Наль Подольский - Сон разума
Судьба, несомненно, к ним благоволила, ибо подарила им целую неделю воистину счастливой жизни. Дух Большого Приключения давал ощущение полноты отношений, а сознание реальной опасности придавало особую остроту сексуальным занятиям. Сверх того им была предоставлена возможность повеселиться, правда посредством мрачноватой шутки.
Александр Петрович настаивал на соблюдении техники безопасности, и в дневное время они не ходили в город. Но через два дня им пришлось нарушить это правило ради выхода на почту. Зайти на рынок адвокат не позволил, но около почты некая предприимчивая девица торговала соблазнительно крупной черной смородиной, расторопно сворачивая кульки из местной газеты. Карина купила у нее один такой кулек и доверила его нести своему спутнику.
Придя домой, они высыпали ягоды в глиняную миску, и адвокат хотел выкинуть испачканный липким соком кусок газеты, но внезапно остановился и издал негромкий звук, напоминающий всхлипывание.
— Что с тобой? Тебе плохо? — испуганно спросила Карина и тут же поняла, что он задыхается от смеха.
— Ты была совершенно права, жизнь не скупится на висельный юмор, — смог он наконец выдавить из себя и передал ей обрывок газеты.
С опаской поглядывая на Александра Петровича, Карина расправила газету на столе. Текст гласил: «Вчера двое дорожных рабочих стали нечаянными свидетелями вооруженной стычки двух бандитских групп в окрестностях поселка „Уютное“. Как только началась стрельба, рабочие стали спасаться бегством, и бандиты, к счастью, не обратили на них внимания. На месте происшествия обнаружено три трупа с многочисленными пулевыми ранениями. По мнению одного из свидетелей, их противниками были лица кавказской национальности. В карманах убитых никаких документов не оказалось. Помимо оружия и внушительного запаса патронов, у них найдена бронзовая подзорная труба. Ведется следствие».
— Представляешь, сначала ты своей трубой довела азербайджанцев до белого каления, а потом подарила ее этим молодцам. История вышла какая-то древнегреческая, вроде троянского коня, только поизящнее.
Поддаваясь его заразительному веселью, Карина тоже начала было смеяться, но остановилась.
— Ты же понимаешь, этого я не имела в виду. И перестань хохотать, все-таки людей убили.
— Людей убили! — возмущенно повторил адвокат, мгновенно обретя серьезность. — А представь себе, что мы попали бы к ним в руки? Ведь они не стали бы тащить нас за две тысячи километров на показ шефам, но должны были дать гарантию, что из нас вытряхнули все, перед тем как прикончить. Представляешь, что это значит?
Карина слегка побледнела, а сам адвокат ощутил привычный неприятный холодок в спине. Подавив приступ страха, он добавил:
— Ручаюсь, их послужной список таков, что смерть от пули для них — облегченное наказание. Ты поступила гениально, — не иначе; ангелы-хранители надоумили. И еще вот в чем ты оказалась права: мистической одаренности в них нет. То есть не было.
— Ты убежден, что причиной всему — подзорная труба?
— Поставь себя на место азербайджанцев, — он снова развеселился, — приезжая леди сначала выслеживает их драгоценного министра и затем передает его с рук на руки убийцам-боевикам, ведь их профессия у них на лицах была написана… Воображаю, как пришлось попотеть нашему эстонскому другу, чтобы вывести разборку за пределы своей территории. «Восточные люди так легко возбудимы».
Он очень похоже воспроизвел акцент начальника службы безопасности, и Карина, более не сдерживаясь, упала на кровать и начала отчаянно, до слез в глазах, хохотать.
— Я полагаю, — его тоже одолел новый взрыв смеха, — скоро эту подзорную трубу можно будет опять купить на рынке.
— Пощади! Умоляю! — всхлипывала она, перекатываясь с боку на бок. — Со мной случится истерика!
Отсмеявшись, она еще несколько минут лежала молча, затем села и с надеждой в голосе спросила:
— Если враг истреблен, нам можно пойти сейчас искупаться?
— Нет, только вечером, — непреклонно заявил он, — осадное положение не отменяется. У нас нет гарантии, что в том же Судаке они не оставили резидента, так сказать думающего игрока. И не забывай о твоих усатых почитателях.
Впрочем, необходимость купаться только после заката ничуть не портила им жизнь, прогулки же по окрестностям они днем себе позволяли, инстинктивно выбирая маршруты восточного направления, подальше от вероятного противника.
Так они прожили еще несколько дней, пока при очередном визите на почту не получили телеграмму с довольно странным текстом: «Сонечка родила зпт но ребенок не мой».
— У него с головой все в порядке? — недоверчиво осведомилась Карина.
— Придется проявить осторожность, — рассеянно и слегка невпопад ответил он, — в таких делах каждая мелочь может быть сигналом опасности.
Домой Карина шла медленно, словно неохотно, опустив голову и выводя каблуками причудливые кренделя в рыхлом слое пыли на обочине, которую они уже привыкли считать своей.
