Хэрри Грей - Однажды в Америке

Я поудобнее уселся в кресле и, хлопая руками в такт музыке, начал скандировать:

— Сни-ми е-ще! Сни-ми еще! Сни-ми еще!

Но она больше ничего не снимала и продолжала танцевать в чем была. Музыка кончилась, и она остановилась.

— Еще немного, — взмолился я. Она пожала плечами и поставила песню с начала. Я сидел, наблюдая за ее ритмичными, дразнящими движениями.

— Сейчас сними что-нибудь еще, — проканючил я.

— Что, вот это? — улыбнулась она.

— Да, пожалуйста, — прошептал я.

— В самом деле? — поддразнила она.

— Пожалуйста.

— Только для тебя, дорогой, — шепотом ответила она. — Я это сделаю только для тебя.

С улыбкой, одновременно и дразнящей, и страстной, она остановилась прямо передо мной, плавно покачивая бедрами. Лепестки ее губ приоткрылись.

— Дорогой, — выдохнула она, — я хочу вручить их тебе. Люби их нежно-нежно.

Она начала расстегивать застежку у себя на спине. Жарким, сухим от волнения голосом она прошептала:

— На, дорогой, возьми их. Они — твои.

И она бросила их мне на колени. Я ошеломленно поднял их. Это была прекрасно выполненная по форме и цвету пара накладных резиновых грудей. В немом оцепенении я изумленно таращился на нее. Она стояла в вызывающей позе, расставив ноги, уперев руки в бедра и пристально глядя на меня. Я перевел взгляд на ее грудь. Она была плоской. Да, она была такой плоской, какой только может быть плоская грудь безгрудой девки.

Я еще раз тупо посмотрел на накладки и швырнул их на стол. Они подпрыгнули.

— Ну-у? — вызывающе протянула она.

Я пожал плечами. Ко мне все еще не вернулся дар речи. Чуть погодя мне на глаза попался сверток, лежащий на столе. Я с ехидцей выдавил из себя:

— Этот сверток — тебе. Открой его.

Она с равнодушным видом развернула сверток, без всяких комментариев или эмоций изучила бюстгальтеры и примерила один из них на накладки. Затем с шаловливой улыбкой посмотрела на меня:

— Милашка, огромное спасибо. Они как раз по размеру.

И она протянула мне их для проверки.

— Ага, — проворчал я.

Улыбаясь и ласково глядя на меня, она подошла и взъерошила мне волосы:

— Мой милашка расстроился?

Я взглянул на нее, стоящую совсем рядом со мной, и подумал: «А с чего, собственно говоря, расстраиваться?» В своей зеленой широкополой шляпе, в длинных перчатках и белых атласных панталонах она была просто великолепна. Я с восхищением смотрел на нее. Она внимательно смотрела на меня большими зелеными глазами, пытаясь уловить мое настроение.

Я притянул ее к себе. Она продолжала теребить пальцами мои волосы. Потом поцеловала меня в щеку и промурлыкала:

— Ты очень сладкий, — и поцеловала опять. — Ты действительно не злишься на свою малышку за то, что она такая глупая?

— Злюсь? Я думаю, что ты милая и веселая.

Я поцеловал ее.

— А ты мне нравишься, — сказала она. — Ты такой выдержанный. Ты наверняка вообще никогда не злишься. — Она снова стала перебирать мои волосы. — Ведь правда?

— Никогда, — подтвердил я.

— У тебя такой характер, что ты и мухи не обидишь, верно?

— Конечно, — ответил я. — С моим-то характером.

Мне хотелось спросить, не приняла ли она нож в моем кармане, на котором сидела, за что-нибудь совсем другое.

— Ты мягкий человек, и я знаю, почему ты такой, — улыбаясь, продолжила она.

— Почему?

— Потому, что ты еврей. Еврейские мужчины всегда такие мирные и сдержанные.

— Да, — подтвердил я. — Они такие все без исключения.

— Ты мне нравишься. — Она поцеловала меня и промурлыкала: — А тебе нравится твоя девочка?

— Да. Ты мне нравишься. Ты милая и симпатичная.

Она мурлыкала, как котенок, и, не останавливаясь, перебирала мои волосы. Потом она покрыла мое лицо теплыми влажными поцелуями. Потом мы посмотрели друг на друга и дружно расхохотались. Она начала гоняться за мной по всему номеру и стукать меня своими резиновыми накладками по голове. Мы резвились до тех пор, пока совершенно не выбились из сил.

Она подобрала туфли, чулки, сумочку и платье и ушла в ванную. До меня донесся звук душа. Я растянулся на диване и стал ждать. Минут через тридцать она вернулась, приведя себя в полный порядок. На ее лице была свежая косметика. На ней была вся ее одежда, за исключением шляпы и перчаток. Ее роскошные черные волосы были тщательно уложены в величественную прическу.

— Ты прекрасна, как прекрасная королева.

— За это, Милашка, ты можешь поцеловать мою руку.

