Джон Гришем - Повестка
Летом, в свободное от чтения лекций время, Рэю приходилось работать на отца – обычным клерком и, разумеется, без всякого денежного содержания. В городе он знал каждого юриста. По большому счету коллеги являлись глубоко порядочными людьми. Просто их было слишком много.
Форресту едва исполнилось пятнадцать, когда стало ясно, что он – яблоко, которое стремительно катится прочь от родного ствола. Привычки и наклонности брата диктовали Рэю необходимость не то чтобы пойти по стопам отца, но забыть о честолюбивых порывах и избрать для себя образ жизни, лучше всего характеризовавшийся двумя словами: аристократическая бедность. К окончанию первого курса юридического факультета он из духа противоречия твердо решил, что ни при каких условиях не останется в Клэнтоне. Набраться храбрости и заявить об этом отцу Рэй сумел лишь год спустя, после чего возмущенный судья восемь месяцев отказывался общаться с сыном. Когда Рэй получал диплом, его брат отправился за решетку. На торжественную церемонию выпуска судья прибыл с опозданием. Он уселся в последнем ряду и ушел очень рано, не удостоив первенца ни словом. Примирил их лишь случившийся с отцом острый сердечный приступ.
И все же покинуть Клэнтон Рэя вынудила отнюдь не погоня за деньгами. Участь адвокатской конторы «Этли и Этли» была обречена с самого начала: младший партнер только ждал случая вырваться из благодетельной тени старшего.
Личность судьи Этли оказалась непомерно значимой для маленького городка.
Обнаружив после непродолжительных поисков заправочную станцию, Рэй наполнил бак и выехал на шоссе. Двигатель «ауди» невозмутимо обеспечивал машине прежнюю скорость – сорок пять миль в час. Временами скорость падала до сорока. На вершинах холмов водитель тормозил, чтобы вдоволь налюбоваться пейзажем. Затем изучал дорожную карту, отыскивая пути объезда больших населенных пунктов. Спешить было некуда: так или иначе все дороги вели в Миссисипи.
Неподалеку от границы штата Северная Каролина Рэй увидел проржавевший рекламный щит, на котором старенький мотель хвастался своими удобствами: кондиционеры, кабельное телевидение, чистые и уютные комнаты всего за 29 долларов 99 центов в сутки. Похоже, вместе с кабельным телевидением сюда пробралась и инфляция, подумал Рэй, поговорив с портье: теперь номер обходился уже в сорок долларов. На первом этаже круглые сутки работало кафе. Проглотив на ужин безвкусные пельмени, профессор уселся на деревянную скамью у входа, раскурил сигару и принялся высматривать проносившиеся мимо редкие автомобили.
По другую сторону шоссе ярдах в ста от мотеля пустовал заброшенный кинотеатр. Когда-то зрители заезжали туда прямо на своих машинах. Вывеска с названием кинотеатра валялась в пыли, среди мятых пивных жестянок. Огромный экран стал серым, невысокие загородки по периметру давно покосились.
Такое же заведение имелось много лет назад и в Клэнтоне – у въезда в город, на обочине федеральной автострады. Принадлежало оно сети кинопроката, которая потчевала состоявшую в основном из молодежи аудиторию бессмысленными комедиями, фильмами ужасов и триллерами, предоставляя окрестным служителям церкви блестящую возможность читать каждый день в храмах гневные проповеди. В начале семидесятых порочный север решил превратить южные штаты в свалку низкопробной кинопродукции.
Подобно другим веяниям прогресса, порнография добралась до Миссисипи со значительным опозданием. Когда афиша кинотеатра объявила о выходе на экран «Группы поддержки»*, машины целую неделю без остановки проносились мимо. Но стоило менеджеру прибавить к названию фильма три жирных крестика, XXX, как автомобили начали сбрасывать скорость, а их водители направлялись в кафе, обмениваясь многозначительными, полными сладостных предвкушений взглядами. Первый сеанс состоялся в ночь с понедельника на вторник. Аудитория неистовствовала. Вечером вторника к окружавшим площадку кинотеатра зарослям потянулись группки подростков, причем почти у каждого на груди болтался бинокль. На следующий день полные негодования служители культа спешно организовали контратаку. Изощренной тактикой она не отличалась.
Последовав примеру борцов за гражданские права (ни малейшей симпатии у клерикалов они не вызывали), духовные пастыри собрали у шлагбаума кинотеатра небольшую группу воинствующих поборников добродетели. Человек пять или шесть размахивали написанными от руки лозунгами, остальные нестройно распевали церковные гимны, активисты заносили в блокнотики номера машин тех, кто намеревался попасть внутрь.
