Дин Кунц - Полночь
Затем вновь наступила тишина.
Сэм поднял револьвер, он готов был выстрелить в любой предмет, который сдвинется с места. Но все вокруг было неподвижно, ничто не нарушало тишины.
Этот вопль, этот странный крик ни в коем случае не могли издавать «призраки», которых он видел прошлой ночью из окна дома Гарри и которых описывала им Крисси. До этой минуты он больше всего опасался встречи именно с такими существами. Но теперь столкновение с новым чудовищем пугало еще больше.
Сэм выжидал. Больше не было слышно ни звука.
У него было необъяснимое чувство, что кто-то прислушивается к его шагам так же внимательно, как он прислушивается к шорохам в доме.
Сэм уже начал подумывать, не вернуться ли ему в дом Гарри, чтобы разработать новый план связи с ФБР. Мексиканская кухня, пиво «Гиннес» и фильмы с Голди Хоун – особенно «В полном разгаре» – теперь казались ему бесценными сокровищами, они были сейчас для него не надуманным смыслом существования, а удовольствиями настолько изысканными, что у него не было слов, чтобы описать их.
Единственной причиной, которая не позволила ему покинуть этот чертов дом, была Крисси Фостер. Он вспомнил ее сверкающие чистые глаза. Ее непосредственное детское лицо. Ее оживление и выразительность, с которыми она пересказывала свои приключения. Да, он, наверное, потерял Скотта, и, наверное, уже поздно что-то исправить. Но Крисси была еще жива в самых разных смыслах этого слова – она была жива физически, умственно, эмоционально, – и ее жизнь зависела от него, от Сэма. Никто другой не сможет спасти ее от обращения.
До наступления полуночи оставалось чуть меньше двенадцати часов.
Сэм прошел через гостиную и вышел в коридор. Он прижался спиной к стене в нескольких шагах от полуоткрытой двери в комнату, из которой доносились странные звуки.
В данный момент там раздавалось какое-то пощелкивание.
Сэм напрягся и приготовился действовать.
Звуки были негромкими и мягкими. Они совсем не были похожи на скрежет когтей по стеклу, который он слышал прошедшей ночью. Звук был похож скорее на щелканье контактов многочисленных реле, на звук от падения множества костяшек домино: щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк…
Снова стало тихо.
Держа револьвер обеими руками, Сэм ступил на порог комнаты и толкнул дверь ногой. Он шагнул в комнату и сразу же занял удобную позицию для стрельбы.
Жалюзи на окнах были опушены, и комната освещалась только светом от двух компьютерных экранов. На экранах были фильтры, они превращали изображение в черный текст на янтарно-желтом фоне. Из-за этого все предметы в комнате, на которые падал свет, как бы светились золотом. Перед терминалами спиной друг к другу сидели два человека.
– Не двигаться! – выкрикнул Сэм.
Люди за компьютерами никак не отреагировали. Они были настолько неподвижны, что сначала Сэм подумал, что они мертвы.
Необычное освещение в комнате с непривычки резало глаза. Когда глаза привыкли к этому свету, Сэм увидел, что люди за компьютерами не только неподвижны, но и мало чем напоминают обычных людей. Холодная волна ужаса судорогой прошла по его телу.
Голый человек, не обращающий никакого внимания на Сэма, был, по всей вероятности, Харли Кольтраном. Он сидел в рабочем вращающемся кресле на колесиках перед компьютером в правой части комнаты и был соединен с компьютером посредством двух кабелей в дюйм толщиной. Эти кабели, казалось, состояли из какого-то органического, телесного материала и светились как живые в янтарном свете экрана.
Они тянулись от компьютерного блока, с которого была снята передняя панель, прямо в грудную клетку мужчины, под его ребра, они сливались с кожей в одно целое. Они пульсировали.
– Боже праведный, – прошептал Сэм.
Руки ниже локтя, казалось, были полностью лишены плоти и кожи, от них остались только сверкающие золотом кости. Эти кости торчали из локтевого сустава подобно рычагам механического робота. Клеммы на концах костей плотно удерживали кабели.
Когда Сэм приблизился к Кольтрану, то увидел, что и суставы, из которых торчали кости, были не похожи на человеческие, кости были скреплены жестко и даже армированы металлическими прутьями. Сэм с ужасом наблюдал, с какой страшной силой вибрируют кабели. Если бы не захваты-руки, эти кабели давно порвались бы.
Беги отсюда.
