Дин Кунц - Полночь
Тессе совсем не хотелось разубеждать девочку и говорить ей, что враги спустились вовсе не со звезд. Ей очень нравилось слушать рассуждения Крисси. Тесса вдруг заметила, что левая рука Крисси тоже пострадала. Вся ладонь была расцарапана, на ней запеклась кровь.
– Это произошло, когда я спрыгнула с крыши над крыльцом дома пастора, – объяснила Крисси.
– Ты прыгала с крыши?
– Да. Представьте себе, это было так захватывающе. Это чудо-юдо, этот волк полез в окошко вслед за мной, и мне уже некуда было деваться. Я прыгнула и растянула себе лодыжку, а потом бежала через весь двор до калитки от этих тварей. Вы знаете, мисс Локленд…
– Называй меня просто Тесса.
Крисси никогда не называла взрослых по имени. Она какое-то время молчала, словно собираясь стоять на своем. Но потом решила, что отказывать в такой просьбе – это все-таки грубо, и продолжила:
– Хорошо… Тесса. Так вот. Я до сих пор так и не поняла, что же пришельцы собираются с нами делать,если мы попадем к ним в лапы. Может быть, они любят почки и для этого убивают людей? А может, они вовсе и не людоеды? Может быть, они просто запускают каких-нибудь особых насекомых в уши людей и эти насекомые пробираются в человеческий мозг, и он становится управляемым на расстоянии? В любом случае я правильно сделала, что спрыгнула с крыши и не попалась в лапы этим пришельцам.
Закончив с тогой, Тесса повела Крисси вниз. По пути она зашла в ванную комнату и заглянула в аптечку, чтобы выбрать какое-нибудь лекарство для расцарапанной ладони Крисси. В аптечке нашелся пузырек с йодом, пластырь и несколько ватных тампонов, которые пролежали здесь так долго, что упаковочная бумага успела пожелтеть. Но вата внутри осталась белоснежной, йод от времени также не пострадал.
Крисси села на край ванны, закуталась в тогу и стоически терпела, пока Тесса обрабатывала ей рану. Она не заплакала, даже не пискнула от боли.
Но рот у нее не закрывался:
– Так получилось, что вообще-то я падала с крыши два раза в своей жизни. Наверное, мой ангел-хранитель спасает меня и следит, чтобы я не разбилась. Первый раз я падала с крыши полтора года назад. Это было весной. Птицы, кажется, это были скворцы, построили гнездо на крыше конюшни. А мне обязательно нужно было посмотреть, как выглядят птенцы в гнезде. Так вот, когда родителей не было дома, я взяла лестницу и, дождавшись, когда мама этих птенцов улетела, быстренько забралась на самый верх. Ну, скажу вам, зрелище. Эти птенцы, оказывается, пока они еще не обросли перьями, уроды уродами. Конечно, не такие страшные, как эти пришельцы, но все равно лучше на них не смотреть. Они все какие-то морщинистые, у них на голове только клюв и глаза, а крылья – как сломанные руки. Если бы у людей младенцы выглядели такими уродами, я думаю, человеческая раса давно бы вымерла: никто бы не захотел видеть перед собой такое создание.
Тесса продолжала смазывать ладонь Крисси йодом, пытаясь скрыть улыбку. В какой-то момент она исподтишка взглянула на Крисси и увидела, что девочка зажмурилась и скорчила гримасу, стараясь не выдать криком, как ей больно.
– Так вот, вскоре вернулись папа и мама – скворцы, – продолжала Крисси. – Они увидели, что я добралась до их гнезда, и начали кричать и бросаться на меня. Я до такой степени испугалась, что сорвалась с лестницы и упала вниз. И совершенно, ну ни капельки не ушиблась, но упала прямо в кучу конского навоза. Вот уж тоже мало приятного, скажу вам. Я, конечно, люблю лошадей, но они были бы в тысячу раз прият-, нее, если бы научились для таких дел пользоваться картонками, как кошки.
Тесса была от этой девочки просто без ума.
Глава 20
Сэм навалился на стол локтями и внимательно слушал рассказ Крисси Фостер. Да, конечно, Тесса слышала крики «призраков» во время бойни в «Ков-Лодже» и мельком видела ноги одного из них. Гарри тоже не раз видел их, но на достаточно большом расстоянии, сквозь туман и ночью. Сэму тоже довелось увидеть двух «призраков» нынешней ночью через окно. Однако Крисси была единственной из присутствующих, кто встречался с ними лицом к лицу и неоднократно.