При всей своей незамысловатости мероприятие оказалось результативным: зрителей как ветром сдуло. Владельцы кинопрокатной компании предъявили церкви иск. Приверженцы пуританской морали не остались в долгу. Горожане ничуть не удивились, когда скандальная ситуация оказалась в ведении досточтимого Ройбена В. Этли, образцового прихожанина, выходца из семьи, построившей в Клэнтоне первый храм, и бессменного руководителя воскресной школы, слушатели которой еженедельно заседали в церковной трапезной.
Судебное заседание длилось три дня. Поскольку ни один из городских адвокатов не решился взять на себя защиту прокатчиков, интересы компании представляла крупная юридическая фирма из Джексона. Местные защитники горой встали на сторону Священного Писания.
Десятью годами позже, будучи уже студентом-второкурсником, Рэй ознакомился с вердиктом отца. В полном согласии с многочисленными прецедентами судья Этли подтвердил право протестующих выражать свое мнение – при условии не выходить за рамки закона. И, процитировав тут же решение Верховного суда страны по аналогичному делу, разрешил продолжить показ.
Юридически вердикт звучал безукоризненно. Политически же представлял собой форменный абсурд. Обе стороны остались неудовлетворенными. По ночам телефон в доме судьи разрывался от звонков, анонимные абоненты сыпали угрозами. С амвона Ройбен В. Этли был объявлен отступником. «Подожди до следующих выборов, пророчили святоши,– там посмотрим».
В редакции обеих городских газет, «Клэнтон кроникл» и «Форд-каунти тайме», приходили мешки писем, авторы которых гневно бичевали судью Этли за проявленное малодушие и потворство разврату. Когда нападки достигли апогея, судья заговорил. Весть о том, что воскресным утром в пресвитеранской церкви его честь намерен обратиться к согражданам, мгновенно облетела весь город. Уверенным шагом судья прошел по центральному проходу переполненного храма и поднялся на кафедру. Высокая худощавая фигура в строгом черном костюме мгновенно приковала к себе внимание аудитории.
– Судье, которого заботит не столько торжество справедливости, сколько успех на выборах, следует сжечь свою мантию и подать в отставку,– назидательно произнес он первую фразу.
Рэй и Форрест прятались в углу на заднем ряду балкона, в глазах у обоих братьев стояли слезы. Накануне они умоляли отца избавить их от необходимости присутствовать на проповеди, однако мольбы эти ни к чему не привели.
Ройбен В. Этли объяснил малоискушенным в юриспруденции слушателям, что, вне зависимости от личных взглядов и убеждений, судья обязан руководствоваться исключительно законом. На поводу у толпы идет судья слабый – чтобы подыграть избирателям и кусать себе локти, когда впоследствии они будут обжаловать его трусливые решения в высших инстанциях.
– Можете называть меня как угодно,– заявил он в полной тишине,– но трусости от меня вы не дождетесь.
Слова эти до сих пор звучали в ушах Рэя, стоявший в отдалении отец запомнился ему гигантом, Гулливером в окружении лилипутов.
Неделю спустя недовольные выдохлись, накал страстей поутих, и одиозный фильм вновь начал приносить в кассу кинотеатра баснословную выручку. На экране мастера восточных единоборств занимались изощренным мордобоем, многочисленные зрители были в восторге. Двумя годами позже судья Этли получил на окружных выборах свои обычные восемьдесят процентов голосов.
Швырнув окурок сигары в кусты, Рэй направился в номер. Ночь принесла долгожданную прохладу. Он распахнул окно и некоторое время вслушивался в негромкий шелест проносившихся по автостраде машин.
ГЛАВА 5
У каждой улицы своя история, у каждого дома своя память. Люди, которые были счастливы в детстве, могут часами разъезжать по улочкам родного городка, с трогательным умилением вновь и вновь переживая мгновения безоблачного прошлого. Подавляющее же большинство возвращается домой лишь по нужде и стремится побыстрее покинуть отчий кров. Проведя в Клэнтоне четверть часа, Рэй испытывал острое желание без оглядки бежать из городка.
Клэнтон изменился – и остался прежним. На обочинах ведущих в город дорог выросли уродливые кварталы построек из гофрированной жести и оборудованных под жилье трейлеров. Архитектурного надзора в округе Форд, похоже, не существовало. Владелец участка мог на своей земле строить все, что ему заблагорассудится, не утруждая себя получением разрешений, без уведомления властей, не ставя в известность о своих планах даже соседей. Бюрократической волокиты требовали лишь объекты типа свинофермы или атомной электростанции. В результате из года в год Клэнтон все больше напоминал беспорядочное нагромождение коробок для обуви.
