Майкл Роботэм - Пропавшая
Теперь она работает в отделе сопровождения – присматривает за послами и дипломатами, а также обеспечивает защиту свидетелей. Возможно, поэтому она сейчас здесь – чтобы защищать меня.
Когда мы выезжаем с парковки, Али смотрит на меня в зеркало, ожидая, узнаю ли я ее.
– Расскажите мне о себе, констебль.
У нее на переносице появляется морщина.
– Меня зовут Алиша Барба. Я работаю в отделе сопровождения.
– Мы раньше не встречались?
– Э… да, сэр, вообще-то вы были моим начальником.
– Подумать только! Это одно из трех преимуществ амнезии: помимо того, что я могу прятать от себя самого пасхальные яйца, я еще каждый день знакомлюсь с новыми людьми.
После долгой паузы она спрашивает:
– А в чем третье преимущество, сэр?
– Я могу прятать от себя самого пасхальные яйца.
Она смеется, и я щелкаю ее по уху:
– Конечно, я помню тебя, Али Баба, гроза разбойников.
Она робко улыбается мне.
Из-под ее короткой куртки видна кобура. Это карабин МР5 А2. Странно видеть ее вооруженной, ведь так мало сотрудников муниципальной полиции имеют лицензию на ношение оружия.
Проезжая на юг мимо Виктории, через Уайтхолл и по набережной Темзы, мы минуем парки и сады, заполненные служащими, которые завтракают, сидя на траве, здоровыми девушками, на чьих юбках играет осеннее солнце и свежий воздух, мужчинами, дремлющими подложив под головы пиджаки.
Когда мы поворачиваем на набережную Виктории, я бросаю взгляд на Темзу, скользящую вдоль гладких каменных берегов. То сужаясь, то расширяясь, она несет свои воды под львиными головами и фигурами горгулий, украшающими мосты, мимо Тауэра к Кэнэри-уорф и Розерсхит.
Али останавливает машину в маленьком переулке возле станции «Кэннон-стрит». Семнадцать каменных ступеней ведут вниз к узкому каменистому пляжу, медленно обнажающемуся под отливом. При ближайшем рассмотрении оказывается, что пляж устлан не гравием, а черепками, обломками кирпича, строительным мусором и осколками стекла, отполированными водой.
– Здесь вас обнаружили, – говорит Джо, перемещая руку вдоль горизонта, пока его палец не упирается в желтый заржавленный буек.
– Мэрилин Монро.
– Что-что, простите?
– Ничего, это я так.
У нас над головой набирают и сбрасывают скорость поезда – на мосту железнодорожная станция.
– Говорят, вы потеряли около четырех пинт крови. Из-за холодной воды процессы в организме замедлились, что, возможно, и спасло вас. Вы также сохранили ясность сознания, позволившую наложить жгут из ремня…
– А что лодка?
– Ее нашли только утром, к востоку от Тауэр-бридж. Припоминаете?
Я качаю головой.
– В ту ночь был прилив. Вода поднялась на четыре фута выше, чем сейчас. Скорость течения составляла примерно пять узлов. Учитывая потерю крови и температуру тела, вы были ранены тремя милями выше по течению…
Плюс-минус тысяча других возможностей, говорю я себе, хотя и понимаю, чего он добивается. Джо пытается вернуть меня в прошлое.
– У вас на брюках были кровь, глина, ил и следы бензина и аммиака.
– Мотор у лодки работал, когда ее нашли?
– Кончилось топливо.
– Кто-нибудь сообщал о выстрелах на реке?
– Нет.
Я смотрю на воду отвратительного коричневого цвета, в которой плавают листья и водоросли. Когда-то здесь были главные ворота города: здесь рождались состояния, сообщества, возникали споры о границах, здесь оживали давняя зависть, былые битвы и старинный фольклор. Жизнь била ключом. А теперь можно застрелить трех человек на расстоянии всего нескольких миль от Тауэр-бридж, и никто ничего не заметит.
К нам приближается бело-голубой полицейский катер. На сержанте оранжевый костюм и бейсболка, а также спасательный жилет, который делает его туловище похожим на бочонок. Протянув руку, сержант помогает мне подняться на борт.
Али нацепила панаму, словно мы собираемся на рыбалку.
Мимо проходит туристический катер, и нас покачивает на волнах. Камеры и фотоаппараты запечатлевают нас в качестве элемента великолепных лондонских декораций. Сержант заводит мотор, и мы, развернувшись против течения, направляемся к Саутуорк-бридж.
Поворачивая, река течет быстрее, спеша мимо гладких каменных стен; волны раскачивают пришвартованные лодки и разбиваются об опоры мостов.
