Стивен Кинг - Ярость

Долгая пауза. Наконец:

— Что происходит, Деккер?

Я немного подумал, затем сообщил:

— Кажется, я сошел с ума.

Еще одна пауза. Затем:

— Что ты наделал?!

Звучит риторически. Я посмотрел на Теда. Он кивнул.

— Мистер Денвер?

— Кто говорит?

— Тед Джонс, мистер Денвер. Дело в том, что у Чарли пистолет. Он держит нас здесь в качестве заложников. Он убил миссис Андервуд. И мистера Вэнса тоже, я полагаю.

— Да уж, можете не сомневаться, — подтвердил я.

— О… — только и смог вымолвить мистер Денвер.

Сара Пастерн хихикнула.

— Тед Джонс?

— Да, я слушаю.

Голос Теда звучал уверенно и в то же время несколько отстраненно. Его манера говорить восхищала меня.

— Кто находится в классе, кроме вас с Деккером?

— Секундочку, — ответил я. — Подождите, я оглашу список. Я открыл журнал миссис Андервуд и начал читать:

— Ирма Бейтц?

— Я хочу домой! — отозвалась Ирма. 

— Прекрасно, она здесь. Сюзанн Брукс. 

— Здесь.

— Нэнси Каски?

— Здесь.

Я дочитал до конца. Двадцать пять фамилий. Отсутствовал только Питер Франклин.

— Что с Питером? Он убит? — спокойно спросил мистер Денвер.

— У него корь, — крикнул Дон Лорди.

Ребята захихикали. Тед нахмурился.

— Деккер?

— Да.

— Когда ты отпустишь их?

— Не сейчас.

— Почему?

Голос Денвера был усталым, чувствовалось, как тяжело этому человеку, и на секунду мной овладела жалость к нему. Но я немедленно подавил в себе это ненужное чувство. Это похоже на игру в покер, когда кто-нибудь выигрывал всю ночь, загреб уже кругленькую сумму и вдруг остался ни с чем. И вам становится жаль его, но нельзя поддаваться минутной слабости, нельзя бросать игру, иначе проигравшим будете вы.

— У нас с ребятами есть что сказать друг другу. Еще не все точки над «и» расставлены.

— Что это значит?

— Это значит, тебе придется смириться.

Кэрол Гренджер сделала круглые глаза.

— Деккер…

— Называй меня Чарли. Все друзья называют меня Чарли.

— Деккер…

Я показал классу руку со скрещенными пальцами.

— Если ты не станешь называть меня Чарли, я открываю огонь.

Пауза. Потом неуверенно:

— Чарли?

— Вот так лучше.

На задней парте Майк Гэвин и Дик Кин изо всех сил сдерживались, чтобы не рассмеяться. Некоторые ребята уже не скрывали улыбок.

— Ты будешь называть меня Чарли, а я тебя Том. Договорились, Том?

Долгое молчание.

— Когда ты выпустишь ребят, Чарли? Что тебе от них нужно?

За окном я увидел полицейские машины. Черно-белые из городского отделения и голубые — полиции штата. Джерри Кессерлинг, начальник управления с 1975 года (то есть с тех пор, как бывший шеф полиции Уоррен Телбот отдал Богу душу), регулировал движение автомобилей на дороге.

— Ты слышишь меня, Чарли?

— Да. Но ничего не могу ответить. Я и сам не знаю… Кажется, подъезжают новые копы.

— Да, мистер Вульф вызвал полицию. Не представляю, что здесь начнется. Полицейские вооружены. У них есть слезоточивый газ, Дек… Чарли. Зачем создавать себе лишние проблемы?

— Том?

Неохотно:

— Что?

— Надеюсь, тебя не затруднит оторвать от стула свою тощую задницу и сообщить этим джентльменам, что если им придет в голову применить газ, они об этом крупно пожалеют. Вы все должны понять, кто диктует правила игры. 

— Ну почему? Почему ты так поступаешь? В его голосе звучала бессильная злоба.

— Не знаю, — признался я, — но ведь это интереснее, чем говорить о бабах, Том. Наши дела тебя не касаются. Все, что мне нужно, это чтобы ты передал полицейским мои слова. Выполнишь мою маленькую просьбу, Том?

— У меня нет выбора, не так ли?

— Совершенно верно. Нет выбора. И еще…

— Что?

— Я не слишком тебе симпатизирую, Том, как ты уже мог заметить. Но сейчас, думаю, тебя это волновать не должно. Но стоит усвоить, что ситуация изменилась. И я не листок бумаги на столе, который можно смять и выкинуть в корзину. Ты это понимаешь?

Я повысил голос почти до крика:

— Ты понимаешь это, Том?

— Да, Чарли, — упавшим голосом произнес он.

— Нет, ты еще не все понял, Том. Но тебе придется зарубить это на носу. Сегодня мы почувствуем разницу между людьми и бумажками в папке. Что ты думаешь об этом, Том?