Это шептал ему внутренний голос, он уговаривал его уходить, и как можно скорей. Но этот голос не принадлежал взрослому Сэму Букеру, это был голос Сэма-ребенка. Душа своим детским голосом призывала его спасаться, она звала его вырваться из этого ужаса. Крайняя степень ужаса, подобно машине времени, в одно мгновение перенесла его на много лет назад, в то забытое, но невыносимое состояние, в котором дети проводят часть своего детства.
Уходи отсюда, беги, беги, уходи отсюда.
Сэм изо всех сил старался не поддаться искушению.
Он хотел понять. Что здесь происходит? Что случилось с этими людьми? Почему? В какой связи это находится с «призраками», которые бродят по ночам в городе? Очевидно, что, открыв какие-то новые микротехнологии, Томас Шаддэк нашел способ изменять радикально и навсегда биологию человека. Общая картина была Сэму ясна, но, зная только это и больше ничего, он был подобен человеку, знающему, что в море водится рыба, но ни разу не видевшему ее. Под поверхностью факта скрывались глубины, полные тайн.
Уходи отсюда.
Ни мужчина, ни женщина, казалось, не замечали его присутствия в комнате. Непосредственная опасность ему, видимо, не угрожала.
«Беги», – шептал ему перепуганный насмерть мальчуган.
По янтарному полю экрана нескончаемым потоком" двигались цифры, символы, графики, таблицы самых разных типов и степеней сложности. Харли Кольтран неотрывно следил за ними, упершись взглядом в мигающий экран. Глаза его, однако, не имели ничего общего с глазами обычного человека, так как у Харли Кольтрана их вообще не было. Их сменили своеобразные сенсорные устройства: крошечные кристаллы из рубинового стекла, узлы тонких проводников, керамические пластинки с вафельным рисунком на поверхности.
Сэм держал револьвер в правой руке. Он больше следил за предохранителем, а не за спусковым крючком, он боялся, что, потеряв над собой контроль, начнет стрелять.
Грудная клетка человека-машины мерно вздымалась и опускалась. Рот был приоткрыт, и из него ритмично вырывался теплый воздух.
На висках и на шее мужчины было заметно биение частого пульса. Однако пульсирующие узелки были расположены не только там, но и в других местах, совершенно несвойственных обычному человеку: в центре лба, на скулах, в четырех точках на груди и на животе, на предплечьях. Сосуды в этих местах как бы приподнялись из плоти и выступали на поверхности кожи темными пульсирующими островками. По всей видимости, вся сосудистая система существа изменила свое строение и свойства, чтобы обслуживать новые функции организма. Еще более диким было то, что эти пульсы бились явно с разной частотой, словно у этого организма было два сердца.
Из полуоткрытого рта человека-машины раздался чудовищный вопль. От неожиданности Сэм вздрогнул и тоже вскрикнул. Это были те самые звуки, которые он слышал в гостиной и которые привели его сюда, но он раньше предполагал, что их может издавать только компьютер.
Сэм поморщился от электронного свиста, звеневшего в ушах, и внимательнее посмотрел на «глаза» человека-робота. Датчики явно были включены. Рубиновые кристаллы светились каким-то внутренним светом, и Сэм предположил, что они зафиксировали его присутствие, подобно приборам ночного видения или каким-то иным способом. А может быть, он ошибается, и Кольтран вовсе не замечает его, так как благодаря своему превращению он переместился в иную систему координат, и в этой системе Сэм не имеет никакой ценности, никакого значения.
Вопль стал стихать, затем внезапно прекратился полностью.
Не соображая, что он делает, Сэм поднял револьвер и с расстояния в восемнадцать дюймов прицелился в лицо Харли Кольтрана. Он сам не заметил, как снял револьвер с предохранителя и положил палец на спусковой крючок, готовясь к выстрелу.
Он колебался. В конце концов, Кольтран оставался, пусть в малой степени, человеком. Никто не знает, насколько добровольно он принял этот ужасный образ. Может быть, в этом превращении он нашел для себя счастье? Сэму было явно не по себе в роли судьи, не менее трудно давалась ему и роль карающего меча. Ведь сам он считал, что человеческая жизнь на земле ненамного отличается от ада, и, следовательно, он не мог не допускать, что Кольтран нашел из этого недостойного существования пусть странный, но выход.
Полуорганические поблескивающие кабели-сосуды, соединяющие человека с машиной, сокращались и подрагивали. Они бились, удерживаемые лишь захватами-руками.
Изо рта человека-машины вырывалось дыхание, в котором странным образом смешались запахи жареного мяса и перегретой изоляции.