— Карнавал окончен. Грустно.
— Да, очень грустно.
— Поедем, наверное, поездом? Во-первых, там нет списка пассажиров, и, во-вторых, не надо думать, куда деть пистолет.
— Вероятно, «во-первых» и «во-вторых» следует поменять местами? — улыбнулся он.
Не отреагировав на прозвучавшее в вопросе лукавство, она кротко согласилась:
— Можно и поменять.
Уже два часа спустя они покачивались в междугородном автобусе, который благополучно доставил их к вечернему поезду.
Опасения адвоката, что за двое суток езды он изведется от вынужденного бездействия и ужаса перед грядущим, не сбылись. Верная своим привычкам, Карина купила на вокзале еще пару романов, и от скуки в поезде они не страдали. Кроме того, Александр Петрович с приятным удивлением обнаружил, что в какой-то мере способен справиться со своей трусостью, — во всяком случае, страх не терзал его ежечасно и ежесекундно, как это бывало с ним ранее в гораздо менее крутых ситуациях. Короче говоря, в Петербург они приехали отдохнувшими и готовыми к решительным действиям.
Первым делом возник вопрос о жилье: о появлении в своих квартирах не могло быть и речи. Один из хороших приятелей Самойлова, композитор, разумеется преуспевающий, имел привычку жить за городом, в Доме творчества, до глубокой осени. Позвонив ему и убедившись, что в городе его нет, они отправились в Репино, где и застали искомую творческую личность гуляющей со своей таксой.
В Петербург они вернулись уже не бездомными людьми, а обладателями превосходной квартиры на набережной Фонтанки.
К Фавиловичу Самойлов успел как раз к окончанию рабочего дня. Карине очень хотелось сопровождать его в этой поездке, но он отказал ей в лаконичной форме:
— Техника безопасности!
Умелец встретил его спокойно, без удивления или смущения, из чего Александр Петрович заключил, что ничего страшного не случилось. Для разговора они, как обычно, вышли в коридор.
— Ну-с, дорогой Натан, не объясните ли вы, что сие означает? — строго спросил адвокат и предъявил ему странную телеграмму со словами «ребенок не мой».
Фавилович засуетился, стал волноваться, его очки тотчас запотели, так что он не мог разглядеть текста, но в конце концов недоразумение разъяснилось: он написал «ребенок немой», а противная девчонка на телеграфе все перепутала.
Было ясно как Божий день, что ошибку сделал он сам, ибо, по своей близорукости, писал почти на ощупь, но адвокат не стал уточнять эти обстоятельства, выяснив главное: поведение Фавиловича не вызывало подозрений.
Перейдя к делу, тот сообщил, что ему удалось подобрать подходящий к этой кассете декодер и переписать ее в стандартной системе, но звуковой дорожки на ленте не оказалось, на каковое обстоятельство он и позволил себе намекнуть в телеграмме.
— Звуковой дорожки не оказалось или не удалось обнаружить? — решил уточнить адвокат.
— Ее нет, понимаете, — нет и никогда не было, — опять разволновался его собеседник, — такая система записи, она раньше применялась в научной аппаратуре, там звуковое сопровождение вообще не предусмотрено. Я здесь ни при чем!
— Верю вам целиком и полностью, и, пожалуйста, не волнуйтесь. Давайте лучше посмотрим, что там записано.
Натан провел гостя в лабораторию и включил видеоплейер. Сначала они смотрели все подряд, а потом стали прокручивать ленту в убыстренном темпе, лишь иногда снижая скорость до нормальной.
То, что они видели, никак нельзя было назвать интересным кинофильмом. Действие происходило в одном и том же врачебном кабинете и представляло серию сеансов гипноза с разными пациентами. Адвокат насчитал одиннадцать эпизодов, — впрочем, из-за ускоренной прокрутки он мог на одну-две единицы ошибиться. Сценарии повторялись с монотонной педантичностью. Довольно упитанный врач приглашал очередного пациента к столу и делал какие-то записи, затем вводил пациента в гипнотическое состояние. После этого он с некоторыми просто беседовал, насколько можно было понять при отсутствии звука, медленно и раздельно повторяя недлинные фразы, другие же под гипнозом проделывали различные несложные операции — ложились на пол, переносили с места на место предметы, перепрыгивали или перелезали через составленные сиденьями друг к другу стулья, а один даже стрелял из пистолета последовательно в стул, во врача и в собственную голову, — естественно, без каких-либо неприятных результатов. Все пациенты были средних лет или несколько старше, большинство — в пиджаках и при галстуках, но раза два мелькнули люди в свитерах и раз — в джинсовом костюме. Иногда врач, выведя пациента из транса, удалялся, а пациент, оставшись в одиночестве сидел позевывая — или слонялся по кабинету и вдруг, сам по себе, без участия врача, вновь входил в состояние гипноза и проделывал те же операции, что и в начале сеанса.
