Говард Рафэн - Двойная ложь

— Да, я знаю.

Она глянула мне через плечо:

— Так это кухня?

— Готова и ждет вас, — ответил я.

— Превосходно. Что ж, тогда начнем сеанс магии.

Я провел ее в эту самую непопулярную комнату моей квартиры. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы здесь освоиться.

— А вы не шутили, — сказала она, открыв холодильник и заглянув в него.

— Нет. Я же вам говорил — ледяная пустыня.

Сэм, развернувшись на каблуках, окинула взглядом кухонные шкафчики.

— Макароны, — сказала она.

Я открыл один из шкафчиков. На верхней полке — за предназначенным для микроволновки попкорном и парой банок с супом — лежала коробка вермишели.

Сэм взяла у меня коробку, вернулась к холодильнику, достала яйца, масло и баночку с каперсами. Потом открыла морозилку и принялась копаться в ней.

Я услышал: «Ага!» Сэм держала в руке упаковку филе.

— Теперь мне нужна большая миска и специи.

Я отыскал для нее миску, открыл круглый вращающийся шкафчик, в котором хранились разные пряности.

— Фартук понадобится? — спросил я.

— Мысль, пожалуй, неплохая, — сказала она.

Я нашел фартук, вручил ей.

— Так что же мы готовим?

— Блюдо без названия.

— Интересно. «Безымянная вермишель». Звучит неплохо.

Она чуть склонила голову набок.

— По-моему, тоже, — сказала она. — Название, снимающее с повара всякую ответственность.

Я, улыбаясь, облокотился на кухонный стол и принялся наблюдать за ее действиями. Мясо отправилось в микроволновку размораживаться. Яичные белки, пряности и часть каперсов — в миску.

— А вы, похоже, знаете, что делаете, — сказал я.

— Это одна только видимость, — ответила Сэм.

— Какая-нибудь помощь требуется?

Она на секунду задумалась.

— Можете открыть вино. У вас, надеюсь, где-нибудь припрятана бутылка на всякий случай?

— Да вроде бы, — сказал я.

На самом деле я знал точно — припрятана. Когда я ухожу в отпуск, многие пациенты дарят мне вино. За несколько лет у меня скопилось столько бутылок, что я не знал, куда мне их девать.

Я принес бутылку «каберне», вытащил пробку, наполнил два бокала.

— За безымянную вермишель, — сказал я.

Сэм подняла свой бокал.

— И за лучшие дни впереди, — добавила она.

Хороший повод для начала серьезного разговора.

— Послушайте, Сэм, в другом случае я сказал бы вам об этом во время нашего сеанса, однако в данных обстоятельствах лучше поговорить сейчас. Я обсудил ваше дело с одним моим другом. Он адвокат и…

Она не на шутку встревожилась.

— Вы ведь не назвали ему мое имя, правда? — спросила она тоном почти паническим.

— Нет-нет. Ничего такого, что могло бы выдать вас, я говорить не стал. Мне нужен был совет, как ваш муж может использовать давнюю попытку самоубийства, чтобы отказать вам в доступе к ребенку.

— И что сказал ваш друг?

— Ну, он хороший адвокат, однако семейным правом не занимается. Так что сказанное им ни в коей мере не окончательно. Он считает, что, если вы пойдете на процесс, у вас будут хорошие шансы выиграть его.

— На чем они основываются?

— На нескольких вещах: на времени, прошедшем после попытки самоубийства, на том, что, когда она произошла, вы не были матерью, и самое главное — на том, что теперь вы мать. И к тому же хорошая.

Услышанное, казалось, ошарашило ее.

— Предстать перед судом, вытащить все на свет божий… не знаю, смогу ли я это выдержать.

— Я думаю, сможете. А вот чего вам не выдержать, так это жизни, которую вы ведете сейчас.

Нас прервали три громких сигнала микроволновки. И тут мы оба заметили: нас разделяют всего несколько сантиметров. Наши руки соприкасаются, мы смотрим друг другу в глаза. Неотрывно.

У нее была прекрасная кожа. Полные губы. Мне хотелось поцеловать ее. Возможно, я и махнул бы рукой на профессиональную этику и сделал то, чего делать не следовало. Однако в этот миг я опустил взгляд и увидел слова, вышитые на переднике Сэм: ПОЦЕЛУЙ ПОВАРА. Этот фартук я подарил Ребекке.

Я отступил назад. Сэм выпустила мою руку.

— Что с вами? — спросила она. — Вы словно привидение увидели.

Так оно и было.

После этого мы оба могли бы ощутить неловкость. Но нет. Сэм закончила с готовкой. Мы ели, разговаривали, пили вино — вообще вели себя так, точно ничего не произошло.

Я рассыпался в похвалах безымянной вермишели Сэм, настоял на том, что приберусь и помою посуду, а потом увидел, что Сэм пытается справиться с зевотой.