Молодая девушка с длинными темными волосами проплывает под мостом на одновесельной лодке. Ее спина напряженно согнута, на руках блестит пот. Я смотрю ей вслед, потом перевожу взгляд на здания и небо над ними. Высокие белые облака словно нарисованы мелом на голубом фоне.
Колесо Миллениума[18] больше похоже на космический объект, чем на приманку для туристов. Невдалеке на скамейках сидит группа школьников – девочки в клетчатых юбках и синих чулках. Мимо них по набережной Альберта проносятся бегуны.
Не помню, ясно ли было той ночью. В Лондоне из-за фонарей и дыма нечасто видны звезды. Обычно над головой появляется полдюжины бледных точек, да иногда на юго-востоке виден Марс. Облачной ночью некоторые участки реки, особенно те, что находятся напротив парков, погружены в темноту. Ворота в парках закрывают на закате.
Сто лет назад некоторые зарабатывали на жизнь, вылавливая трупы из Темзы. Спецы знали каждый водоворот, каждый омут, где может всплыть утопленник. Им были известны все места швартовок, все лодки и баржи, стоявшие на приколе.
Когда я только перевелся в Лондон из Ланкашира, меня направили в речную полицию. Мы вылавливали из Темзы по два трупа в неделю. Как правило, это были самоубийцы. После подобной работы везде мерещатся потенциальные утопленники: они перегибаются через перила мостов, вглядываются в глубину. Такова природа реки – вода может смыть все твои надежды и стремления или, наоборот, унести прочь все беды.
Пуля, проделавшая дырку в моей ноге, летела с большой скоростью: пуля снайпера, стрелявшего со значительного расстояния. Значит, было достаточно светло, чтобы меня разглядеть, или же он воспользовался прибором ночного видения. Он мог находиться где угодно в пределах тысячи ярдов. С расстояния пятисот ярдов угол отклонения составляет всего дюйм, но этого бывает достаточно, чтобы не попасть в голову или сердце.
В меня стрелял не простой наемный убийца. Не многие обладают такими возможностями. Обычно киллеры убивают с близкого расстояния, из засады, или, например, стреляют через стекло, когда машина стоит на светофоре. А этот действовал иначе. Он лежал, распластавшись, не двигаясь, прижавшись лицом к прикладу, поглаживая курок… Снайпер похож на компьютерную систему, ему нужно учитывать расстояние, скорость и направление ветра, температуру воздуха. Он наверняка прошел обучение – возможно, в армии.
Оглядывая неровную линию заводов, подъемных кранов и жилых кварталов, я пытаюсь представить себе, где прятался стрелок. Скорее всего, он находился выше меня. Попасть в цель на воде нелегко. Порыв ветра или качание лодки могли вызвать промах. А вспышки от выстрелов обнаружили бы его местонахождение.
Отлив продолжается, река словно усыхает, обнажая островки ила, где чайки дерутся за какие-то объедки в тине, и остатки старых опор, торчащие из дна, как гнилые зубы.
Профессор явно чувствует себя не в своей тарелке. Думаю, скорость и вода – не его стихии.
– Почему вы были на реке?
– Не знаю.
– А вы подумайте.
– Я с кем-то встречался или за кем-то следил.
– За кем-то, у кого была информация о Микки Карлайл?
– Возможно.
Зачем встречаться на лодке? Странное решение. Хотя ночью, когда заканчиваются все развлекательные поездки, река – пустынное место. Здесь можно легко скрыться.
– Зачем кому-то понадобилось в вас стрелять? – спрашивает Джо.
– Возможно, вышла ссора или…
– Или что?
– Или же прятали концы в воду. Мы не нашли тел. Возможно, этого и не предполагалось.
Господи, как же это изматывает! Я хочу засунуть пальцы в черепную коробку и надавить на ее содержимое. Мне нужен ключ к разгадке, а он спрятан во мне.
– Мне нужно видеть лодку.
– Она в Уоппинге[19], сэр, – отвечает сержант.
– Так отвезите меня туда.
Он небрежно поворачивает штурвал и прибавляет скорость, отчего корпус судна погружается глубоко в воду и нас окатывает фонтан брызг. Капли летят на ресницы Али, и она поглубже надвигает панаму.
Через двадцать минут, пройдя милю вниз по течению от Тауэр-бридж, мы оказываемся в штабе отдела содействия водным службам.
Моторная лодка «Шармэйн» вытащена на сушу, водружена на деревянные балки и окружена лесами. Издали сорокафутовая лодка выглядит очень опрятной: рулевая кабина из лакированного дерева, медная отделка. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что окна разбиты, а палуба выщерблена. Бело-голубая полицейская лента натянута между перилами, маленькие белые флажки отмечают следы от пуль и другие примечательные детали.
