Арсен Ревазов - Одиночество-12
Бенедикт Туинский
(выходя из корпуса)
В трапезную, пожалуйте, братья. В трапезную! Убирайтесь к такой-то матери отсюда!
Народ рассасывается. Авва и Бенедикт начинают обыск.
Авва Марий
Начнем с Доминика?
Авва и Бенедикт заходят в его келью. Келья освещается (факелами). В ней узкая кровать, столик для переписывания книг и табуретка. Рядом с дверью на гвозде висит огромный плащ с капюшоном. На задней стене – камин. Посреди кельи на полу лежит тело без головы.
Авва Марий
Господи, помилуй! Давай поднимем тело. Положим на постель.
Тело без головы с трудом поднимается и перекладывается. Авва осматривает тело, Бенедикт – келью.
Авва Марий
Бенедикт, крови нет. Если верить Галену, это означает, что голову отрезали уже у мертвого Доминика.
Бенедикт Туинский
Да. Или слили кровь в какой-то сосуд. Что маловероятно, так как ни капли ее не пролилось. Послушай, Авва! Я не могу найти голову. В этой келье ее нет.
Авва Марий
В каминной тяге смотрел?
Бенедикт Туинский
Камин в этой келье забит еще игуменом Иннокентием.
Авва Марий
Да-да. Он считал, что горный климат должен смирять плоть. Особенно зимой. И оставил по одному камину на этаже.
Бенедикт Туинский
Для блатных. Все верно. Дрова экономятся. Плоть смиряется.
Авва Марий
Голову отрезали большим ножом. Или мечом. Но ее не рубили. На шее два странных следа. Как будто от укуса змеи. Это странно. Я читал у Авиценны, что змея два раза подряд укусить не может… Ей нужны сутки, чтобы накопить яд. Интересно, кому все это было надо?
Бенедикт Туинский
Cui prodest.[94]
Авва Марий
Это понятно. Но кому?
Бенедикт Туинский
Авва, посмотри на рукопись, которую он затирал. Ты это любишь.
Авва Марий
(протягивает руку)
Рыцарский роман?
Бенедикт Туинский
Нет. Античные стихи. Но матерные. Катулл вроде бы?
Авва Марий
(смотрит)
Выучил ты, оруженосец, поэзию. Катулл…
(Читает)
Pedicabo ego vos et irrumaboAureli pathice et cinaede Furiqui me ex versiculis meis putastisquod sunt molliculi, parum pudicumnam castum esse decet pium poetamipsum, versiculos nihil necesse est…[95]
Н-да… Вот стирает Доминик, да упокоится душа его, Катулла. Которого, может быть, уже ни в одном монастыре не осталось. И записывает семьсот сороковую копию Августина о Граде Божьем. Я ведь покупаю им новый пергамент – сколько попросят. А они – все затирают и затирают. Определенно, палимпсесты следует запретить. Варвары!
Бенедикт Туинский
(осматривает содержимое кельи)
Варвары и жлобы. А еще гордятся своей библиотекой. Корпус для нее отгрохали размером с Колизей. Восьмиугольный. В нем сам черт ногу сломит.
Авва Марий
Оставим это. Ты что-нибудь интересное нашел?
Бенедикт Туинский
Маслянная лампадка, гусиные перья, две чернильницы – с красными и черными чернилами. Коробка с песком, пемза, будь она проклята, пластинка для проведения линий, маленький перочинный нож. Голову таким не отрежешь. Да и следов крови на нем нет.
Авва Марий
Что в плаще?
Бенедикт Туинский
(роясь в единственном кармане плаща Доминика)
Несколько хлебных корок, старые четки, какая-то тряпка, пергамент. Кажется это план нашего монастыря. Ну да. Вот библиотека. Вот собор. Вот твои покои. Вот огород. Вот рядом с ним этот проклятый Северный корпус. Не понимаю, зачем Доминику план?
Авва Марий
Клади план и книги в мешок. Нам пора в гости к Тенебрису.
Бенедикт Туинский
Думаешь, толстенький ленивец обезумел?
Авва Марий
Да ничего я не думаю. Проверить надо всех. Убийца – один из жильцов.
Авва и Бенедикт переходят в соседнюю келью.
Бенедикт Туинский
Ничего. Вообще ничего. Мышиное дерьмо, сломанная табуретка, несколько зерен проса и книга. Минутку… Как-то здесь подозрительно тепло. Камины нельзя топить по ночам!
Авва Марий
У Фомы – слабое здоровье. Кто из нас без греха? И кто из нас хочет, чтоб на нас стучали в Рим? По поводу и без повода…
Бенедикт Туинский
Идем к просветленному арабу из Толедо?