— Думаю, мне уже пора быть в постели, — сказала она. — Вы не окажете мне услугу, не проводите до такси?

— Я поступлю гораздо благороднее, — сказал я. — Провожу вас до дому.

— Что за глупости. В этом нет никакой необходимости.

— И все-таки провожу. Во имя всеобщего джентльменства.

Она выставила вперед подбородок:

— Хорошо. Но имейте в виду, я живу в верхнем Вест-Сайде.

— Ой, напугали!

Она рассмеялась, взялась за сумочку. Я прихватил свой плащ и ее накидку. Мы вышли из квартиры, спустились на лифте, дошли до угла улицы и сели в такси.

— Пятьдесят шестая, угол Западной Восемьдесят первой, к западу от Центрального парка, — сообщила водителю Сэм. Я добавил, что поеду обратно. Машина тронулась.

Мы разговаривали о новых фильмах. Она смотрела их во множестве, я не видел почти ни одного.

Мы остановились на светофоре. За окном светилась вывеска какой-то студии йоги.

— Я действительно ненавижу его, Дэвид, — сказала она, когда загорелся зеленый и машина поехала снова.

— Потому вам и следует всерьез обдумать то, о чем мы говорили. Вы можете выбраться из этого… вместе с сыном.

— Послушать вас, так это проще простого.

— Просто не будет. Я знаю. Но я могу помочь вам пройти через это.

Такси остановилось. Угол 56-й и Западной 81-й.

— Дом, милый дом, — саркастически произнесла Сэм.

Я смотрел на ее особняк. Кирпичный, с колоннами. Высокие окна. Ящики для цветов. Прямо над входом — огромный каменный орел с распростертыми крыльями.

— Знаю-знаю, птичка великовата, — сказала она. — Скажем так: не я ее выбирала.

Она повернулась ко мне. Снова то же. Вблизи друг от друга, лицом к лицу. Искушение опять тут как тут. Хотя на этот раз отвернуться мне было легче. Опыт уже имелся.

— Ну что же, до четверга? — сказал я.

— Да, до четверга, — ответила она и собралась вылезать из машины.

— Подождите, я провожу вас до двери.

— Не надо. — Она улыбнулась и накрыла своей ладонью мою. — Спасибо, Дэвид. Спасибо за все.

Я смотрел, как она выходит из машины, идет к двери особняка. Она порылась в сумочке, нашла ключи, помахала мне рукой. Такси отъехало, но я еще успел в последний раз взглянуть на нее. На Сэм Кент. Такую красивую. Такую доступную.

Мою пациентку.

Две ночи спустя меня разбудил телефонный звонок. Времени было около двух тридцати. Я снял трубку.

— Алло?

На другом конце молчали.

— Алло? — повторил я.

И наконец послышался голос — голос Сэм.

— Я сделала это, — тихо сказала она.

— О чем вы? Что сделали? Ушли от мужа?

— Нет, Дэвид, — ответила она. — Убила его.

Я подскочил на постели.

— Сэм, где вы? — спросил я. И услышал тихий плач.

— Дома.

— Послушайте. Вы не трогали снотворное?

Ответа не последовало.

— Черт, Сэм. Отвечайте! — во все горло заорал я. Мне нужно было знать, не пытается ли она покончить с собой… снова.

— Это был единственный путь, Дэвид, — прошептала она. — Единственный.

Я услышал глухой удар. Телефон упал на пол.

ЧАСТЬ II

4

Трусы, майка, носки. Неудачно потянувшись за лежавшим на бюро бумажником, я скинул его на пол. Опустился на колени, чтобы подобрать его, и тут же ударился головой о выдвинутый ящик комода. И ничего не почувствовал. На ощущения у меня не было времени.

Могла ли она и вправду сделать это? Конечно, не могла.

Все, можно идти. Нет, погоди, — ключи. Я выскочил из спальни и бросился прямиком к столику у дивана. Маленькая керамическая чаша из Мексики. В ней я их всегда и держал. Ключи. Да где же они? Я обшарил всю кухню. Ключи лежали в пустом стакане, из которого я пил бурбон с водой.

Каждая секунда отнимает у нее кусочек жизни.

Я сорвал с вешалки пальто, захлопнул за собой дверь квартиры. Вниз на лифте, бегом мимо швейцара, крепко спавшего за своим столом. На улицу — я не поймал такси, а скорее бросился под колеса одного из них.

— Восемьдесят пятая, к западу от Центрального парка, — рявкнул я водителю. Постой, постой. Адрес был другим. — На самом деле мне нужна Восемьдесят…

Я умолк. Восемьдесят какая? Никак не мог вспомнить.

— В общем, поезжайте к Центральному парку и восьмидесятым, и как можно быстрее, — сказал я.