— Я думаю, ты тяжело болен, Деккер.

— Нет, «Ты тяжело болен, Чарли». Ты это хотел сказать, Том?

— Да.

— Так скажи.

— Я думаю, ты болен, Чарли, — механически повторил Денвер.

— Вот и прекрасно. А теперь иди и передай им мои слова.

Денвер прокашлялся, будто собирался что-то добавить, но ничего не произнес, и связь отключилась.

Я обвел глазами класс. Ребята переговаривались друг с другом, как всегда, и в классе стоял привычный шум. У каждого из них был отстраненный, слегка недоумевающий взгляд. Последствия шока. Наверное, похожие чувства испытывают люди, попадающие на войну: выброшенные неведомой силой из повседневной приятной полудремы, вы оказываетесь в иной реальности и видите настоящую кровь. Настоящую смерть. Ваш мозг отказывается это воспринимать, и остается только плыть по течению, надеясь, что связь с реальностью восстановится как-нибудь сама собой. Я смотрел на ребят, и неожиданно в памяти всплыл стишок, который нас заставляли учить в младших классах:

Вот опять звенит звонок,Начинается урок.К концу его мы в десять разЗнать будем больше, чем сейчас.

Интересно, чему мы научимся сегодня.

Желтые школьные автобусы подъехали к зданию. Ребята занимали места. Они вернутся домой, к своим родителям, к привычным делам, телевизору. А здесь, в шестнадцатом кабинете, учеба будет продолжаться.

Мне захотелось поболтать о чем-нибудь. Я слегка постучал пистолетом по учительскому столу, и наступила тишина. Все внимательно смотрели на меня. 

— Думаю, нам стоит поговорить.

— Наедине? — спросил Джордж Янек, мальчик с живым умным лицом. Он не выглядел испуганным.

— Да.

— Тогда выключи внутреннюю связь.

— Кто тебя тянул за язык, сукин сын, — отчетливо произнес Тед Джонс. Джордж удивленно обернулся к нему, но ничего не ответил.

Я встал и перевел рычажок в другое положение.

Затем обратился к Теду:

— Зря ты так, все равно я помнил об этом.

Тед ничего не сказал, только слегка усмехнулся: кажется, он заметил мою ложь.

— Прекрасно, — я повернулся к ребятам, — возможно, я сошел с ума. Но это еще не повод стрелять в кого-нибудь из вас, поверьте. Поэтому не бойтесь говорить все, что думаете. Например, кто-нибудь верит, что я могу начать стрелять?

На некоторых лицах было сомнение, но никто ничего не сказал.

— О'кей. Я действительно не собираюсь делать глупости. Мы просто будем сидеть здесь и говорить начистоту. Вытряхивая грязь из своих душ.

— Да, из миссис Андервуд ты уже вытряхнул все, что мог, — по-прежнему улыбаясь, произнес Тед.

— Я должен был так поступить. Не знаю, как это объяснить, но… Должен. К этому все шло. И мистер Вэнс. Я советую вам не принимать это близко к сердцу. Никто из вас, как я уже сказал, не получит пулю в лоб ни с того ни с сего, так о чем же беспокоиться?

Кэрол Гренджер неуверенно подняла руку. Она была хорошенькой и неглупой девчонкой. Такие поступают потом в самые престижные женские колледжи. Она наверняка будет произносить речь от имени выпускников этим летом. «Будущее в наших руках» или что-нибудь в этом роде. Я кивнул. 

— Когда мы сможем уйти, Чарли?

Я вздохнул и пожал плечами:

— Поживем — увидим.

— Но моя мама перепугается до смерти!

— Почему? — спросила Сильвия Рэгон. — Она же знает, где ты, не правда ли?

Засмеялись все, кроме Теда. Он по-прежнему улыбался, рассматривая меня в упор. Едва ли он хотел принимать участие в откровенном разговоре. Но почему? Борьба со всеобщим безумием? Мальчик, затыкающий пальцем пробитую плотину? Нет, едва ли. Это не его амплуа. Его стиль — не героизм, а, скорее, изящный уход в тень. Он единственный из известных мне людей покинул футбольную команду после трех головокружительных побед в прошлом году. Спортивный репортер в местной газете назвал Теда самым блестящем игроком за всю историю пласервилльской школы. Но он ушел из команды. Неожиданно и необъяснимо. Что удивительно, популярность его при этом нисколько не упала. Джо рассказывал, что когда совершенно обалдевшие ребята требовали хоть каких-нибудь объяснений, Тед сказал, что футбол — слишком тупая игра, и что он, Тед, найдет себе занятие получше. Я уважал его. Но почему сейчас он против меня, понять было сложно. Чтобы решить эту проблему, требовалось немножко подумать, но я не мог сосредоточиться. События развивались достаточно быстро.