Я прижал ее гладкие пальцы к своим губам. Показав на проигрыватель, книжную полку и бар, я предложил ей занять себя самостоятельно и ушел в ванную. Торопливо приняв душ и одевшись, я вышел и позвонил Чико:

— Подавай сразу, как только все будет готово.

Через двадцать минут два официанта вкатили в номер накрытый столик. Весь остаток вечера мы соблюдали приличия и провели время за милой болтовней. Когда она собралась и подошла к двери, я открыл сумочку и засунул туда пятьдесят долларов. Она улыбнулась и, сделав реверанс, сказала:

— Благодарю вас, добрый сэр.

Уже в открытых дверях она остановилась и обернулась ко мне. Мы нежно взглянули друг на друга, и она бросилась в мои объятия. Я закрыл дверь, поднял ее на руки, отнес в спальню и выключил свет.

В половине пятого утра я встал, принял душ и оделся. Я уже собрался уходить, когда она открыла глаза. Увидев меня, она улыбнулась и, протянув ко мне руки, позвала:

— Милашка!

Я наклонился и поцеловал ее. Она еще несколько мгновений удерживала меня, а затем прошептала:

— Я люблю тебя, Милашка.

Еще ни одна женщина не говорила мне этого так просто и буднично, без какой-либо ненужной наигранности. Я сел на край кровати и погладил ее руку. Затем мы просто молчали и долго смотрели друг на друга. Черные волосы обрамляли ее немного бледное лицо. Ее тушь, румяна и губная помада почти стерлись и слегка размылись. Она улыбнулась и повторила:

— Милашка, я тебя люблю.

— Хочешь быть моей постоянной девушкой? — спросил я.

— Да, хочу, — ответила она.

— Хочешь жить здесь вместе со мной? — спросил я.

— Да, хочу, — сказала она. Я достал свой ключ и вложил в ее руку.

— Хорошо. После того как отдохнешь, привози свои вещи и устраивайся здесь. Я предупрежу регистратуру.

Она кивнула и сказала:

— Хорошо. Поцелуй меня.

Я поцеловали направился к двери.

— Я не знаю о тебе ничего, даже как тебя зовут, но я люблю тебя, Милашка, — произнесла она. Я остановился, уже взявшись за дверную ручку.

— А я знаю про тебя совершенно все.

— Правда? — удивленно спросила она. — А что ты знаешь про меня?

— Тебя зовут Ева Мак-Клэйн, ты очень славная, и я тебя люблю.

Я шагнул за дверь.

— Милашка, я люблю тебя… люблю тебя, — провожал меня ее шепот.

Глава 35

Я подкрепился в закусочной-автомате, поймал такси и доехал до Деланси-стрит. Друзья ждали меня в «кадиллаке» у входа в салун Толстого Мои. Рядом с Максом на сиденье лежал сверток.

— Виски с начинкой? — спросил я.

— Да. Две бутылки и дюжина стаканов.

— Ну что, можно трогать? — поинтересовался Косой.

— Давай поехали, — ответил Макс.

Мы оставили машину в гараже недалеко от Бродвея и пешком добрались до детективного агентства Зеспуса. Было начало седьмого. К нашему удивлению, агентство было уже открыто. За столом в приемной белобрысый малый читал какую-то газету. Макс вежливо произнес:

— У нас назначена встреча с мистером Зеспусом.

— Что-то вы, ребята, рановато. Он еще не скоро появится. — Белобрысый обвел нас взглядом и добавил: — Ищете работу?

Макс улыбнулся:

— Да, блондинчик, это то, что нам необходимо.

— Не надо называть меня блондинчиком, — раздраженно произнес парень. — У вас есть какой-нибудь опыт детективной работы по срыву забастовок? И вообще хоть какой-нибудь детективной работы?

— Конечно, блондинчик, — небрежно ответил Макс. — Мы только что окончили заочные курсы «Как стать детективом», состоящие из одного урока пониженной трудности. — Молотя эту белиберду, Макс обогнул стол и приблизился к белобрысому. — И знаешь, чему мы научились, блондинчик? — С этими словами Макс схватил испуганного юнца со спины, обхватив одной рукой вокруг талии и другой зажав рот. Он поднял его в воздух и, оттащив во внутреннее помещение, швырнул на пол. — Мы научились тому, что работу надо начинать с руководящих постов. Так что это заведение переходит в наши руки. Ладно, блондинчик? Ты не против? — вежливо закончил свою речь Макс.

— Что за дела? — зло ощерился белобрысый и, поднявшись с пола, бросился к выходу.

Макс достал его левой по челюсти, и белобрысый, отлетев к стене, сполз по ней на пол. Он был выключен так же надежно, как солнце за окном. Мы оставили его Там, где он лежал, и осмотрели все агентство. Оно состояло из трех комнат. Большая приемная была меблирована несколькими стульями, стоящими вдоль стен скамьями и столом, за которым мы застали белобрысого. Сразу за приемной располагались две комнаты средних размеров. Из одной в другую можно было попасть через дверь, не выходя в приемную. В одной из этих комнат находился большой стенной шкаф со сломанной пишущей машинкой. К другой примыкала тесная уборная.