоубийство. Но я не думаю, что когда-то насиловал свою совесть.
— Ну, хорошо, стратегическое подобострастие. Подобострастие с достоинством, — закивал Рестон, ухмыляясь. — Я тоже не делаю этого, не иду против совести.
Логан рассмеялся. Парень оказался задушевный.
— Ну что ж, тогда, надо сказать, здешняя учеба будет весьма ценной.
Рев мотоцикла прервал их беседу. Водитель надавил на клаксон, потом резко затормозил и остановился. Затянутый в черную кожу, в черном плексигласовом шлеме, он слез с сиденья и широким шагом направился в самую гущу собравшихся.
— Что за черт? Кто это? — прошептал Рестон. — Ничего себе — произвел впечатление.
— Стиллман! — позвал Сеф Шейн из патио, будто отвечая на заданный вопрос. — Убери эту проклятую штуковину с моей лужайки!
Стиллман снял шлем. Свекольного цвета лицо, густые черные волосы, слипшиеся от пота. На вид лет сорок, одутловатые щеки похожи на расплывшиеся куски теста, глаза с опущенными уголками выражают лень и спокойствие.
Несколько старших сотрудников немедленно окружили знаменитого онколога.
— Вас, ребята, я уже знаю, — объявил он громогласно. — Давайте посмотрим, есть ли у нас здесь свежие силы.
И началось шоу Стиллмана.
Он по кругу обходил новеньких, представляясь и обмениваясь с каждым несколькими словами. Вспомнив предупреждение Бернстейна, Логан удивился — этот человек совсем не похож на того, о котором ему рассказывали.
— Я читал ваши рекомендации, — сказал он, когда очередь дошла до Дэна. — Мы надеемся на ваш успех.
— Спасибо, сэр, — проговорил польщенный Логан. — Я попытаюсь не разочаровать вас.
— О’кей, не разочаровывайте. — Неожиданно его лицо осветила улыбка. — Если что-то нужно, я…
— Грег, цыпленок? — предложил Сеф Шейн, внезапно возникая рядом с ними и протягивая Стиллману тарелку с жареным цыпленком. Он улыбался. Но теплоты в улыбке не было.
Стиллман подцепил ножку.
— Почему бы и нет? — И начал жевать. Что-то неожиданно изменилось в нем. Глаза засветились каким-то особенным блеском, свойственным разве что молодым энергичным людям.
— Грег, а почему не грудку? Разве это не твоя специальность?
— Нет уж, не после того, как ты поимел с ней дело, Сеф. После тебя пациент обычно безнадежен.
Сеф посмотрел на гостя.
— По крайней мере, я не проводил экспериментов с риском для жизни.
— Да, конечно, — кивнул Стиллман, — только какой от них прок?
Логан был ошеломлен. Конечно, Шейн много выпил, но эти двое так откровенно ненавидели друг друга! Пожалуй, даже войны в Клермонте не подготовили его к такой схватке. И все это в открытую, на глазах у всех.
Стиллман с улыбкой повернулся к Дэну.
— А вам, доктор, не жарко в вашем наряде?
— Отстань от него, — резко сказал Шейн.
— А? — повторил вопрос Стиллман, не обращая внимания на Шейна.
Не зная, что делать, Логан осторожно кивнул.
— А мне жарко. — Стиллман быстро расстегнул кожаную куртку и швырнул ее к ногам Шейна. Потом туда же полетели сапоги и кожаные штаны. Он остался в трусах.
— Первое правило медицинского исследования, — объявил он, подняв, брови, — правило, которое все присутствующие здесь должны выучить: никогда не стесняйтесь поступить неправильно, опасаясь, что скажут люди. — Он бросил взгляд на Шейна. — Вы обнаружите, что большинство людей, включая и ваших коллег, — идиоты. — Он нырнул в бассейн и яростно поплыл к противоположному бортику.
— Вам, — прошипел Шейн Логану, — придется сделать выбор. — И вдруг, не раздеваясь, тоже бросился в воду, яростно пытаясь догнать Стиллмана.
* * *Двумя днями позже, в свой первый рабочий день, Логан приехал в институт к семи утра. И, хотя вводное заседание для новеньких было назначено на восемь тридцать, он боялся опоздать даже на минуту, чтобы не нарваться на замечания.