Авва Марий
Бенедикт! Знаешь, что говорится в сопроводительном письме про него? Когда на него снизошло просветление он сказал: «Отречение от всего оказывается высшим благом, смирение и пустота человеческого бытия – самой большой силой. Бог не может не войти в очищенную, опустошенную душу. Подлинная свобода есть свобода от мира, от себя и от Бога. И только тогда душа сливается с неизреченной Божественностью». Если даже он врет и никакого просветления у него не было, то не забывай: у нас каждый крещеный мусульманин – на счету. Хотя, конечно, испанские братья просили нас понаблюдать за ним. Не сводя глаз. Они ему не верят.
Бенедикт Туинский
А это он по-арабски сказал?
Авва Марий
Разумеется. Но перевел кто-то…
Бенедикт Туинский
Они же не могут толком с ним объясниться. Вот и не верят.
(залезает под тюфяк постели Мулиера и вынимает толстую книгу)
Хотя постой… Авва! Испанцы могут оказаться прозорливей, чем мы.
Авва Марий
(оживляется)
Что за книга?
Бенедикт Туинский
(Листает том in quarto)
Коран? Не знаю. Я же по арабски могу только говорить… «Уаэф, йа ма'ньяк. Идэк а-фо!»[96] А читать эту вязь… Нет, извините.
Авва Марий
Ладно. Попробуем разобраться. Бери книгу с собой. Второй этаж закончен. Пошли к нашим уродам.
Авва и Бенедикт спускаются на этаж ниже и заходят в келью служек. Авва прислушивается. Отчетливый скрип половицы. Он наступает еще. Скрип повторяется. Бенедикт наклоняется и руками отрывает доску.
Бенедикт Туинский
Тайник?! Авва! У этих проходимцев под полом целый клад. Это наша пропавшая утварь. Монастырская! Паникадило. Три золотых оклада. Серебрянные кубки, раз-два-три-четыре-пять. Бахрома. Крестов одних сколько! А вот твой алмазный перстень… Подарок императора. Помнишь, ты его хватился в прошлом году. И вот еще перстни!!!
Авва Марий
(Надевая перстень на руку)
Философы… Нестяжательство может порождать гордыню! Ты ведь, расследуя эти пропажи, грешил на крестьян?
Бенедикт Туинский
Грешил. Их по три сотни набивается на великие праздники. За всеми не уследишь! И люди они простые, бедные, так что…
Авва Марий
Зря грешил.
Бенедикт Туинский
Авва! Все мы грешим зря. Но итальяшки-то каковы? У папы крысятят! У папы!
Авва Марий
(резко переводит разговор)
Влезет все в мешок?
Бенедикт Туинский
Влезет. Я два взял. Как чувствовал.
Авва и Бенедикт распихивают возвращенное добро по мешкам.
Бенедикт Туинский
Пора к огороднику?
Авва Марий
Пора.
Бенедикт Туинский
Я тебе рассказывал про мой последний разговор с Фруктусом? У него тут в заморозки очередное лимонное дерево засохло. Я иду мимо. Он ругается, злой как собака. Я ему говорю: «Хватит деревья выращивать! Иди лучше книги переписывать!». А он мне «Я готов хоть дерьмо выращивать. Но ложную мудрость плодить не хочу». А еще из приличной семьи. Голубая кровь до седьмого колена. Недавно пытался загрузить меня идеей, что тяжело иметь чистую душу, не имея чистого тела. Предлагал мыться почаще.
Авва Марий
Правильно делал. Все циники из приличных семей. Мне он сказал, что самым полезным в библитеке являются черви. Книжные черви.
Бенедикт Туинский
Почему?
Авва Марий
Потому что их можно съесть. Если день не постный. А книгами – только подавиться. Диоген. Постаревшая золотая молодежь. Зато не лает, не живет в бочке и хорошо готовит.
Бенедикт Туинский
Говорит, что он лучший шеф-повар монастыря за 300 лет.
Авва Марий
Нескромно. Но проверить сложно.
Беседуя они заходят в келью Фруктуса и начинают ее осматривать. Бенедикт присвистывает!
Бенедикт Туинский
Смотри, Авва! Нож. Хороший кованный нож. И на нем следы крови. Кажется, свежие.
Авва Марий
(очень мрачно)
Где он лежал?
Бенедикт Туинский
Между столом и стеной. Зажат в щели. Как будто бы спрятан в спешке.
Авва Марий
(Совсем мрачно)
Плохо дело. Да, кровь свежая. Ищи голову.
Бенедикт Туинский
(После некоторой паузы)
Головы нет. И, наверно, уже не будет. Надо было обыскивать их всех перед выходом. Думаю, она давно уже валяется где-нибудь в ущелье. Под монастырским плащом можно полтела пронести. Не то что голову.