Но не только это привлекало внимание Сэма. Он был также увлечен ее живыми манерами, хорошим чувством юмора и богатством мимики. Девочка, совершенно очевидно, обладала немалой силой духа, у нее была не по годам сильная воля, без которой ей ни за что не удалось бы выжить нынешней ночью и утром. При всем при этом она сумела сохранить очаровательное впечатление непосредственности, ее воля вовсе не ожесточила ее. Она была из тех детей, глядя на которых понимаешь, что для жалкого человеческого рода еще не все потеряно.
Когда-то и его Скотт был таким ребенком. Именно поэтому Сэм любовался Крисси Фостер. Он видел в ней своего потерянного сына. Таким, каким он был до… превращения. Он смотрел на Крисси и слушал ее с таким острым чувством невозвратимой потери, что эта боль отдавалась в сердце и перехватывала горло. Он словно ожидал не только услышать от девочки нужную ему информацию, но и получить от нее ответ на вопрос, почему его собственный сын потерял разом и всю надежду, и всю свою непосредственность.
Глава 21
Спрятавшись в темноте подвала бывшей колонии «Икар», Такер и его стая не смыкали глаз, так как совсем не нуждались в сне для пополнения сил. Они просто лежали, свернувшись клубком. Время от времени Такер и другой самец совокуплялись с самкой, и во время этих соитий они, не жалея друг друга, царапались до крови. Им просто надо было ощущать запах свежей крови, чтобы удовлетворять свои инстинкты.
Темнота и замкнутость их бетонного убежища-склепа привели к тому, что Такер постепенно стал плохо ориентироваться в пространстве и времени. Он почти ничего сейчас уже не помнил о той части своей жизни, которая предшествовала вчерашнему превращению в зверя и ночной охоте. Он почти не осознавал себя как индивидуальность. Нельзя слишком выделяться, когда стая выходит на охоту, еще меньше причин для этого, если прячешься в темном уютном убежище. В этом замкнутом пространстве они были прежде всего стаей, единым организмом, в котором ни одна из частей не имела права на самостоятельность. Перед внутренним взором Такера проплывали образы диких, сливающихся с тенями существ, которые крадутся по ночным лесам и лунным полянам. Время от времени человеческие видения также появлялись в его сознании, но эти образы лишь пугали его, и он отгонял их подальше, чтобы вновь погрузиться в атмосферу охоты, погони и соитий. В этом мире насилия он переставал быть собой и принадлежал только своей стае. Он был лишь одним из краев одной большой тени, он был лишь одним отростком большого организма. Ему не надо было думать ни о чем, у него было только одно желание – чтобы его существование длилось дольше и дольше.
В какой-то момент он понял, что он уже выскользнул из своей волчьей формы, которая стала для него слишком тесной. Он уже больше не хотел быть вожаком стаи, в этой роли было слишком много ответственности, надо было хоть немного, но думать. А он хотел не думать совсем. Просто быть. Существовать. Ограничения любой физической формы казались ему нестерпимыми.
Он чувствовал, что второй самец и самка следили за его вырождением и брали с него пример.
Он чувствовал, как плавится его плоть, как растворяются его кости, как его внутренние органы и сосуды теряют свои формы и функции. Он опустился по лестнице эволюции, миновав стадию первобытной обезьяны, миновав стадию примитивных существ, выползших из моря на сушу миллионы лет тому назад, он опускался все ниже и ниже, пока не превратился в жидкую пульсирующую массу, в суп из протоплазмы, содрогающийся в темном подвале бывшей колонии «Икар».
Глава 22
Ломен позвонил в дверь резиденции Шаддэка, ему открыл Эван, дворецкий.
– Извините, мистер Уоткинс, но господина Шаддэка нет дома.
– Где он?
– Не знаю.
Эван был уже обращен в Нового человека. Ломен хотел действовать наверняка и выстрелил ему сначала два раза в голову, а затем два раза в грудь. Теперь дворецкий лежал на полу в прихожей, мозг и сердце его были уничтожены. Или правильнее было бы называть их процессором и насосом. В каких терминах нужно было говорить об этих существах? В терминах биологии или механики? Насколько они приблизились к машинам?
Ломен прикрыл входную дверь и переступил через тело Эвана. Он дозарядил свой револьвер и обыскал весь огромный дом комнату за комнатой, этаж за этажом. Он искал Шаддэка. Ломен надеялся, что им будет двигать всепоглощающее чувство мести, он будет сгорать от ярости, и успокоение придет только тогда, когда он увидит Шаддэка мертвым у своих ног. Но всех этих чувств он так и не испытал.
Смерть его сына не расплавила лед в его сердце. Он не испытывал ни раскаяния, ни ярости.
Им двигало лишь одно чувство – чувство страха. Он хотел убить Шаддэка, прежде чем сумасшедший гений превратит его в нечто еще более ужасное.
